– С Казбеком хочу попрощаться, – сказал Семен. – Давай вместе зайдем!
Казбек сидел на кошме, на высокой, туго набитой конским волосом подушке, подогнув под себя ногу и вытянув другую. Увидев гостей в дверях, он, не подымаясь, протянул руку и достал из тумбочки бутылку абрикосового самогона и стаканы.
– Если гора не идет к Магомету, – с порога сказал Семен Быковский, – то Магомет идет к горе.
– Магомет не Магомет, – приветливо процедил Казбек сквозь седые с чернью усы, – а все равно заходи: гостем будешь… Слышал, слышал. – С визгливым скрипом, зубами он вытянул затычку из горлышка бутылки. – У нас в горах эхо – о-го-го! В Ведено мышка икнет, а здесь слыхать.
– Ну и что ты слышал, Казбек? – спросил Семен Быковский.
– Выгнали вас, – беспечально ответил Казбек, наливая самогон в стаканы. – Из санатория.
– Выгнали, – подтвердил Семен. – А за что – знаешь?
– Да ни за что! – убежденно сказал Казбек. – А за что из этого вашего гадюшника можно выгнать больного человека? Заразу вы, что ли, там украли из бутылки? – Он затолкал на треть затычку в бутылку с самогоном и поднял свой стакан. – За здоровье!
Влад смеялся. Абрикосовый плескался в его стакане, но не расплескивался.
– Ну да, – смеясь, сказал Влад Гордин. – Только не из бутылки, Казбек. Сундук взломали, палочки Коха выгребли оттуда – советский народ травить.
– А ты не смейся! – предостерег Казбек. – Вон, Ленина на перевале свалили, как бы на вас не подумали.
– Подумать, конечно, могут, – согласился Семен Быковский. – На нас, на вас… Если б на нас подумали, мы бы не самогон тут с тобой распивали, а сидели бы на нарах.
– Никого они пока не поймали, – сказал Казбек. – Начальник-то уехал московский. Мусу велел ловить и уехал. А наши ловить Мусу ни за что не будут.
– Нет? – спросил Влад Гордин. – Почему?
– Мусу все уважают, – коротко объяснил Казбек. – У нас такого человека нет, который Мусу не уважает. Начальник уехал, теперь я поеду в Москву.
– Повезут, что ли, тебя? – уточнил Семен Быковский. – Под конвоем?
– Сам поеду, – сказал Казбек. – Дело у меня там есть: в Мавзолей пойду.
– Да ты что?! – опешил Семен.
– У нас на партийном райкоме, – объяснил свое намерение Казбек, – написано на стене: «Ленин жив!» А наши люди говорят: умер. Вот я и схожу, проверю. Если умер, зачем тогда врать?
– Ради такого дела стоит поехать, – согласился Влад. – Я бы тоже обязательно поехал: интересно ведь!
– А ты что, туда не ходил, в Мавзолей? – с усмешкой спросил Казбек. – Все ходят, а ты не был?
– Не был, – признался Влад. – Как-то в голову не приходило. И очередь большая.
Теперь смеялся Семен. Веселое получалось прощание с Казбеком.
– Я тоже, пожалуй, теперь схожу, – сказал Семен Быковский. – А то даже неудобно как-то…
– Вместе пойдем, – заключил Казбек. – Ты ведь в Москве будешь?
– Нет, – ответил Семен, – не в Москве. Мы завтра утром махнем в Сухуми, оттуда я к сестре поеду, в Тобольск. Тобольск – слыхал?
– Не слыхал, – покачал головой Казбек.
– Ну и не обязательно, – сказал Семен. – Сибирь это. Там у сестры домик, как твоя сакля, только деревянный.
– Хорошо, – кивнул Казбек. – Маленький, зато свой. Никто не выгонит. Ни Бубуев, никто.
– Бубуев где хочешь найдется, – сказал Влад. – Без Бубуевых колеса не крутятся.
– Верхом надо ездить, тогда колеса не нужны, – заметил на это Казбек. – А Бубуев этот – ишак, не наш человек. Только фамилия наша, а больше ничего нет.
– Поеду в Тобольск, – повторил Семен Быковский, – отсижусь там. Знаешь, говорят, родные стены лечат. Я к сестре который год собираюсь, никак не доеду.
– Сестра-то – хорошая? – заботливо спросил Казбек. – Как зовут?
– Майя, – сообщил Семен. – Больше нас никого не осталось, из всей семьи: она да я.
– Ну и хорошо, – неизвестно почему решил Казбек. – Я тебе бутылку абрикосового дам, будешь Кавказ вспоминать.
– Сестра не знает, что приеду, – продолжал свое Семен. – Дверь откроет – а это я. Вот обрадуется!
– Давно не видались? – спросил Казбек.
– Лет семь или восемь, – ответил Семен Быковский. – Она в Москву не ездит, билеты дорогие. И дом бросать тоже, знаешь, не хочется.
– Правильно делает, – сказал Казбек. – Дома сидеть – лучше не бывает. А уедешь хоть на неделю, все растащат, унесут. Ищи по соседям потом…
– А ты в Москву поедешь – не растащат? – спросил Влад Гордин.
– У меня не утащат, – с уверенностью сказал Казбек. – Здесь горы, воровать нельзя, а в Сибири обязательно украдут: там рука не терпит. Сам не знаешь, что ли?
