Из того же кармана он выудил поблекшую пачку папиросной бумаги, из нее – хрупкий розовый листок и наподобие лубка плотно обернул его вокруг сломанной сигареты. Когда он лизнул клей, Бобби углядел кончик очень острого серо-розового языка.
– А где, Финн, проживает мистер Виг? – спросил Лукас, подпирая большими пальцами подбородок. Длинные пальцы сложились домиком перед его лицом.
– Лукас, не имею ни малейшего, черт побери, понятия. Где-то на орбите. И довольно скромно, если те деньги, какие он из меня выдаивает, что-то для него значат. Правда, я слышал, там есть места, где можно прожить вообще без денег, если найдешь себе нишу в их экономике, так что, не исключено, этих грошей хватает надолго. Только я тут не при делах, у меня агорафобия. – Он скверно улыбнулся в сторону Бобби, который все пытался изгнать из памяти вид острого языка. – Знаешь, – сказал он, прищурившись на Лукаса, – дело было примерно тогда же, когда до меня стали доходить разговоры о всякой хурде-мурде, что творится в матрице.
– Например? – спросил Бобби.
– Не лезь, мудило, – бросил Финн, все еще глядя на Лукаса. – Было кое-что – еще до того, как вылезла ваша духова гоп-компания. Я знал одну девчонку, уличного самурая. Так вот, она устроилась работать на одного типа из спецназа, по сравнению с которым даже Виг, мать его так, выглядел нормальным. Она и еще один ковбой, которого вытащили с помойки в Тибе, пошли на какое-то странное дело, искали что-то. Может, нашли. Последний раз я видел их в Стамбуле. Но пару лет назад слышал, что она живет в Лондоне, а может – уже и нет. Кто, черт побери, знает? Семь-восемь лет прошло…
Вид у Финна стал вдруг очень усталый, и сам он внезапно как-то сильно постарел. Бобби подумал, что он похож на большую мумифицированную крысу, приводимую в движение ниточками и скрытыми проводками. Финн вынул из кармана наручные часы с треснувшим стеклом на половинке грязного кожаного ремешка и сверился с ними.
– Господи. Ну, это все, что ты от меня сегодня получишь, Лукас. Через двадцать минут ко мне заглянут друзья из банка органов поговорить о небольшом дельце.
Бобби подумал о трупах наверху. Они пролежали там весь день.
– Э-э, – сказал Финн, прочитав выражение на его лице, – банки органов хорошо умеют избавляться от трупов. У этих беспризорных ублюдков наверху не так уж много осталось органов… – И Финн рассмеялся.
– Ты говорил, он близок к… Легбе? А Легба – это тот, который, как вы с Бовуаром сказали, послал мне удачу, когда я въехал в черный лед?
За сотами геодезических куполов светлело небо.
– Да, – ответил Лукас.
Негр, казалось, был погружен в глубокую задумчивость.
– Но он, похоже, вообще не верит ни в какое вуду.
– Это не имеет значения, – сказал Лукас, когда в конце улицы появился «роллс». – Он всегда был близок к духу вещей.
Неподалеку от места приземления самолета журчала бегущая вода. Ворочаясь в ремнях противоперегрузочной сетки, Тернер услышал этот звук в бреду, а может, это было во сне – вода по камням, одна из древнейших песен. Самолет был умным, как какой-нибудь сообразительный пес, – с аппаратно встроенным инстинктом прятаться. Тернер чувствовал, как машина покачивается на раме шасси, забираясь в кусты, как шуршат и царапают по темной кабине ветки. Самолет заполз глубоко в зеленую тень и припал на складные колени. Посадочная рама, сокращаясь, поскуливала и потрескивала, машина вжималась брюхом в глину и перегной, как электрический скат в песок. Мимикрирующая поликарбоновая обшивка крыльев и фюзеляжа потемнела и пошла пятнами, принимая цвет расписанного лунными разводами камня и лесной почвы. Наконец самолет затих, и единственным звуком остались родниковые трели…
Он очнулся, как машина: глаза распахнуты, зрение подключено, в оперативной памяти – пусто. Вспомнил красную вспышку смерти Линча в прицеле «смит-и-вессона». Изгиб кабины над головой был разрисован кружевом листьев и веток – хамелеонский камуфляж. Бледный рассвет и звук бегущей воды. На нем все та же синяя спецовка Оуки. Теперь от нее пахло кислым потом, а рукава Тернер оторвал еще позавчера. Револьвер лежал у него между ног, нацелившись на черный джойстик штурвала. Противоперегрузочная сетка путаницей ремней обвисла вокруг плеч и бедер. Извернувшись, Тернер заглянул назад, проверить, как там девочка. Увидел овал белого, как бумага, лица и коричневую струйку засохшей крови под носом. Еще без сознания. Капли пота на лбу, губы слегка приоткрыты, как у куклы.
– Где мы?
