– Это La Marseillaise! – закричал он, вскакивая на ноги.
– Да, – сказал Боб. – Это сюрприз для тебя.
Пока музыка продолжалась, мальчик был в восторге. Он хлопал, даже когда увертюра закончилась и оркестр перешел на «Звезды и полосы». Теперь насквозь промокшая толпа поднялась на ноги, пела, кричала и маршировала на месте. Грандиозное столпотворение.
Внезапно небо взорвалось разноцветными огнями – красными, зелеными, желтыми, голубыми.
– Смотри, папа, – кричал мальчик. – Les feux d’artifice! Фейерверк!
Боб поднял сына и посадил себе на плечо, чтобы ему было лучше видно. При этом он не мог не почувствовать, что хотя воздух был прохладный, мальчик казался странно теплым. Слишком теплым.
– Пошли, Жан-Клод. Вернемся к машине.
С ребенком на руках Боб направился к мосту. Жан-Клод был по-прежнему заворожен взрывающимися в небе разноцветными бомбами.
К моменту, когда они подошли к парковке у Массачусетского технологического института, Жан-Клод дрожал. Боб положил ему руку на лоб. Лоб был очень горячий.
– Пойдем ко мне в кабинет и переоденем тебя в сухое, – сказал Боб.
– Хорошо, – отвечал смиренно мальчик.
Мужчина открыл багажник, достал зеленый чемодан, и они поспешили к его корпусу.
Наверху отец вытер Жан-Клода бумажными полотенцами из мужского туалета. Мальчик неожиданно показался ему очень маленьким и хрупким: одни костлявые ноги и плечики. Мальчик весь горел.
– Принести тебе горячего чаю из автомата? – спросил Боб.
– Нет, я ничего не хочу, – отвечал Жан-Клод.
Черт, подумал Боб, сначала я накормил его до колик в желудке этой быстрой едой, а теперь еще и застудил до лихорадки. Хорош папаша.
И тут он понял: «Я не могу везти его в Лексингтон. Я не умею обращаться с больным ребенком». Он закутал его в свою ветровку и, стараясь сохранять присутствие духа, позвонил Шиле.
– Боб, где ты? Здесь дождь как из ведра.
– И здесь тоже, – отвечал он. – И сплошной туман. Я не мог посадить Жан-Клода в самолет в такую погоду.
– О, – произнесла женщина. И потом прибавила: – Я полагаю, это разумно.
Последовало молчание.
– Послушай, Шила, он насквозь промок, и мне кажется, у него температура. Я бы отвез его в больницу, но…
– Ему настолько плохо?
– Нет, я хочу сказать, я не уверен. Можно мне привезти его обратно, только на сегодняшний вечер?
Еще одна пауза.
– Боб, девочки очень расстроены. То, что они целый день сидят безвыходно, не способствовало улучшению. – Шила вздохнула. – Но я не думаю, что тебе следует дольше отсутствовать. Начинает казаться, что ты нас оставил.
Боб испытал огромное облегчение.
– Да. Еще только день-другой. Я хочу сказать, мы не можем отправить больного ребенка в путешествие. Ты не согласна?
Жена колебалась. Муж нетерпеливо ожидал.
– Я не думаю, что тебе следует отсутствовать дольше, – повторила Шила, избегая одной проблемы и обращаясь непосредственно к более важной: их семейной жизни.
Дорога была скользкая и темная. Боб гнал машину слишком быстро. Мальчику явно становилось хуже с каждой минутой. Жан-Клод сидел тихо, держась за живот и испуская время от времени едва слышные стоны.
– Включить радио? – спросил Боб.
– Хорошо…
Он включил, надеясь, что музыка как-то успокоит ребенка.
На шоссе было пусто. Буря разогнала даже дорожную полицию. Боб доехал да канала за рекордное время.
Чем ближе становился дом, тем сильнее бушевала непогода.
На повороте на Пиллгрим Спринг Роуд его занесло. К счастью, мужчина угодил в густую грязь и почти мгновенно снова овладел ситуацией.
Боб взглянул на мальчика. Жан-Клод даже не заметил, что чуть было не произошла катастрофа. Ребенок ничего не замечал и не чувствовал, кроме боли в животе.
Перед домом Боб резко затормозил. Дождь хлестал по ветровому стеклу. Мужчина вздохнул с облегчением: они добрались целыми и невредимыми.
Боб снова взглянул на мальчика. Глаза были закрыты, головой он прислонился к дверце.
– Мы приехали, Жан-Клод, – прошептал мужчина, гладя волосы ребенка. – Теперь все будет в порядке.
Мальчик не реагировал.
– Ты как? Ничего? – спросил Боб.
Мальчик кивнул.
– Ты можешь идти, или мне тебя понести?
– Я могу идти, – отвечал медленно Жан-Клод.
– Хорошо. Тогда я считаю до трех, каждый вылезает со своей стороны. И мы бежим к дому. Понятно?
– Понятно.
Боб посчитал до трех и вылез под дождь. Оглянувшись, он увидел, что дверца со стороны Жан-Клода открыта, и бросился под крышу к крыльцу.
Шила одна ждала в гостиной. Хотя с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло немногим больше суток, из-за взаимной неловкости казалось, что прошли годы. Она смотрела на мужа, пропитанного дождем и раскаянием.
– Ты в порядке? – спросила женщина.
– Да. А ты?
– Выживаю, – отвечала она.
– Где девочки?
– Я отправила их к себе. Не думаю, что сейчас подходящее время для конфронтации.
Шила смотрела куда-то через его плечо.
– Что не так? – спросил Боб.
– Где Жан-Клод?
– Он… – Боб обернулся. Мальчика нигде не было видно. – Боб повернулся к Шиле. – Может быть, он боится войти.
– Приведи его, – попросила женщина.
В темноте бури Боб ничего не различал. Потом вспышка молнии на мгновение осветила дорогу.
Мальчик лежал вниз лицом в нескольких шагах от машины. Дождь хлестал по его неподвижному телу.
– Боже мой! – ахнул Боб, бросился к мальчику и перевернул его.
– Жан-Клод без сознания! – крикнул Боб стоявшей на крыльце Шиле.
– Неси его в дом, я вызову врача.
– Нет – дело плохо. Я повезу его прямо в больницу.
В одно мгновение Шила оказалась рядом с ним под проливным дождем и глядела на ребенка. Боб его поднял, а она пощупала мальчику лоб.
– Он прямо-таки горит! – Шила открыла дверцу, и Боб осторожно положил сына на сиденье.
– Я поеду с тобой.
– Нет, иди в дом и позвони в больницу, чтобы их предупредить.
– Ты уверен?
– Иди, Шила, прошу тебя. – Боб был почти в истерике. Женщина кивнула и побежала к дому.
Из окна второго этажа две пары глаз следили за тем, как машина выехала со двора на дорогу. Джессика и Пола думали о том, что новая катастрофа вторглась в их жизнь.
Боб мчался в Хайаннис, не помня себя. Мальчик молчал. Дыхание его было коротким и частым. Лоб начал остывать. Когда он временами приходил в себя, то бормотал одно-единственное слово: Maman.
В приемном отделении был сумасшедший дом. В бурю на дорогах, где было полно возвращающихся домой отдыхающих, произошло больше несчастных случаев, чем это предусматривалось статистикой, но когда вошел Боб, держа на руках Жан-Клода, ему навстречу выбежал молодой озабоченный интерн.
– Несите его прямо в смотровую, – распорядился он.
Боб наблюдал за тем, как интерн проверил у Жан-Клода пульс и тут же начал пальпировать ему живот. Боб услышал, как он пробормотал: «О, дело дрянь». Ничего себе, диагноз, подумал Боб. Этот парень, должно быть, студент или что-то в этом роде. Мне нужен настоящий врач. Молодой человек приказал крутившейся около сестре:
– Поставьте ребенку немедленно капельницу, два грамма ампициллина и шестьдесят миллиграмм гентамицина. Приготовьте назогастральный зонд, и пусть кто-нибудь срочно найдет Джона Шелтона.
Сестра выбежала. Интерн достал термометр изо рта Жан-Клода и снова что-то буркнул себе под нос.
– Что с ним? – нетерпеливо спросил Боб.
– Давайте выйдем, сэр.
– Я сейчас вернусь, – сказал Боб Жан-Клоду, касаясь его ледяной щеки. – Ничего не бойся. – Мальчик слегка кивнул. Он выглядел до смерти испуганным.
– Итак, что? – спросил Боб, как только они вышли.
– Перитонит, – отвечал интерн. – Вся полость заполнена гнойной жидкостью.
– Что это значит, черт возьми?
– Лопнувший аппендикс. У него температура сорок с половиной. Необходимо оперировать как можно скорее. Мы послали за нашим лучшим хирургом. Мы думаем, что он в море на своей яхте…
– Есть здесь сейчас кто-нибудь? – спросил Боб, молясь, чтобы нашелся кто-то более компетентный, чем этот нервный молодой человек.
– Доктор Кит уже занят с больным. Тяжелая авария. К тому же он хирург-ортопед. Самое лучшее дождаться доктора Шелтона.
– А что мы делает тем временем?
– У него сильное обезвоживание. Я назначил ему внутривенное вливание. И большую дозу антибиотиков.
– А можем мы сделать что-то еще, пока мы ждем этого специалиста?
– Мы могли бы держаться поспокойнее, – подчеркнуто заметил интерн. – Может быть, вы бы его пока зарегистрировали…
– Да, – сказал Боб. – Хорошо. Спасибо. Извините.
– Имя и фамилия пациента? – спросила регистраторша.
Боб медленно назвал его по буквам.
– Адрес? – мужчина дал свой адрес.
– Род занятий?
– Ребенок, – саркастически отвечал Боб и назвал возраст мальчика.
– Вероисповедание? – Боб не знал. У регистраторши был недовольный вид.
