Зарплаты могли бы показаться просто смехотворными. Шестнадцатилетние кассиры получали всего пять шиллингов в неделю. Но если тот же подросток за месяц не ошибался в подсчетах больше чем на полпенса за раз, то получал премию размером в десять шиллингов. Если расчеты оставались точными на протяжении трех месяцев, сумма возрастала до тридцати шиллингов – по тем временам огромные деньги, которые, безусловно, помогали сосредоточиться. До Первой мировой войны младшие продавцы получали около фунта в неделю, треть которого составляла комиссия. Сверхурочные оплачивались редко, пенсионных планов не существовало, а больничные оплачивались на усмотрение руководства. Но у всех сотрудников была возможность подняться на более высокую ступень иерархии. Селфридж оставлял записки на досках в комнатах персонала: «Добродетель вознаградится», «Нам нужны умные, преданные, счастливые и прогрессивные сотрудники», «Поступай с ближним, как хочешь, чтобы он поступил с тобой» и его любимое «Действуй сейчас!». Обычно сотрудники следовали его побудительным лозунгам.
Страсти между королем ретейла Селфриджем и артисткой Габи Деслис тем временем все накалялись. В его отношении к звездам сцены всегда было что-то удивительно подростковое. Шоумен по природе, он чутко реагировал на атмосферу театра, и в голосе каждой артистки ему слышался зов сирены.
Габи Деслис был тридцать один год, когда она познакомилась с Селфриджем, и она успела снискать скандальную известность благодаря череде романов с богатыми воздыхателями, включая юного (но на тот момент свергнутого) короля Португалии Мануэля, Вильгельма, принца Германии, и сына первого барона-разбойника Уолл-стрит Джея Гулда, Фрэнка Дж. Гулда. Она творила сенсации и на сцене, и в жизни. Габи родилась в Марселе в 1881 году и позднее переехала в Париж, где строила карьеру как солистка мюзиклов. Ко времени встречи с Селфриджем она была, пожалуй, самой известной личностью в шоу-бизнесе – по нынешним меркам ее можно было бы сравнить с Мэрилин Монро или Мадонной. Габи обожали артистки, горничные, секретари, лорды, леди – и Гарри Гордон Селфридж. Она неплохо танцевала. У нее были средние вокальные данные. Ее комедийные таланты были сносными, но не более. Однако все это порождало настоящую магию.
Деслис впервые появилась в поле зрения Гарри, открыв в 1912 году зимний сезон в дворцовом театре Альфреда Батта на Шафтсбери-авеню. В спектакле «Мадемуазель Шик» она играла даму полусвета, мечущуюся между любовью и деньгами, и в одной сцене раздевалась до нижнего белья. Такого шоу лондонские театралы не видели с тех времен, как сцену покинула Мод Аллан[20]. Габи была девушкой практичной. Деньги имели для нее значение. Однажды она заявила, что не пойдет в ресторан с мужчиной, «если он не готов заплатить пятьдесят фунтов за то, чтобы насладиться ее обществом за ужином» – секс включен не был. Богачи осыпали ее драгоценностями. Но, несмотря на множество подарков, она и сама зарабатывала немало и в переговорах не знала пощады. За одно турне по Америке ей платили три тысячи долларов в неделю, а когда она подписала контракт на съемки в Париже в фильме Актерской компании Адольфа Цукора, ее гонорар составил пятнадцать тысяч долларов плюс пять процентов от кассовых сборов. Неплохой заработок за двухнедельную работу.
Габи Деслис была на модной передовой, ее наряды попадали на обложки модных журналов. Она носила узкие юбки с перехватом ниже колен от Пуаре и легкие кружевные платья от Дусе. Ее экстравагантные сценические костюмы были созданы Этьеном Дрианом и заботливо сшиты в мастерских Пакин. Ее рисовал Эрте, фотографировал Жак-Анри Лартиг, бесконечно описывал журнал «Татлер» – Габи была селебрити еще до изобретения этого определения. Юный Сесил Битон[21] вспоминал, как она заворожила его: «С одной стороны, она была последовательницей парижских кокоток девяностых годов, с другой, будучи столь известной театральной личностью, – предшественницей целого глянцевого течения, которое спустя двадцать лет воплотила в себе Марлен Дитрих».
Отличительной чертой Габи были ее шляпы. Она так любила большие шляпы – огромные, размером с мельничное колесо, нагромождения из лент и перьев, – что на трансатлантических рейсах для них выкупалась отдельная каюта. Чем безумнее были шляпы, тем больше они нравились публике. Шляпы Габи – как и она сама – произвели такое впечатление на Битона в последующие годы, что вдохновили его на создание знаменитых туалетов Одри Хепберн и всю сцену с черно-белым балом в Аскоте в фильме «Моя прекрасная леди».
Сценическим партнером Габи был набриолиненный красавец Гарри Пилсер. Выдающийся танцор, Пилсер неустанно помогал Габи развивать свои навыки. Их специальные упражнения, известные как «скольжение Габи», были столь спортивны, что в какой-то момент она вовсе не касалась земли, обхватывая ногами талию Гарри.
В дурмане предвоенных месяцев молодежь танцевала так, будто это было делом жизни и смерти. В фешенебельных ночных клубах Нью-Йорка, в дымных парижских кабаках, на чайных вечерах в «Корнер-Хаусе» Лиона пары отрабатывали фокстрот. Фокстрот изобрел американский актер водевиля Гарри Фокс, но состояния на этом не нажил. Бедный Гарри Фокс сыграл эпизодические роли в нескольких мюзиклах, продемонстрировал потрясающий танец, неудачно женился на танцовщице Дженни Долли, а потом стоял в стороне, глядя, как танцоры международного масштаба, Вернон и Ирен Касл, присваивают себе его танец.
Каслы были предвестниками всех современных бальных танцев. Они оказали необычайное влияние на моду. Ирен первая из знаменитостей сделала короткую прическу-боб и скользила по паркету в платье без корсета от мадам Люсиль. Известный агент Бесси Марбери приметил эту пару в Париже в 1914 году и перевез в Нью-Йорк в том же году, учредив стильную танцевальную школу «Касл-Хаус», где дамы высшего света учились раскрепощаться. Каслы танцевали словно боги под новую синкопированную музыку, захлестнувшую Нью-Йорк, где, казалось, абсолютно все мычат себе под нос песни «Александрийского рэгтайм-оркестра» молодого композитора Ирвина Берлина.
А в Лондоне оркестру ресторана «Палм-корт» приходилось выкладываться до пота, чтобы идти в ногу со временем, а отдел фонографов едва справлялся со спросом. Самый большой прибор в магазине, внешняя «электрическая новостная лента» в подробностях сообщала восторженной публике, собравшейся на тротуарах, о новейших хитах, которые можно приобрести в «Селфриджес». На этом табло можно было найти и другую важную информацию – от прогноза погоды до результатов последних спортивных состязаний и информации обо всех изменениях на бирже. Мальчишки всех возрастов толпились вокруг недавно установленного сейсмографа в надежде, что в какой-нибудь отдаленной части мира случится землетрясение.
«Татлер» с энтузиазмом сообщал, что ряды сотрудников Селфриджа пополнились аристократами – хоть и всего на день. Леди Шеффилд, леди Албемарль, виконтесса Мейдстоун и герцогиня Рутлендская в сопровождении дочери Дианы встали за прилавки, а вся прибыль от их трудов была направлена в благотворительный обучаю-щий фонд для молодых матерей в Степни. «Божественная Диана» Мэннерс[22], все утро продававшая шелковые ленты, во второй половине дня перешла к чулкам и демонстрировала тонкость материала, натягивая их на руку, – зрелище столь убийственно очаровательное, что один покупатель приобрел сразу дюжину пар.
Совсем другой вид образования представили в магазине на «Выставке науки и электричества» (вход свободный). Среди диковинных экспонатов были автоматический телефонный коммутатор, вакуумный морозильник, рентгеновский аппарат и недавно изобретенная электроплитка. Целая беспроводная телеграфная сеть позволяла отправлять в Париж сообщения и принимать ответы. И, самое завораживающее, был представлен полный спектр технических новинок от юного эксцентричного изобретателя Арчибальда Лоу. В мае того же года Лоу уже продемонстрировал свою «Телевисту» в Институте автомобильных инженеров, где и произвел неизгладимое впечатление на Гарри Селфриджа. Устройство Лоу не отличалось тонкостью, и многое в нем можно было усовершенствовать, но тогда публика впервые увидела то, что впоследствии станет телевидением. Газета «Таймс» сообщала, что, «если с этим изобретением все пойдет по плану, думается, вскоре мы сможем видеть людей на расстоянии». Лоу так и не продолжил своих экспериментов с телевидением. Завершит его дело Джон Бэрд, и в 1925 году революционные результаты его работы также будут продемонстрированы в «Селфриджес».
Первого августа 1914 года Германия объявила войну России, а два дня спустя – Франции. Четвертого августа Великобритания объявила войну Германии, и собравшиеся над миром тучи разразились грозой. В британскую армию, по официальным данным насчитывающую семьсот тысяч обученных бойцов, повалили добровольцы. К концу сентября в ее ряды вступили семьсот пятьдесят тысяч человек. В «Селфриджес», где из трех с половиной сотрудников тысяча были мужчинами, более половины немедленно вступили в армию. Селфридж лично гарантировал, что за любым сотрудником-мужчиной, «служащим стране», будет сохранено рабочее место.
