Буквально глотая Гёте, Гессе, Ремарка, Дёблина, Ницше.
Пауле казалось, что падчерица слишком замкнута.
Почему она не приглашает друзей?
А Шарлотта стремилась всецело владеть Паулой,
Ходила за ней по пятам на вечерах и приемах,
Злилась, когда с ее мачехой долго болтали другие.
И в день именин Паулы решила ее поразить:
Обегала все магазины, ища самый роскошный подарок,
И наконец отыскала очень красивую пудреницу,
Потратив на нее все карманные деньги.
Шарлотта ужасно гордилась такой удачной находкой:
Теперь, наверно, Паула полюбит ее еще больше.
В день торжества Шарлотта измучилась от нетерпения.
Наконец Паула открыла коробку с ее подарком.
Да, он ей очень понравился,
Но то был один из подарков, в числе многих других,
И Паула благодарила всех одинаково вежливо.
Шарлотта была убита,
Ее душило отчаяние,
Переходящее в бешенство.
Схватив злосчастную пудреницу,
Она с силой бросила ее об пол, прямо перед гостями.
Воцарилась мертвая тишина.
Альберт взглянул на Паулу, ожидая ее реакции.
В глазах певицы сквозил холодный гнев.
Она увела Шарлотту к ней в комнату со словами:
Мы объяснимся завтра.
Я все испортила! – думала девочка.
Они встретились утром на кухне.
Шарлотта пролепетала невнятные извинения,
Пытаясь объяснить свои чувства.
Паула ее утешила, потрепав по щеке,
Довольная тем, что девочка облекла свой проступок в слова.
Паула помнила, какой веселой прежде была Шарлотта,
И не могла понять, что мучит ее теперь.
Альберт объяснил реакцию дочери только банальной ревностью,
Ревностью – и больше ничем.
Ему непонятна вся глубина ее душевных терзаний.
Этот великий врач, увлеченный своей грандиозной миссией,
Сделал много важнейших открытий в области исцеления ран,
И приступы ярости дочери не слишком его занимали.
А Паулу это обеспокоило.
Она сочла, что нужно все рассказать Шарлотте,
Рассказать всю правду.
Какую правду? – не понял Альберт.
Всю правду… о ее матери.
Нельзя строить жизнь на таком обмане.
Если она узнает, что все ей лгали, это будет ужасно.
Нет, мы должны молчать, возразил ей Альберт.
И добавил: ее дед и бабушка твердо это решили.
Они не хотят, чтоб она знала правду.
И внезапно Пауле все стало ясно:
Шарлотта довольно часто ночевала у стариков
И они непрестанно ее угнетали,
Упорно напоминая внучке, что лишились своих дочерей.
Теперь у них есть только Лотхен, стенали они.
Оттуда Шарлотта всегда возвращалась мрачной.
Бабушка, разумеется, любила ее безгранично,
Но в этой любви таилась зловещая черная сила.
Разве такая женщина может воспитывать внучку,
Когда ее дочери – обе! – решились на самоубийство?!
Итак, Пауле пришлось скрывать от Шарлотты правду,
Раз уж так пожелали ее родные.
Но все же она послала бабушке безжалостное письмо:
Вы убийца своих дочерей.
Но Шарлотту я вам не отдам.
Я ее уберегу…
Сраженная наповал, старуха замкнулась в себе.
Прошлое, как она ни старалась забыть, вновь нахлынуло на нее,
И она с головой ушла в пучину семейных трагедий.
Во-первых, это, конечно, смерть дочерей,
Но их гибель была лишь финалом череды самоубийств.
Ее брат тоже бросился в воду, из-за неудачного брака.
Кандидат наук. Ему было всего двадцать восемь.
Гроб с покойником выставили в гостиной,
И долгие дни семья спала в одном доме с трупом.
Родные никак не хотели с ним расставаться, —
Квартира должна была стать для него могилой.
Лишь смрад разложения положил конец этой «выставке».
Мать упорно не позволяла вынести сына из дому.
Она соглашалась принять его смерть, но не отсутствие —
Отсутствие тела —
И впала в безумие.
Пришлось нанимать к ней сиделок, дневных и ночных,
Чтоб уберечь несчастную от нее же самой —
Как позже случилось с Франциской
Сразу после первой попытки самоубийства.
История повторялась,
Вновь и вновь повторялась в роковом хороводе смертей.
Бабушка вспоминала те скорбные годы,
Когда приходилось днем и ночью неусыпно следить за матерью.
Иногда она с ней беседовала, стараясь ее утешить,
И это как будто смягчало страдания бедной женщины,
Но безумица вновь и вновь заводила речи о сыне,
Утверждала, что он моряк
И поэтому дома бывает нечасто.