– Чего тут не знать, – беспечально отозвался Семен Быковский. – Бывает… У вас тут закон другой.
– Другой, – жестко подтвердил Казбек. – Раньше за воровство руку рубили, еще до дружбы народов… В Сухуми через перевал пойдете?
– На озера, потом на перевал, – сказал Семен. – Завтра выходим, с утра пораньше.
Наутро, вскоре после рассвета, собрались в полном составе у ворот. Санаторий спал. Угомонились цикады на исходе ночи, ветер повис бахромой на ветвях деревьев. Тишина стояла над миром на своих белых ногах.
– Ну, с Богом! – вскинув рюкзак на спину, сказал Семен Быковский.
– Еще пять минут, – попросил Влад и глянул на часы. – Надо, Семен!
Семен пожал плечами под лямками рюкзака:
– На посошок, что ли?
– Нет, не это, – качнул головой Влад Гордин, – хотя можно, конечно… Сейчас увидишь.
По дороге легко шагал к воротам колхозный конюх, ведя лошадку в поводу. В мешках курджуна, навьюченного на спину лошади, позванивало.
– Это к нам, – широко улыбаясь, сказал Влад Гордин. – Я договорился.
– Лошадь! – восторженно изумилась Валя Чижова. – Это же лошадь! – Как будто колхозный конюх вел на веревке гиппопотама.
– Ну да, – подтвердил Влад. – Мне ее дали до конца недели. Не тащить же коньяк на собственной спине до самых озер! Вон как звенит! Ящик с прицепом, хлеб, сыр. И зелень.
– И никаких тебе колес, – сказал Семен Быковский. – Ну ты даешь, Влад!
– А этот парень с нами пойдет? – спросил Сергей Игнатьев, ганзеец. – Этот джигит?
Тем временем конюх передал повод Владу, сказал: «Овес в курджуне», – и отправился к себе в колхоз «Орел Октября». Походка его была летуча, словно бы он шагал по натянутому канату.
– Да я и сам справлюсь, – сказал Влад Гордин. – Я умею. На черта нам сдался коновод на озерах?
Валя Чижова своими синими шариками глядела на Влада с выражением полного счастья. Влад достал живую лошадь! И умеет с ней обращаться! Вот что значит настоящая любовь, от всего сердца! И два дня на Джуйских озерах, с ним!
Жизнь, несмотря ни на что, получалась совершенно прекрасной.
Телеграмма пришла ближе к полудню, когда тубплиеров уже и след простыл. Почтальон сдал бланк с отпечатанным на узких полосках текстом регистраторше Регине под расписку. Регина с медовыми волосами передала депешу, адресованную выбывшему Быковскому Семену, секретарше директора Бубуева. «По поручению заведующего отделением травматологии тобольской городской больницы, – читал Бубуев, – сообщаю что гражданка Быковская Майя Викторовна скончалась в результате травм полученных при обрушении потолка тчк похороны состоятся завтра кладбище № 2 тчк делопроизводитель Самсонов».
Озер было три: зеленое, охряное, синее. Озера лежали как цветочные лепестки на травяной ладони луговины, обрамленной скалами и горным лесом. В лесу жили птицы и звери, а людей не было видно.
Люди и их лошадь пришли к озерам перед закатом; голубая паутина вечера еще не опустилась на луговину, а пронизывающий свет дня уже утратил беспристрастную ясность, не знающую жалости.
После долгого дня пути купанье в ледяной воде Джуйских озер, с разбегу – что может быть лучше! Вмиг покрасневшая кожа покрывается пупырышками, а дружелюбное солнце сглаживает их без следа. Загорать на озерном берегу, в траве, а потом сидеть у ночного костра, который дан нам взамен дневного солнца. «Самшитовая роща» с ее таблетками, запретами и процедурным кабинетом – это что еще за зверь? Где она осталась, Роща, – в другом измерении, в другом страшном и диком мире? Здесь, на озерах, счастливое лежбище людей, скрепленных связями куда более прочными, чем социальные или профессиональные, прибитых друг к другу ветерком удачи. Здесь горстка единомышленников, спаянных неизлечимой болезнью и присутствием смерти, в лицо которой избегают открыто глядеть.
А Влад Гордин – тот глядел. Нарушение запрета притягивало его и влекло, и погружение в ледяную воду, категорически ему запрещенное, ставило, по его разумению, последнюю запятую перед развязкой. Всю дорогу до Джуйских озер его так и подмывало поскорей нарушить запрет – и поглядеть, что вслед за этим произойдет: обрушится ли на него кара, наступит хаос или нет.
Просыхая на берегу, наливаясь закатным золотым теплом, Влад Гордин опасливо думал о том, что ничего здесь может и не произойти. Пройдет день, другой, ребята уйдут в Сухуми, а он, Влад, останется. Решение решением, и время выбрано верно – но вдруг что-то там, в левой верхней доле, не сработает вовремя! Он ведь не вешаться сюда пришел на суку, по часам. Результат-то, правда, один и тот же, но болтаться на веревке – нет уж, извините. Лучше немного подождать, тем более что, может, и ждать совсем не придется: вода здесь как лед, завтра с утра до ночи на солнце жариться плюс пьянка – от этого загнешься наверняка.
