– О Господи, я совсем о нем забыл. Забыл записать.
– На тебя не похоже. Он спрашивал, не заболел ли ты часом, а я ответил, сколько я знаю, нет, и тогда он сказал, что свяжется с тобой. Он довольно долго рассуждал про телефонные номера, но в конце концов повесил трубку, не сообщив своего собственного. Как я уже сказал, это на тебя не похоже – так вот продинамить человека.
– Я просто о нем забыл.
– Недурная тактика, когда речь идет о соотечественниках юной розы снегов. Готов поспорить, у старины Зигмунда где-нибудь да написано про подсознательное подавление неприятных мыслей. Кстати говоря, соотечественник-таки представился, но я не разобрал его имени. Тем не менее что-то о нем я записал. Правда, не могу вспомнить что. Потом скажу по телефону.
С этими словами Криспин решительно перевернул страницу, а Ричард, перейдя на русский, пустился в многословные рассуждения об исторических и, в особенности, о литературных достопримечательностях Хэмпстеда. Несколько минут он посвятил Китсу, прежде чем сообразил, что Анна никогда о нем не слышала. Он огорчился было, но потом мысленно прикинул, сколько взятых наобум англичан слышали об этом поэте. По крайней мере, это отбило у него всякую охоту распространяться о сэре Уолтере Безанте и Рабиндранате Тагоре.
Шофер, которого, по всей видимости, как следует натаскали, уверенно катил через все перекрестки, вверх по Холли-Хиллу, потом через лабиринт мелких улиц и площадей, утыканных миловидными домиками, вдоль подножия небольшого возвышения. Автомобиль остановился возле одного из наиболее миловидных домиков, а Ричард так и не успел выяснить, едут ли они к тому самому старине Стивену, к которому, он полагает, они едут. Он был совершенно уверен, как будто все это было проговорено вслух, что Криспин считает его сущим молокососом, раз он не сумел выудить необходимую информацию с первой же попытки, хотя, впрочем, и сейчас еще было не поздно. Однако он взглянул на Анну и вместо этого стал рассказывать ей про Кенвуд-хаус. У него были все основания предполагать, что она знает, что такое картина, и даже, возможно, слышала имя Рембрандта.
Достоверно установить личность старины Стивена удалось не сразу. Если бы речь шла о первом кандидате, которого мысленно предложил на эту должность Ричард, следовало ожидать, что где-то на самом виду обнаружится колоссальная фотография кого-нибудь вроде Ленина или Гитлера; впрочем, отличить по этому признаку одного обитателя здешнего миловидного домика от другого было бы не так-то просто, да и времена те, возможно, уже прошли. Повсюду, и в больших количествах, красовались произведения искусства, некоторые из них трехмерные или около того, по большей части удручающего или озадачивающего толка, ну так ведь Хэмпстед он и есть Хэмпстед.
Дверь им открыл жизнерадостный паренек, судя по одежке, разнорабочий.
– Вы к сэру Стивену, да?
Выговор у него тоже оказался как у разнорабочего, и вот это уже было удивительно. Не сводя глаз с Анны, он выслушал имена ее и Криспина и, надо думать, усвоил их в первом приближении. Ричард назвал себя, как только решил, что это можно сделать, ничем не рискуя. В кармане у него лежало несколько визитных карточек, которые заказала ему Корделия и теперь заставляла повсюду с собой носить. На этих карточках громоздились многочисленные подробности о нем и его заслугах, выписанные темно-пурпурным шрифтом, который, по его мнению, куда как слишком клонился на сторону, и Ричард стеснялся ими пользоваться, но все равно таскал в кармане и заменял на свежие, когда старые принимали совсем уж потрепанный вид.
При ближайшем изучении выяснилось, что паренек еще и пахнет как разнорабочий, с примесью довольно дорогого мыла на заднем плане и щедрой порции крема для бритья на переднем. Он провел их в комнату, напоминающую зал в музее или в картинной галерее, – голый деревянный пол, отсутствие каких-либо сидений и масса всякой всячины, расставленной по маленьким столикам или развешанной в виде фотографий по стенам. Общая направленность всякой всячины, а также внешность рослого старика, спешащего к ним навстречу, склонив голову до самого плеча от избытка доброжелательности, прояснили, о ком же все-таки идет речь. Это был довольно скандально, но широко известный архитектор старина Стивен, или сэр Стивен, а не несколько более полезный в их деле широко известный писатель и широко известный специалист по Тибету и Бутану сэр Стивен, которого Ричард приготовился увидеть. Впрочем, второй сэр Стивен доказал, что может быть ничуть не менее полезен, чем первый сэр Стивен, когда сделал шаг от рядовой известности ведущего постдеконструктивиста в своей избранной области к широкой славе человека, даровавшего миру сдержанную пустоту. Зычным, умиротворяющим голосом он извинился перед посетителями за то, что вынужден засунуть их в эту хренову студию, – в остальном доме форменный бардак, потому что паскудные декораторы ничего еще не закончили. Он пригласил всех троих приискать себе какие-нибудь сиденья, можно даже смахнуть фиговину-другую на пол, если они сочтут это необходимым. Был он приветлив, но застенчив. Рядом с ним, вернее, поблизости от него находились две почти неотличимые друг от друга дамы лет пятидесяти, одетые и причесанные в стиле, который был бы к лицу только гораздо более молодым и привлекательным дамам. Сэр Стивен представил их, ткнув в каждую по очереди большим пальцем, как свою жену и их близкую приятельницу, с которой они, вероятно, уже встречались. Потом он уселся на край скудно умягченной скамьи и обратился к Криспину.
