Постепенно до меня дошло, что посетители нашего дома, такие как дядя Дуглас, должны были платить ей за возможность делать со мной, что они хотят. Хотя я всегда делал такие вещи для членов семьи бесплатно, мне все равно стало интересно, может ли это приносить какую-то пользу, несмотря на то что причиняло боль и я ненавидел это делать. Может, мама будет больше меня любить, если мне удастся заработать для нее немного денег? Если у меня будет хорошо получаться, рассуждал я, возможно, она даже позволит мне регулярно питаться и спать в теплой комнате, чтобы я был в хорошей форме и здоров и дольше смог бы работать для нее.
– Дядя Дуглас собирается забрать тебя на денек, – сказала она через пару недель после его первого посещения. Потом она еще долго орала, чтобы убедиться, что я понял, как сильно она меня накажет, если я не буду делать точно то, что велено, когда я буду с Дугласом.
– Тебе больше не будет больно, если будешь делать, как говорит мамочка, – сказал мне Амани, когда пришел забрать меня и отвести куда-то. Я кивнул, чтобы показать, что все понял. Я старался не смотреть на него. – Но если кто-нибудь узнает, – продолжал Амани, – я тебе глаза, на хрен, вырежу. Пошли.
Я покорно последовал за ним наверх, в ванную, без единой догадки о том, что может меня ожидать. Он приказал мне встать под душ и грубо помыл меня водой. Я думаю, он хотел избавиться от всех неприятных запахов от меня, включая запах его собственной мочи.
– Ну что, ты готов к этому, парень? – смеялся он. – Готов к продаже?
Я помню, как Уолли говорил мне, что никому не разрешается трогать меня в интимных местах. Он казался единственным человеком из тех, кого я встречал, который верил в это, так что я полагал, что он ошибался. Уолли не был похож ни на одного другого члена семьи, так что, возможно, это он был странным, а не они. В любом случае, теперь он ушел, так что, возможно, Амани, мама, Ларри, Барри и дядя Дуглас были в порядке, и мне просто нужно было смириться со всем, что они от меня хотят. Все в моей жизни причиняло боль, как физически, так и психически, и те годы, которые я провел, пытаясь справиться со всем этим, сделали меня немым, обозленным и несчастным. Я устал даже думать о своем положении, потому что от этого все равно ничего не менялось.
В тот день, когда дядя Дуглас пришел забрать меня, деньги открыто передавались из рук в руки в прихожей, но я не знал сколько, потому что не осмеливался смотреть куда-либо, кроме пола. Если бы мать заметила, как я смотрю на заключение подобных сделок, меня бы избили. Дядя Дуглас был так же мил с мамой, как и она с ним; любой посторонний наблюдатель подумал бы, что это за ней он приехал, так они друг с другом кокетничали. Пока он ждал в прихожей, мама затащила меня на кухню для «подготовительной беседы», как она это называла.
– Так, маленький бесполезный ублюдок, – прошипела она. – Точно выполняй все, что говорит дядя Дуглас. Он – мой лучший клиент, и если я узнаю, что ты не следовал его указаниям, когда ты вернешься, я тебя убью, на хрен! – Мать схватила меня за горло и уставилась мне в глаза: – Мы друг друга поняли?
Я кивнул, она вцепилась в мое запястье мертвой хваткой и отвела меня обратно к Дугласу. Он сжал мое запястье даже крепче матери. Я полагаю, он боялся, что я убегу, как только окажусь на улице.
– Когда ты хочешь, чтобы я привез его домой? – спросил он.
– Около восьми? – предложила она. – Развлекайтесь. Веди себя хорошо, Джо.
Любой, случайно услышавший их разговор, подумал бы, что мама провожает меня и моего любимого дядюшку на дневную прогулку в зоопарк. Дуглас улыбнулся мне, провожая к своему темно-синему «форду», даже открыл передо мной заднюю дверь, как будто действительно был моим дядей и мы на самом деле собирались вместе отлично провести выходной.
– Хороший мальчик, – ободряюще сказал он. – Забирайся. И пристегни ремень.
Когда он захлопнул за мной дверь и пошел садиться за руль, я запаниковал и предпринял отчаянную попытку вырваться на свободу. Я крутил ручку двери, надеясь убежать через нее. Не знаю, о чем я думал и куда мог убежать, но я точно не хотел ехать с Дугласом. Меня охватил панический страх, и все внутри сжалось, когда ручка повернулась, но дверь осталась плотно закрыта. Я как будто попал в кошмар, где не мог управлять ни тем, что меня окружало, ни тем, что со мной происходит.
Дуглас должен был слышать, что я пытаюсь сделать, но никак не подал виду, сев на свое место и снова улыбнувшись мне через плечо. Он отлично знал, что мне никак не выбраться из машины; когда мы тронулись, я заметил, что ручки для опускания задних стекол сняты. Словно я был заключенным, которого перевозят в полицейском грузовике из одной тюрьмы в другую.
