Находились и любители позубоскалить – особенно старался Г. К. Честертон, который не упускал возможности высмеять «сентиментальность Селфриджа». Однако близкие люди никогда не сомневались – Гарри верил во все, что говорил. Артур Уильямс впоследствии вспоминал: «Я не припомню, чтобы он в жизни сказал хоть что-нибудь фальшивое». Его сотрудники – а их было теперь почти три тысячи – никогда в нем не сомневались. Они с радостью вложились в подарок Вождю на пятилетие магазина – бронзовый бюст руки выдающегося скульп-тора сэра Томаса Брока, преподнесенный под оглушительные аплодисменты на грандиозном рауте в королевском зале «Лэнгэм-плейса».
Тем временем роман с Сири Велком подходил к концу. Сири недавно познакомилась с писателем Уильямом Сомерсетом Моэмом и теперь лавировала между Моэмом, Селфриджем и блестящим армейским офицером Десмондом Фицджеральдом (который впоследствии бросил ее и женился на Миллисенте, герцогине Сазерленд). Хитросплетения ее интриг рухнули на премьере пьесы Моэма «Земля обетованная», которую Сири пообещала посетить в качестве почетного гостя, не подумав, что дата премьеры совпадает с пышным приемом в честь окончания полной перестройки ее дома в Риджент-парк, организованной Селфриджем. По общепринятной версии, обычно рассказываемой биографами Моэма, Селфридж, все еще влюбленный в нее и обеспокоенный появлением соперника, предложил ей немыслимое содержание – пять тысяч фунтов в год при условии, что она будет ему верна. Но вероятнее, что Сири просто пыталась сохранить лицо. Не было и намека на то, что она выступала в качестве безвольной содержанки Селфриджа. Это было бы не в его стиле. На самом деле ее благодетель просто пал жертвой чар миниатюрной французской певицы Габи Деслис.
В универмаге Селфридж обычно казался веселым и любил приговаривать, что «нет развлечения лучше работы», но он был подвержен резким перепадам настроения. Бывало, он быстро и без всякой причины менял отношение к человеку. Обычно это касалось его подружек или ухажеров его дочерей, однако порой он мог ополчиться и на членов своего растущего коллектива. Одним из таких примеров стала мисс Борвик, элегантная и необычайно компетентная директор по закупкам отдела трикотажа, всегда приносившая магазину только прибыль. Селфридж вызвал ее к себе в офис и, по слухам, сообщил о немедленном увольнении. После многих лет преданной службы плачущая мисс Борвик получила месячное жалованье и покинула магазин. Нечто подобное произошло и с Сири Велком. Встревожившись от ее разговоров о разводе и устав от постоянных перемен настроения, Селфридж покинул даму в ее роскошном особняке, обставленном на его деньги, и устремился к более зеленым лугам. Моэму выпала участь собирать по кускам ее разбитое сердце.
Сэр Джордж Льюис, адвокат Оскара Уайльда и старый друг Моэма, пытался предупредить писателя, что грядет скандал. «Ты болван, если хочешь ее спасти», – написал он, объясняя, что Селфридж бросил ее и, что еще хуже, она погрязла в долгах. Когда в следующем году Генри Велком начал процедуру развода, Селфридж, которого легко можно было призвать к ответу наравне с Сири, избежал ответственности. Велком никогда бы не подверг брата-масона такому позору, а Сири на тот момент была беременна от Моэма.
Над Англией нависла угроза войны с Германией. В газетах распространялись пугающие истории. Сэр Макс-велл Эйткен, напористый парламентер канадского происхождения, активно скупавший акции принадлежащего Пирсону «Дейли экспресс», регулярно обедал вместе с Ральфом Блуменфельдом и Селфриджем. Они обсуждали назревающую в Европе угрозу, страшное, непрекращающееся насилие на Балканах, жестокие столкновения в Ирландии и, по мнению Эйткена, некомпетентность премьер-министра Г. Г. Асквита. Своей растущей известностью Гарри отчасти был обязан масштабной дорогостоящей рекламной кампании, но в значительной мере и участию в многочисленных светских, благотворительных и образовательных мероприятиях и приемах. Особое уважение у него вызывали Ротари-клубы[19], и в качестве их члена он путешествовал в Глазго, Ливерпуль и Дублин, где выступал с речами, говоря с едва заметным американским акцентом, и развлекал публику забавными случаями из жизни, причем темы рассказов часто совпадали с обсуждаемыми в колонке «Каллисфена».