– Итак, чем я могу быть вам полезен? – осведомился он, причем голова его теперь утвердилась почти прямо.
– Прежде всего, – начал Криспин, – хочу сразу сказать, что мы обращаемся к вам не за деньгами.
Услышав это, прославленный архитектор разразился громоподобным хохотом, который не умолкал, пока ему представляли Анну и Ричарда. Время от времени доносилось что-то вроде «Ну, охренеть!» или «Блин горелый!», потом, взяв себя в руки, он проговорил, все еще со смехом в голосе:
– Чтоб я сдох, если от этого тут не стало легче дышать. Какого же хрена вам в таком случае надо?
– Я думаю, это станет понятно, когда я расскажу, кто такая Анна и что она делает в этой стране.
Криспин едва начал, а уж сэр Стивен разулыбался и принялся кривить физиономию, явственно давая понять, что он хочет добавить от себя что-то невероятно важное и долго ждать не может, не то лопнет. Впрочем, прежде он ненадолго скорчил крайне скорбную физиономию, точно при известии о смерти родича, и пустился в выяснения, не хочет ли кто чего-нибудь выпить. Когда оказалось, что никто не хочет, он снова повеселел и, уставившись на Анну, проговорил на приблизительном подобии польского:
– Отец моей матери был из Польши. Из города Люблина.
Анна сразу же откликнулась и медленно проговорила по-русски:
– Как приятно это слышать. Кем был ваш дедушка? Учителем?
Поляк, живущий восточнее Вислы, скорее всего, понял бы, о чем речь, подумал Ричард, однако, к немалому его удовольствию, ответ последовал на чистейшем английском:
– Простите, боюсь, я не понимаю.
Ричард перевел Аннины слова и, выслушав ответ, сообщил ей:
– Джентльмен говорит, что его дедушка был бедным крестьянином.
– И жил в городе. Понятно. Поблагодари его, пожалуйста, и скажи, что это в высшей степени интересно.
Когда Ричард выполнил ее просьбу, сэр Стивен попытался слепить еще что-то по-польски, но не преуспел.
– Спасибо, – проговорила Анна по-английски и отвернулась влево. Но там стояла модель какого-то агрегата, отдаленно напоминающего многоэтажную постройку, поэтому она тут же отвернулась вправо.
– Ну что ж, – бодро продолжал Криспин, – все мы знаем, что вы очень занятой человек, поэтому позвольте мне в нескольких словах дорассказать вам о том, чего Анна надеется достичь в Англии.
Он и впрямь успел сказать только несколько слов, на сей раз перебила его одна из дам.
– Э… простите, пожалуйста, – окликнула она его, словно обращаясь к незнакомцу в общественном месте, – вы позволите мне, если можно, задать один вопрос?
Проявив мужество, Криспин сделал паузу, прежде чем признал правомерность ее просьбы.
– Я не хочу показаться невежливой, однако, простите, я не знаю, кто вы такой. Я имею в виду, мне известно ваше имя, и мне сообщили о положении, которое вы занимаете в обществе, однако мне непонятно, в каком качестве вы пришли сюда просить содействия Стивена в деле, как ее, Анны, которую вы нам представили как молодую поэтессу из России, находящуюся в Великобритании с неофициальным визитом.
– По-моему, не стоит пока сводить все к таким сухим выжимкам, – проговорил сэр Стивен, – Душа моя, – добавил он после паузы, из чего с большой вероятностью следовало, что он обращается к своей жене, а не к их близкой приятельнице. Вторая дама, кто бы она ни была, положила руку на плечо говорившей и гримасой посоветовала ей помолчать. Как бы там ни было, Криспин получил дозволение продолжить с того места, на котором остановился.
