Мне хотелось выпустить их на свободу.
Пусть бегают по улице вокруг выставочного центра (ладно, может, по другим улицам – все-таки бегать у выставочного центра опасно), спариваются с не такими избалованными кошками и заводят котят – тогда родословная этих малышей не позволит попасть им на «Сьюприм кэт шоу», и их заберут домой какие-нибудь милые старушки, которым нужна компания.
На вопрос о том, насколько хорошо живется кошкам в ограниченном пространстве, заводчики часто отвечают, что «с породистыми все по-другому» и «им это вообще-то нравится». За время, проведенное на выставке, я от многих услышал такое мнение: люди считают, что вся эта шумиха кошке только на пользу – мурлыке нравится красоваться, и она хочет победить в своей категории не меньше хозяина. Конечно, коты – самодовольный народец, но мне трудно поверить, что из-за своего высокомерия они горят желанием отхватить награду «Лучший в окрасе» среди кастрированных полудлинношерстных у серебристо-черепахового мейн-куна по соседству.
Да и красноречивые взгляды заключенных в клетки выражали не просто обычное неодобрение, а скорее порицание. Они как будто говорили мне: «Что, и ты туда же? Понятно». Было ли этим животным дело до того, что их клетки обвивали мишурой или украшали в стиле «Завтрака у Тиффани»? Нравилось ли кошкам, когда хозяин поднимал их на обозрение толпе вместе с кубком и сертификатом в рамочке? Считали ли они, что постоянное нахождение в замкнутом пространстве и бесконечные поездки из Кардиффа в Ньюквей, Рипон и Эдинбург того стоят?
Может, будь на то их воля, эти питомцы предпочли бы вообще сюда не приезжать – или хотя бы походить свободно по выставке, понюхать зад у других кошек, изучить прекрасный ассортимент высококачественных «сигар» с кошачьей мятой, а потом зайти в соседний зал и нагадить на парочку сумок для клюшек?
Точно нам знать не дано, но даже по языку тела победителей шоу видно, что они об этом думают.
Спросите, почему я так долго пробыл там? Во-первых, шок от осознания того, что я неуютно себя чувствую в полном кошек зале, проявился не сразу. А еще я, наверное, хотел, чтобы этот день навсегда отпечатался в моей памяти: существуют люди, чья одержимость кошками зашла куда дальше, чем моя. Я понял, что с моим нынешним состоянием все не так уж плохо, и получил предупреждение на будущее.
Думаю, выставка «Сьюприм кэт шоу» доказала, что не стоит все время держать кошек при себе и полностью оберегать их от опасностей внешнего мира. Большинство питомцев в зале никогда не бывают на улице; этих неженок все время балуют и наряжают в нелепую одежду. Понятно, что вряд ли хозяева вдруг обнаружат их безжизненное тело на влажной траве, что таких котеек не собьет бездушный водитель внедорожника и что они не забредут в дальние районы южного Лондона, откуда вернутся истощенными и попахивающими капустой, – но при этом они многое упускают. Может, слишком самоуверенно с моей стороны считать, что выставочные коты живут не так счастливо, как Медведь, Джанет, Шипли, Бутси, Пабло и Ральф, как когда-то жил Монти и уж тем более Брюер, однако я ничего не мог с собой поделать. И как только я осознал это, мое давнее чувство вины перед кошками немного ослабло.
Пожалуй, есть еще одно объяснение тому, почему я провел на кошачьей выставке больше времени, чем следовало: упрямство.
Когда я сообщил Колину и другим организаторам гольф-шоу, что в перерывах между автограф-сессиями собираюсь провести время с «людьми в соседнем зале, от которых несет мочой», они сначала подумали, что это шутка.
– Да, признаюсь, – сказал я Колину. – Я люб-лю кошек.
Он будто перекатывал услышанные слова на языке, как подозрительно острую чипсинку, – и похоже, их вкус ему не нравился.
Я уже встречал подобную реакцию: примерно с таким же шоком и непониманием на меня смотрели друзья по клубным тусовкам, когда я бросал их посреди дороги, чтобы пообщаться с бегущим по улицам северного Лондона котиком. Теперь, когда так неожиданно пересеклись два главных интереса в моей жизни, я обязан был отстоять свою точку зрения. С Колином мы встречались всего раза четыре, но он знал, что я люблю гольф. Теперь он знает, что я обожаю кошек. Но предполагал ли он, что, если пришлось бы выбирать, какое из этих увлечений бросить, я бы, не раздумывая, выкинул свою клюшку? Зачем мне защищать спорт, где игроки носят сутенерские брюки и дурацкие головные уборы и отмачивают сексистские шуточки? И что такого плохого в кошках и тех, кому они нравятся?
Я должен был совершить серьезный поступок. Четыре часа я провел на гольф-шоу, и если не пробуду столько же в соседнем зале, то окажу кошкам плохую услугу. Вот бы доказать Колину, что нет ничего странного в мужчине традиционной ориентации, который увлекается спортом и при этом любит кошек – тогда я почувствовал бы, что внес свой крошечный вклад в развенчание давно сложившегося клише о кошатниках.
Конечно, во многом выставка кошек только подтверждала стереотипы весельчаков вроде Колина, которые играют в гольф и заводят собак. Сначала я представлял, что вернусь на гольф-шоу с группой широкоплечих парней, у которых на уме одни клюшки, а из рюкзаков высовываются милые кошачьи мордашки. Планы поменялись, когда я заметил, что подавляющее число участников выставки – женщины. Мои надежды рухнули окончательно во время разговора с Леоной из Оксфорда: пока я восхищался ее бенгальцем, она пожаловалась, что «мужчин тут почти не бывает, а если и приходят, то в основном геи», а перед этим еще услышал, как одна женщина, поглаживая своего норвежского лесного кота, говорила подруге: «Он мне не вместо ребенка, он и есть мой ребенок». В общем, я уже собирался уходить.
И вдруг увидел его.
В тот момент я болтал с Триш, жительницей Карлайла и хозяйкой бурманского кота. Она рассказывала, что впервые приехала на выставку и что ей все нравится, только народ тут не слишком доброжелательный, особенно та женщина, которая заглянула в клетку к ее любимцу и, вздернув нос, спросила: «Он что, полосатый?» Триш продолжала рассказывать, но я уже заметил его футболку-поло и слушал ее обиженную речь вполуха. Мой ровесник, может на год-два старше. Короткие волосы. Спортивное телосложение. Кошачья корзинка в руках. Бинго! И он идет прямо ко мне…
– О, это мой муж Марк, – представила его Триш.
Я был в восторге: еще один кошатник, который не похож на заскучавшего друга кого-то из участников, гея или работника выставки. Неужели он, как и я, видел новую рекламу корма «Ямс» с той противной женщиной, которая говорит: «Не могу проснуться без моего пушистого будильника!», и, хотя ролик явно не рассчитан на длинноволосых тридцатилетних любителей спорта, все равно пересматривает его ради котенка черепахового окраса, который смешно машет лапками? Может, это он выставляет своего кота, а Триш просто приехала с ним?
– Так вы тоже помешаны на кошках? – спросил я – пожалуй, чересчур напористо.
Марк едва раскрыл рот и выговорил первый слог, но его перебила Триш:
– Нет-нет, Марку вообще нет дела до кошек. Он тут со мной в качестве водителя и носильщика, а сам-то хочет попасть на гольф-шоу…
– Да, толь… – произнес Марк.
– Пусть даже не думает, что я пойду с ним, к тому же там очень дорого. Лучше ему остаться здесь, правда, милый?
– Ну-у-у… – выдал он.
Тогда я хорошенько разглядел его. И о чем я только думал? Любой болван, обладающий хоть капелькой наблюдательности, сразу поймет – этот человек не любит кошек. Я так хотел, чтобы он оказался кошатником, что не заметил очевидных признаков: вялая походка, расцарапанные руки, да и корзинку он держал так, будто она сама по себе в любой момент может блевануть ему на кроссовки. Этот мужчина представлял собой несчастное зрелище. Он предпочел бы оказаться где угодно, лишь бы не здесь.
Пора было признать поражение. Я проскользнул назад к залу с гольф-шоу, чтобы забрать книги с курткой и попрощаться с Колином и другими организаторами. Я мог бы остаться еще ненадолго, но и здесь атмосфера была не в моем вкусе: в гольфе мне больше нравилось забрасывать мячи, а не покупать дорогущие рубашки-поло и пожирать взглядом блондинок, представляющих рекламные образцы. Почему нельзя устроить общую выставку с зеленым полем с кучей мячей для гольфа, по которому свободно бродят коты? Пушистые могли бы даже принять участие в игре – стало бы еще интереснее.
Я шел к машине, весь в мечтах о кошачьей гольф-выставке и о том, как быстро я могу лишить Медведя его чувства собственного достоинства с помощью «сигары» с кошачьей мятой, лежащей у меня в сумке, – и тут вдруг обратил внимание на прицепленный к рубашке гостевой пропуск на гольф-шоу. У меня появилась блестящая идея. Я не мог понять, как до меня раньше не дошло. Недолго думая я побежал назад, протискиваясь по коридору между объевшимися бургеров мужчинами с клюшками в руках и женщинами, несущими кошачьи домики.