Ему постоянно задавали вопросы об Америке и настроениях в могучем Чикаго. Селфридж поддерживал связь с тамошними знакомыми и гордо высылал свои ежегодные отчеты Гарри Пратту Джудсону, президенту университета, который писал ему в ответ: «Твои друзья в Чикаго следят за твоей карьерой в Англии с величайшим интересом». В конце 1913 года стала появляться в свете Розали, и городские газеты наперебой рассказывали об устроенных в ее честь балах, приемах и чаепитиях, восхваляя ее «американский патриотизм», заставивший ее дебютировать в Чикаго, а не в Лондоне. Возможно, публика ожидала, что Розали к тому времени найдет себе работу если не в магазине отца – этот путь был уготован Гордону-младшему, – то, вероятно, в одной из газет. Подростком она, следуя семейной традиции, издавала собственный листок «Блуждающий огонек» – по образцу газеты, которую некогда выпускал ее отец. Один экземпляр она даже выслала Теодору Рузвельту и в ответ получила фотографию Белого дома с парой приятных фраз на обороте. Однако ни одна из трех дочерей Селфриджа при жизни отца не работала.
В начале 1914 года Селфридж организовал ставшую невероятно популярной выставку «Доминионы», посвященную Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке. В ресторане «Палм-корт» собралось столько посетителей, что, по расчетам пресс-службы Селфриджа, всех гостей можно было бы выстроить в линию длиной в двадцать миль. Британцы своими глазами могли посмотреть на жизнь в дальних краях, и многие признавались, что начали подумывать об эмиграции. Редьярд Киплинг прочитал приуроченную к выставке лекцию в Королевском географическом обществе, где заявил, что в недалеком будущем до Австралии можно будет долететь всего за четыре дня. К теме авиации возвращались снова и снова: в самом разгаре было авиашоу на Донкастерском аэродроме, промышленники вовсю планировали построение воздушного флота, а первый английский авиатор Клод Грэхем-Уайт, председатель авиаклуба «Хендон», едва справлялся с потоком желающих записаться на уроки.
В марте 1914 года Селфридж получил от инвесторов триста тысяч фунтов, выпустив шестипроцентные кумулятивные привилегированные акции. Спрос настолько превышал предложение, что торги закрылись еще до обеда. Окрыленный успехом, Селфридж заявил газете «Ивнинг ньюс», что принадлежащие ему сто процентов обычных акций «не продаются ни за какую цену». Он активно планировал открытие своего первого Обеденного зала в помещении, недавно приобретенном на другой стороне Оксфорд-стрит, и подготавливал все новые графики и таблицы, демонстрирующие рост, оборот и падение акций. У него даже была картотека, где числился каждый его сотрудник с описанием личных способностей и достижений.
Коллектив Селфриджа уже привык к его жестким стандартам. Так же как и к обязательным ежеутренним занятиям для сотрудников. Все, кому еще не исполнилось восемнадцати – а таких оказалось много, – были обязаны посещать вечерние занятия четыре раза в неделю. Там им читали лекции с показом слайдов и наглядных пособий, а по окончании курса они получали сертификаты и призы – обычно книгу с автографом – на десертной вечеринке на террасе универмага. Гордые родители были приглашены, чтобы посмотреть на то, как сам мистер Селфридж торжественно вручает их чаду перевязанный лентой сертификат.
Когда его спрашивали о методах обучения персонала, Селфридж рассказывал: «Я считаю, что лучшая политика – это развивать со своими помощниками партнерские отношения, и стараюсь максимально придерживаться этого принципа. Дайте им почувствовать настоящий интерес к делу. Выплачивайте им премии за хорошие идеи и хорошие предложения. Ваши помощники должны понимать, что они часть общего дела и что они тоже будут пожинать плоды успеха». Распалившись, он продолжал: «Пусть они будут настолько счастливы, насколько это возможно. Пусть не голодают и получают хорошее жалованье. Пусть будут довольны. Выжимать из несчастных белых рабов все соки – это просто дурная бизнес-стратегия».
Зарплаты могли бы показаться просто смехотворными. Шестнадцатилетние кассиры получали всего пять шиллингов в неделю. Но если тот же подросток за месяц не ошибался в подсчетах больше чем на полпенса за раз, то получал премию размером в десять шиллингов. Если расчеты оставались точными на протяжении трех месяцев, сумма возрастала до тридцати шиллингов – по тем временам огромные деньги, которые, безусловно, помогали сосредоточиться. До Первой мировой войны младшие продавцы получали около фунта в неделю, треть которого составляла комиссия. Сверхурочные оплачивались редко, пенсионных планов не существовало, а больничные оплачивались на усмотрение руководства. Но у всех сотрудников была возможность подняться на более высокую ступень иерархии. Селфридж оставлял записки на досках в комнатах персонала: «Добродетель вознаградится», «Нам нужны умные, преданные, счастливые и прогрессивные сотрудники», «Поступай с ближним, как хочешь, чтобы он поступил с тобой» и его любимое «Действуй сейчас!». Обычно сотрудники следовали его побудительным лозунгам.
