– Остальное обсудим, когда я вернусь, если не дождешься, то оставь ключ у соседей.
– А ну-ка вернись. – Старый черт властно стукнул по столу, я удивился, он велел мне сесть, я послушно сел, а в душе вздохнул: мне крышка!
Отец посмотрел на меня в упор:
– Тебе нравится Цинтяо?
Я вспыхнул и принялся всячески отнекиваться. На лице отца появилась редкая для него участливость, он тихонько сказал, что Цинтяо по уши влюблена в другого.
– Ей нравлюсь я, – сорвалось у меня с языка, и я тут же пожалел.
Старый черт отмахнулся, сказал, что Сыдин покруче меня и она меня дурит. В итоге я повесил голову, в душе тайком восхищаясь Старым чертом, все-то он знает. Может, он придумает вместо меня какой-то план? Но я не знал, как заикнуться об этом, чесал голову, а потом вытащил из кармана упаковку сушеной морской капусты и стал есть; это мне Цинтяо дала, тогда я ее не поблагодарил, она украла несколько пачек из супермаркета и маленький пакетик дала мне, сказав: если захочешь еще, то попроси у Сыдина, но где уж мне? Старый черт спросил, что это я жую. Пожадничать и не поделиться? Я еще не забыл, как он отобрал у меня сигарету. Я сказал, что это вообще ничуточки не вкусно, а сам тем временем отправил остатки в рот и только потом вспомнил, что хотел просить отца о помощи, и покаянно извинился, цель моя одна: как мне заполучить Цинтяо? Отец проникся, положил ногу на ногу и спросил: а что мне нравится в Цинтяо, она цветущая? Я чуть не рассмеялся, ну ты село, надо говорить «красотка»! Отец изо всех сил пытался скрыть неловкость, хорошо, что кожа темная, и покраснеешь, а не видать. И тут он громко заявил:
– Тебе ее никогда не заполучить!
– Почему это? – не понял я.
Отец сказал, что я не только трус, но еще и хвастун, она меня только за нос водить будет. Мне становилось все больше и больше не по себе. Я сказала, мол, не надо ее изображать совсем уж испорченной. Старый черт чуть не обжегся дымом.
– То есть, по-твоему, она лапочка? А где тогда мои сто юаней?
Я задрожал от страха, крыть было нечем, я не смел взглянуть на отца, только слушал. Отец обозвал меня простофилей, меня ужасно бесит это слово, я не простофиля, напротив, я злодей еще тот. Отец холодно рассмеялся: эх ты, мажор, единственный выход для тебя – учиться старательно. В мозгу что-то щелкнуло, он меня задел своими словами, меня это взбесило, я ему не верил.
– Потеряв мою маму, ты разрушил мое счастье.
Старый черт пнул меня, а потом спросил, что это я там бормочу себе под нос. Я упрямо отворачивался от него, он хотел, чтобы я посмотрел на него, но я назло этого не делал! Старый черт ухватил меня за обесцвеченные (по указке Сыдина) волосы, больно было так, что я скрежетал зубами, но решил, что чем больше его боюсь, тем сильнее он становится, лучше просто орать благим матом, чтоб отпустил. Но я и подумать не мог, что он меня переупрямит, отец меня крепко схватил, взял со стола ножницы и одним махом отрезал мне волосы. Я не представлял, что он так поступит, и только жалобно скулил, мол, хватит, хватит, как я пойду встречаться с Цинтяо. Я выл что есть мочи и пинал стол. Отец быстро принес из ванной расческу и велел сидеть тихо и не дергаться, а то если порежет меня, то он не виноват. Старый черт, орудуя ножницами и расческой, подстриг меня, а потом дал мне зеркальце, пояснив, что когда подрабатывал на чужбине, то первым делом научился стричь.
Я смотрел в зеркало, хотелось плакать: волосы слишком короткие, почти под ноль. Отец же озорно подул на мою новую прическу да еще и спросил, не холодно ли? Потом он отпустил ревущего меня и бодро пошел на кухню готовить еду, я с отвращением сказал ему вслед, ага, хрен тебе, дома ни рисинки нет. Отец вернулся, а я пулей помчался в ванную помыть голову и со страхом тайком на него поглядывал. Старый черт открыл свой рюкзак и вытащил какой-то мешочек, я удивился, сколько там оказалось всякой снеди, отец глянул на меня с довольным видом и сказал, что купил все это в супермаркете. Я поклялся, что буду его игнорировать, но ему и дела не было, он не замечал моей злости, велел мне перелить соевый соус и уксус в одну бутылку, я чуть помедлил, думая, что он сейчас придет в ванную и извинится, но Старый черт и не подумал, еще и возмутился, чего это я там копаюсь. Отец, оживленно жестикулируя, велел мне со второй полки серванта принести молотый перец и бутылку из-под глутамата натрия, вымыть и поставить на первую полку. Черт, все-то он знает, где лежит, еще получше меня, словно бы и не уезжал никуда. Я с отвращением гремел посудой, отец опять обругал меня простофилей, я только улыбнулся, а он уставился на меня во все глаза, ничего-то с ним не поделаешь. Бабушка говорила, что отец очень деспотичный человек, в молодости он часто шел, волоча за собой мать по асфальту, потому что она его не слушалась и общалась еще с парнем по имени Сяосяо. Бабушка говорила, что мать не любила отца за грубость, а он ей не доверял, да и слухи всякие ходили, которые ее порочили. В этом месте бабушка не поясняла, вранье это или нет, а я своими глазами видел, как мать в одних трусах шмыгает за штору, посмотреть, как удаляется силуэт отца, а потом из-под кровати вылезает Сяосяо. Мне тогда не было и шести лет, а я знал, что Сяосяо не единственный любовник матери. Однажды я чуть не проговорился Цинтяо, мол, посмотри, в какой я обстановке рос.