Как только я понял, что сбежать мне не удастся, я решил не рисковать и не шуметь, чтобы Дуглас или мать меня не избили. Так что я сидел спокойно и ждал, что произойдет дальше. Я знал по прошлому опыту, что, если нагло на него взгляну или буду отбиваться, меня изобьют.
Я заметил, что перед ним лежит Библия. В последующие месяцы я обнаружил, что он всегда носит с собой экземпляр. Трудно представить, как вещи, прочитанные им в Библии, согласовались с тем, чем он занимался в жизни. Дуглас не был похож на человека, которого хоть иногда мучает совесть. Возможно, он убедил себя, что каким-то образом делает богоугодное дело. Всегда, когда он ждал кого-то и у него выдавалась пара свободных минут, он открывал Библию и читал несколько страниц из нее. Он часто бормотал что-то себе под нос в такие моменты, как делают чокнутые старики в парках. Может быть, Дуглас даже надеялся таким образом застолбить себе местечко в раю. Что ж, мечтать не вредно.
Поездка продолжалась около часа, и большую часть времени Дуглас говорил. Его голос становился то веселым, то злым, пока он рассказывал о вещах, которые любит делать с такими маленькими мальчиками, как я, и с маленькими девочками тоже. Я не хотел это слушать, но не был особенно шокирован его словами, потому что слышал подобное много раз из уст Амани, Ларри, Барри и других людей, которых Амани приводил ко мне в подвал.
Я думал, что знаю практически все о том, что такие люди, как дядя Дуглас, любят делать с детьми.
Когда мы подъехали к пункту назначения, он завел машину на укромную стоянку и начал на меня кричать, точь-в-точь как мама, объясняя, что, если я буду шуметь или плохо себя вести, он меня убьет. Достав нож из бардачка, он начал размахивать им в воздухе. Помня, каким жестоким он был у нас дома, я не сомневался, что Дуглас не преминет им воспользоваться. Он пугал меня не меньше матери или Амани.
Когда Дуглас решил, что достаточно меня запугал, он двинулся дальше, и через несколько минут припарковался на стоянке деревенского отеля. Он спрятал машину за углом, чтобы ее не было видно из здания, заглушил мотор, повернулся ко мне и последний раз предупредил, чтобы я ему не перечил, а потом показал пистолет, который держал в кармане. Я не уверен, был ли это настоящий пистолет, или только игрушка, но этого хватило, чтобы привести меня в ужас. Этого пистолета я испугался даже больше, чем ножа в бардачке.
– Если попытаешься сбежать, – сказал он мне, – я застрелю тебя и порежу на маленькие кусочки.
Я был так напуган, что почти описался.
Дуглас вылез из машины и с силой захлопнул за собой дверь. Потом открыл багажник и затем заднюю дверь, вытащил меня из машины и завел за нее, потом поднял на руки и бросил в багажник, словно старый чемодан.
– Не ерзай и молчи, – приказал он. – Услышу от тебя хоть звук – ты покойник.
Он хлопнул крышкой багажника, оставив меня дрожать в темноте и слушать его удаляющиеся шаги. Я думал, насколько мне хватит воздуха: задохнусь ли я до того, как он вернется? Сколько времени пройдет, прежде чем обнаружат мое тело? У меня было чувство, что я уже лежу в гробу.
Наверное, дядя Дуглас пошел зарегистрироваться в отеле и получить ключ от номера. Через несколько минут я услышал снаружи женский голос. На долю секунды я засомневался, не стоит ли позвать на помощь и не постучать ли в крышку багажника, но отказался от этой идеи, вспомнив, как убедительно звучали слова Дугласа, когда он говорил о моем убийстве, и подумав, что эта женщина могла быть его подругой, так же как мама. Голоса снова затихли. Спустя еще несколько минут снова послышались шаги.
– Здесь только я, – прошептал дядя Дуглас. – Все будет хорошо.
Он открыл багажник и вытащил меня. Я дрожал, но он, очевидно, тоже нервничал, оглядываясь вокруг вороватым взглядом.
– Будь хорошим мальчиком, тогда не будет больно, – сказал он. – Ты знаешь правила.
У него в руках был золотой ключ, прикрепленный к большому номерку на пластмассовом кольце. Дуглас поспешно вел меня через какие-то кусты к двери номера в швейцарском стиле, стоящего немного поодаль от остального отеля. Одной рукой он держал меня, а другой открывал дверь. Внутри была большая спальня с двумя кроватями. Дуглас закрыл и запер дверь за нами, потом задернул шторы и сразу повел меня в смежную с комнатой ванную. Потом он сказал мне раздеваться и забираться с ним под душ.