– В пятнадцати метрах на юго-юго-восток от заданных вами координат посадки, – ответил самолет. – Вы снова потеряли сознание. Я выбрал маскировку.
Тернер выдернул из разъема коннектор интерфейса, оборвав связь с самолетом. Потом тускло оглядел пульт, щелкнул тумблером, откидывавшим фонарь. Кабина вздохнула сервоприводами, от движения качнулось кружево поликарбоновой листвы. Перекинув ногу через борт, Тернер прижал ладонь к фюзеляжу, поглядел вниз. Поликарбон, до того воспроизводивший серые тона окружающей глины, стал на глазах у Тернера вырисовывать овал цвета его ладони. Тернер перебросил вторую ногу – пушка осталась лежать забытой на сиденье – и соскользнул на землю в высокую сладкую траву. Там он снова заснул, и ему снилась бегущая вода.
Проснувшись, он пополз по-пластунски, чтобы не задеть низкие, тяжелые от росы ветки. Наконец выбрался на поляну и рухнул вперед, перекатился на спину, раскинув руки, будто – и сам он это почувствовал – сдавался на чью-то милость. Высоко над ним взметнулось с ветки что-то маленькое и серое, приземлилось на другую ветку, покачалось на ней и ускакало прочь.
Лежи тихо, услышал он голос, учивший его этой премудрости много лет назад, просто ляг и расслабься, и очень скоро они о тебе забудут, потеряют среди серости, и росы, и рассвета; они вышли кормиться, кормиться и играть, их мозгам долго не удержать двух мыслей сразу. Мальчишка-Тернер устраивается рядом с братом, винчестер с пластиковым прикладом ложится поперек груди. Мальчик вдыхает запах новой латуни, и ружейного масла, и застрявший в волосах запах лагерного костра. И его брат всегда был прав, говоря о белках. Они возвращаются. Они уже забыли о прозрачном прищуре смерти, разлегшейся под ними в заштопанной джинсе и синей стали. Они вернулись, взапуски перескакивая с ветки на ветку, останавливаясь, чтобы принюхаться к утру. Тернеров двадцать второй калибр щелкнул, и обмякшее серое тельце, кувыркаясь, упало вниз. Остальные рассыпались, исчезли, а Тернер передал ружье брату. И снова они лежали в траве и ждали, чтобы белки о них забыли.
– Вы ведь похожи на меня, – сказал Тернер белкам, вырываясь из сна; одна из них внезапно присела на толстом суку и взглянула прямо ему в глаза. – Я тоже всегда возвращаюсь. – (Белка ускакала прочь.) – Возвращался, когда бежал от голландца. Возвращался, когда улетел в Мексику. Возвращался, когда убил Линча.
Он лежал там очень долго, наблюдая за игрой белок, а тем временем вокруг него просыпался лес и согревалось утро. Прилетела ворона, снизилась, зависла, тормозя перьями, распущенными будто черные механические пальцы или стрелки часов. Остановилась проверить, не мертв ли он.
Тернер усмехнулся вслед вороне, с хлопаньем крыльев летевшей прочь.
Пока нет.
Он заполз назад под нависающие ветки и обнаружил, что девочка в кабине очнулась и села. На ней была мешковатая белая футболка с косым шрамом логотипа «МААС-НЕОТЕК». На футболке виднелись потеки свежей красной крови. У нее снова шла кровь носом. Яркие голубые глаза – растерянные и ошеломленные – в обрамлении желто-черных синяков. Экзотический макияж.
Совсем ребенок, подумал он.
– Ты дочь Митчелла, – сказал Тернер, выудив имя из досье с биософта. – Анджела.
– Энджи, – автоматически отозвалась она. – А ты кто? У меня кровь идет из носа. – Она показала ему кровавую гвоздику скомканного бумажного платка.
– Тернер. Я ждал твоего отца. – Только сейчас он вспомнил о револьвере, сообразив, что второй ее руки не видно. Рука оставалась за краем кабины. – Ты знаешь, где он?
– На плато. Он думал, что сможет поговорить с ними, все им объяснить. Потому что он им нужен.
– С кем поговорить? – Тернер сделал шаг вперед.
– С «Маасом». С советом директоров. Они не могут себе позволить причинить ему вред. Не могут же?
– С чего бы это? – Еще шаг.
Она промокнула нос красной бумажкой.
– Потому что он отослал меня прочь. Потому что знал, они собираются что-то со мной сделать, может быть, убить. Из-за снов.
– Снов?
– Как ты думаешь, они ведь правда его не тронут?
– Нет. Конечно, они этого не сделают. А сейчас я залезу наверх, идет?
Она кивнула. Ему пришлось провести руками по борту, чтобы отыскать мелкие утопленные поручни. Мимикрирующее покрытие показывало лист, лишайник, сучья… И вот он наверху, рядом с девочкой, и револьвер, как оказалось, лежал возле ее ноги в кроссовке.