Сначала я даже немного сочувствовал отцу, его в компании образованной молодежи еще школьником во время «культурной революции» отправили ремонтировать железную дорогу, он вырос босяком и задирой, даже ударил Сяосяо ножом и чуть было не угодил в тюрьму. Я всегда был на его стороне, но сейчас подумал, что будь я на месте матери, было бы странно, если бы она жила с таким человеком и не делала все наперекор.
Старый черт воткнул в розетку электрическую рисоварку, а сам повернулся и принялся со стуком нарезать морковь очень тонкими кружочками; он что, еще и поваром работал? Я внезапно почувствовал голод.
– Свет включи, – велел Старый черт, в это время за окном уже сгустились сумерки. – Чайник поставь, – снова распорядился он, словно не мог вынести, что я сижу без дела.
Он ловко нарезал курицу, а потом поставил сковородку. В этот момент соседи сверху по фамилии У снова положили мокрую швабру на окно, и вода закапала нам на подоконник, бабушка уже много раз поднималась и просила так не делать, но соседи не слушали. Зато Старый черт без лишних слов пошел в туалет, помочился в пластиковую бутылку и зашвырнул ее к соседям, а потом, напевая какую-то частушку, сделал так, что вода с швабры текла к соседям снизу; в итоге соседи переругались в пух и прах, а Старый черт включил газ и приготовился жарить. Ох, я чуть было не начал его нахваливать, непонятно, то ли я восторгался воображением Старого черта, то ли его чувством юмора, но невольно вдруг подошел и повязал ему передник.
К нам кто-то постучал. Уж не Цинтяо ли? Я разволновался так, что бросился со всех ног, потом резко притормозил, поискал шапку, а когда напялил ее, то Старый черт уже пулей вылетел из кухни в прихожую. Я правда не преувеличиваю, он почти летел, аж чайный столик по дороге сшиб, я испугался, что сейчас он отчитает Цинтяо, и тоже со всех ног бросился к двери.
Но это пришли взять с нас оплату за воду.
Только я расслабился и тут же снова начал бояться, поскольку в этом месяце был большой перерасход, ведь Сыдин и его дружки каждый день тут плескались. Старый черт не стал меня упрекать, молча отдал деньги и продолжил готовить, я напомнил, что надо посолить, а он вроде как и не слышал, лицо мрачнее тучи, очень странно…
И тут снова раздался стук в дверь. Старый черт резко повернулся, возможно, он заметил мой ошарашенный вид, понял, что слегка перегнул палку, умерил обороты и снова пошел к двери. А мне оставалось только, глядя ему в спину, молиться, чтобы это оказалась не Цинтяо.
На сей раз пришли проверить счетчик газа.
– Все верно. – Отец сердито постучал по краю сковородки, а потом покосился на меня: до вокзала ведь только первый автобус идет? У меня екнуло сердце, я удивленно спросил, уж не собирается ли он прямо сейчас уехать, но отец понурился, а потом взревел: – Вода закипела!
– Старый черт. – Я за его спиной занес руку, но стоило ему повернуться, как я уже снимал чайник.
Когда постучали в третий раз, Старый черт не пошел открывать, а я долго пыхтел и возился с замком, собираясь предложить Цинтяо увидеться в другой день.
На пороге стояла незнакомая женщина средних лет.
Только я собирался спросить, кто ей нужен, как меня оттеснил отец, я улыбаясь потирал то место, куда он меня толкнул, и думал: так он, оказывается, ждал ее, неудивительно, в этот раз ему надо проявить себя во всей красе, так что я пропал, Цинтяо рассердится, конечно. Но Старый черт степенно принял у женщины сумку и шарф и спросил, на чем она добралась, все чинно-благородно, как будто его подменили. Я вроде сказал ей, что он притворяется, и только что вел себя, как волчара голодный. Задница Старого черта чуть дернулась, но в этот раз я оказался проворней: даже и не думай проучить меня. Женщина посмотрела на меня и сказала:
