Это плюс то, что у меня на самом деле из головы никак не выходило произошедшее вчера ночью между Клэр и мной в кладовке бара. Как же она светилась, когда кончала! А как причитала… Даже при мысли об этом Картер-младший встает в штанах и умоляет дать ему добавки. Надеюсь, она не сочла, что все происходит слишком быстро, потому как, сказать правду, я хотел бы повторить представление. Мне все равно, что сам я так и не дошел до оргазма. Смотреть на нее, чувствовать, как она в моих руках на части разваливается… Меня это вполне удовлетворило.
– Чел, ты ж знаешь: твоя тайна во мне и умрет. Ни единой душе не скажу, что вы вчера ночью с мамой твоего ребеночка до третьей базы дошли и что в ее нижнем белье Чубакка[61] не живет. По крайней мере, теперь мне незачем беспокоиться о тебе.
Я выключил сверло и через машину глянул на Дрю, который крепил ручку на передней дверце.
– А чегой-то ты обо мне беспокоился?
– Ну-у, брат, ты даешь! Ты ж был в одном шаге от того, чтоб окунуть свой член в шоколадный ганаш[62] и у себя самого пососать, – сказал Дрю.
– Ты только что произнес «ганаш»?
Дрю пожал плечами:
– Ага. Дженни теперь с утра до ночи смотрит телеканал «Еда» и меня заставляет. С тех самых пор, как она занялась рекламой для Клэр, она решила, что ей нужно научиться хоть как-то готовить. Тут как-то она в Интернете минут двадцать искала рецепт глазировки «конфедератским» сахаром.
С трудом подавив смешок, я снова стал копаться с машиной.
– А ты не посоветовал ей поискать такой сахарок на Юге, в самой глубинке? Мог бы заодно и предупредить ее об опасности «мятежного»[63] сахара, – веселился я.
– Ладно тебе. Не дури! Ты издеваешься, а мне духу не хватило сказать, что это называется сахарной пудрой.
Ну, нет, только не это!
– Так вы, значит, с Дженни собираетесь сегодня вечером к Клэр? – спросил я, меняя тему.
Клэр, определенно, была не против моих свиданий с Гэвином. Для начала она решила, что лучше всего – создать знакомо-коллективную обстановку, а потому пригласила сегодня всех к себе на ужин.
– Не пропустим ни за что на свете. Я для такого случая даже новую футболку надыбал, – с улыбкой ответил Дрю.
* * *
В шесть часов я постучался в дверь Клэр. Топот голых ступней по полу – и дверь распахнулась настежь.
Я опустил взгляд на маленького мужичка, стоявшего на пороге и в упор рассматривавшегося меня, и не сумел сдержать улыбки. Иисусе, как же он похож на Клэр! А вот глаза… ого! Они точно такие же, как и мои.
– Привет, Гэвин, – сказал я, вытаскивая из-за спины обернутый в красивую бумагу подарок и протягивая его ему. – Это тебе.
Гэвин выхватил подарок у меня из рук, повернулся и ринулся прочь, вопя на бегу:
– МАААААААМ! Этот мне фто-то купив!
Я, засмеявшись, переступил порог и закрыл за собой дверь.
Клэр жила в небольшом одноэтажном домике с верандой и остроконечной крышей, и первое, что я заметил, войдя в его жилую часть, насколько он прост и по-домашнему уютен. На низком столике у дивана и на каминной полке горели свечи, а от долетавшего из кухни аромата у меня потекли слюнки. Я обошел комнату, разглядывая все фото, которые хозяйка разместила практически на каждой свободной поверхности: вот малышка Клэр, а вот она застыла рядом с гордым отцом, демонстрирующим военную выправку, рядом – фото ее друзей и многочисленные снимки Гэвина. Сердце екнуло, когда я увидел снимок моей любимой с округлившимся животом: с нашим сыном. Вид у нее был такой юный и беспомощный. Я снял фото с каминной полки, чтоб разглядеть его получше. Значит, вот как она выглядела, когда мы встретились (минус животик беременной)! Разглядывая снимок, я и печалился, и сердился – разумеется, на себя. На нее мне сердиться было не за что. Мы оба были молоды и глупы, в ту ночь ни один из нас не захотел шевелить мозгами. Просто я расстроился, что упустил все это. Не видел, как день за днем у нее растет живот, не положил на него ладонь и не почувствовал, как пинается малыш.
– УООЙ! – вскрикнул я, когда чья-то нога пребольно ударила меня в голень.
Опустив глаза, я увидел стоявшего рядом Гэвина, пристально на меня глазевшего.
Вот тебе, папаша, получай! Голень, по-моему, запомнит это навсегда.
– Слуфай, я забыл, как тебя зовут. Мозна, я буду звать тебя котях собачий?
Не успел я и сообразить, как откликнуться на такую просьбу, когда услышал за спиной голос Клэр:
– Гэвин!
– Это не я! – тут же выпалил он с перепуганным выражением на лице.
– Ладно, хорошо, – спокойно выговорила она. – Имя этого приятного человека, нашего друга, – Картер, ты помнишь? Прекрати обзываться.
Я обернулся, увидел ее: стоит в дверном проеме кухни и прожигает Гэвина недобрым взглядом.
– Не обижайся, – произнесла она, переводя взгляд на меня. – На прошлой неделе о чем бы его ни спрашивали, он отвечал одно и то же: «Глупые толстые каловы». На любой вопрос. Когда он научится выговаривать все звуки алфавита, я закачу царский пир и позову всех друзей, а логопеду пошлю шикарный шоколадный торт. Она сказала ему рычать, чтобы закрепить звук «р». И теперь он пытается тянуть «ррр». По-моему, очень мило. Мой тигррренок.
Я засмеялся. С души свалился камень: значит, он называет меня так не потому, что уже успел возненавидеть. Клэр подошла и глянула на снимок у меня в руке.
– Ой, пожалуйста-пожалуйста, не смотри на это фото. У меня такой вид, будто из меня громадная опухоль наружу прет. Мячик, который я проглотила, своими пинками мне все внутренние органы растряс и заставлял меня писать, стоило только чихнуть, – простонала она. – Извини, я что, проговорилась, что писалась в штанишки, а?
– Ага, типа намекнула. Пустяки, я про это эсэмэски всего четырем знакомым разослал, а не по всему списку контактов в моем мобильнике.
Вдруг я понял, что мы стоим один на один, лицом к лицу, настолько близко, что можно ее поцеловать. Я подался вперед проделать это, напрочь забыв, что в комнате мы не одни.
– Ма-ам, можно я подавок откувою?
Мы замерли, губы наши так и не сошлись, потеряв друг друга на полпути. Взгляды скользнули вниз. Клэр со вздохом отпрянула от меня.
– Да, милый, разрешаю. Открой, пожалуйста, подарок, – ответила она сыну.
Тот плюхнулся на пол, где стоял, и взялся рвать бумажную обертку: клочки полетели во все стороны.
– Вовсе не обязательно покупать ему что-то, – тихонько сказала мне Клэр.
Я только плечами повел:
– Ничего грандиозного, так, пустяк.
– Мамочка, смотли! Тут цветные мелки, и фломастеррры, и кррраска, и…ого-го!.. я могу ррраскрррашивать и калтинки рррисовать! – восторженно вещал Гэвин, протягивая все по очереди матери.
– Это потрррясающе, зайка! Пойди, пожалуйста, и положи их в мою комнату на кровать, а поиграем мы с ними позже, хорошо?
– Но я хочу крррасить сейчас, – заныл Гэвин и уронил коробку с цветными мелками себе на ногу. – Челт!
– Гэвин Аллен! – прикрикнула Клэр.
Я понимал, что в воспитательных целях следует сохранять невозмутимость, а потому отвернулся и, давясь смехом, принялся думать о мертвых щеночках и той сцене в «Поле его мечты»[64], где герою Кевина Костнера приходится играть в прятки со своим отцом. Чертова сцена! Всякий раз достает меня.
– Еще одно дурное слово вылетит из твоего рта, и ты получишь трепку, ты меня понял? Скажи Картеру спасибо за подарок и иди к себе в комнату. Мы позовем тебя, когда соберемся ужинать.
– Спасибо, Калтел, – пробормотал Гэвин и потащился по коридору.
Когда он уже не мог услышать, я расхохотался, а Клэр шлепнула меня по руке.
– Прости, но он чертовски забавен.
Глядя на меня, она закатила глаза и отправилась обратно на кухню. Я – за нею следом.
– Да, он неугомонный! И кто его только воспитывал? Вот смейся-смейся, а потом возьми, наберись смелости и выйди с ним куда-нибудь на люди. Типа, скажем, в церковь. И, когда там настанет такая тишина, что слышно, как тихо журчит фонтан позади церкви, вот тогда Гэвин и сообщит во весь голос: «Мам! Я слыфу, как Иифус икает!» Тогда возвращайся ко мне, посмеемся вместе. Вот и посмотрим.
Подвинув стул к столу, я наконец смог подойти к столешнице позади Клэр, и у меня челюсть отпала: все имевшееся на ней пространство было покрыто шоколадом, печеньем и сластями – всех мыслимых видов.
– Я попал на фабрику Вили Вонка?
Она засмеялась, подняла крышку громадной кастрюли, стоявшей на плите, и помешала что-то половником.
– Вот, полюбуйся, сегодня вечером я решила использовать вас в качестве подопытных кроликов. Вы побалуетесь плюшками, а Дженни сделает несколько фотографий кое-каких кондитерских изделий для моей рекламы, потому как у меня для съемки ничего лучше камеры в мобильнике нет.
Я мечтательно смотрел на все. Кажется, сегодня я получил окончательное подтверждение тому, что я врожденный кофеман и сладкоежка.
– Е-мое, а это что такое? – спросил я, указывая на кирпичи из белого шоколада размером с мой кулак. Они образовали небоскреб, который был высокохудожественно полит карамелью на верхушке.