А потом, неожиданно, осознавала действительность,
Жестокую, мучительную, словно ожог,
И тогда кричала, кричала часами.
Восемь лет этой пытки безумием наконец привели ее к смерти,
И родные сочли, что могут спокойно вздохнуть.
Но для бабки Шарлотты на этом несчастья не кончились:
Едва схоронили мать, как убила себя сестра
По неизвестной, необъяснимой причине.
В восемнадцать лет она среди ночи вышла из дому
И бросилась в ледяную реку —
Точь в точь как годы спустя случилось с первой Шарлоттой.
То есть в этой семье история шла по кругу,
Повторяясь снова и снова, в роковом хороводе смертей.
Бабушку потрясла ужасная смерть сестры.
Такого она не предвидела, да и никто не предвидел.
Она начала искать спасительное решение,
И наилучшим выходом стал для нее брак.
Она вышла замуж, стала членом семейства Грюнвальд
И родила, одну за другой, двух дочерей.
Пролетело несколько лет – как ни странно, счастливых.
Но зловещая черная сила внезапно проснулась опять:
Покончила с собой единственная дочь ее брата,
Затем и ее отец, а следом – его сестра.
Значит, спасения нет; значит, все безнадежно.
Гибельная наследственность оказалась всесильной.
Корни семейного древа изначально подточены злом.
И все же она не считала своих дочерей обреченными.
Ничто не сулило беды во времена их веселого детства.
Они бегали и резвились,
Прыгали, танцевали, смеялись.
Можно ли было подумать…
Шарлотта, за ней Франциска.
Запершись в своей спальне, бабушка продолжала оплакивать мертвых,
Держа на коленях письмо от Паулы.
Залитые слезами буквы темнели, потом расплывались.
Что, если Паула права?
Это женщина с чистой душой, она и поет как ангел.
Да, Паула сказала правду:
Все, кто жил рядом со мной, уходили в могилу до срока.
Может быть, я виновата в их смерти?
Значит, придется над этим подумать,
Попробовать уберечь Шарлотту.
Нужно пореже с ней видеться… да, так оно лучше.
Внучка больше не будет у них ночевать,
Это самое главное.
Шарлотта должна жить.
Только… возможно ли это?
Шарлотте уже исполнилось шестнадцать лет.
Серьезная, вдумчивая девушка блестяще училась в школе,
Но временами казалось, что она не от мира сего.
Паула считала упрямство главным ее недостатком.
Они с Шарлоттой теперь не очень-то ладили.
Альберт, как всегда, был увлечен медицинскими изысканиями,
И женщины долгие дни проводили наедине
В размолвках, взаимных попреках, что, в общем,
вполне объяснимо.
Шарлотту все чаще одолевали противоречивые чувства:
Она обожала Паулу и… не выносила ее.
Однако не уставала слушать ее пение.
Ходила на все концерты певицы, когда та выступала в Берлине,
С тем же трепетом, что и впервые.
Паула – звезда, величайшая дива средь всех современных.
И на ее выступления собирались толпы людей.
Недавно она записала блестящую версию своей «Кармен».
На одном из концертов Шарлотта сидела в первом ряду.
Паула долго держала финальную ноту,
Последнюю в этом концерте.
Слушатели затаили дыхание.
Звук мягко стихал, переходя в тишину,
А дальше триумф, овация, нет, больше – апофеоз ее славы.
Со всех сторон неслись громкие крики «браво!».
Шарлотта глядела на сцену, усыпанную цветами.
Скоро эти букеты украсят гостиную в их квартире,
Море красных цветов.
И вдруг в это красное море вторгается диссонанс.
Вначале Шарлотта не поняла, что случилось.
Может быть, это своеобразная демонстрация восхищения?
Резкие, грубые выкрики, громкий, пронзительный свист.
Нет, непохоже.
Эти звуки неслись откуда-то сверху,
И непонятно, откуда именно, —
В зале еще стоял полумрак.
Хриплые крики все громче и громче,
Теперь они заглушили овацию.
Пауле все уже ясно, она ушла за кулисы,
Не желая этого слышать,
К чему слушать вопли ненависти?!
Мужчины выкрикивали угрозы и оскорбления,
Веля Пауле убраться отсюда —
Здесь она публике не нужна!
Шарлотта, дрожа, пробралась в гримерку,
Боясь увидеть Паулу раздавленной,
Но нет, певица стоит перед зеркалом
И выглядит сильной, почти бесстрашной,
И это она утешает Шарлотту:
