Шарлотте нравилось в этом спокойном месте, где все были к ней добры, но как ни говори, а монастырь есть монастырь, а она уже ими пресытилась. Время шло, Шарлотте исполнилось шестнадцать лет, и теперь ей хотелось более упорядоченной жизни. И больше всего на свете она мечтала быть рядом с дорогим сердцу Фулкрандом. Но приходилось ждать, пока важные персоны окончательно решат ее судьбу.
Нелегким было это ожидание, хотя монахини старались сделать ее пребывание в обители как можно приятнее, ведь они всей душой привязались к молоденькой и прелестной женщине, трогательной в своей верности милому супругу, о котором она всегда говорила со слезами на глазах.
Само собой разумеется, Фулкранд поспешил перебраться в Париж, где он регулярно посещал принца де Конти, принимая живое участие в его делах. Пребыванием в столице он воспользовался для редких свиданий в монастыре со своей возлюбленной, которые еще больше разжигали их страстное чувство, ведь они бесконечно страдали от затянувшейся разлуки.
Решение нашла Шарлотта. Видя, как она мучается, лишенная свободы по принуждению, добрые сестры позволили затворнице иногда выходить в город, конечно, под присмотром монахини. Однажды Шарлотте даже удалось погостить какое-то время у принца де Конти, и это пребывание на воле оказалось столь благотворным, что к концу года в монастыре произошло событие, для которого он вовсе не был предназначен: юная госпожа Дю Боск произвела на свет чудесного младенца мужского пола, огласившего громким криком суровые стены обители.
Вот уж когда Тулузский парламент стал в тупик! В конце концов, требовалось каким-то образом определить судьбу Шарлотты законодательно. Но бумажная волокита затянулась надолго, и несчастным супругам пришлось испытывать свое терпение еще полтора года. Только шестого мая 1665 года Королевский совет окончательно признал правомочность брака Шарлотты де Кальвьер и Фулкранда Дю Боска. Молодая женщина и младенец были торжественно переданы супругу, и радостная пара, наконец-то, могла отправиться по дороге, ведущей к счастью. Они и правда жили очень счастливо, имели много детей, и даже были настолько великодушны, что ежегодно заказывали мессу за упокой души – ох какой беспокойной! – господина аббата де Псалмоди.
Франсуаза де Рокелор: между любовью и жадностью
Бретонский принц и непризнанная дочь Людовика XIV
Ох уж этот Эркюль-Мериадек!
Самой большой новостью в декабре 1707 года в салонах Версаля был предстоящий брак – говорили, что король Людовик XIV его поддерживает и вот-вот благословит, – молодого принца де Леона, сына герцога Шарля де Рогана и герцогини, урожденной Гемене, с дочерью герцогини де Рокелор, юной Франсуазой. Дочерью герцогини, но не герцога! Ибо ни для кого не было секретом, в информированных кругах разумеется, что дитя было зачато в момент, когда Великий король проявлял большой интерес к его матери, в то время как герцог воевал где-то у голландской границы. Ходили слухи, что когда кормилица показала отцу новорожденную, Рокелор с присущим ему изяществом и остроумием отвесил ребенку глубокий поклон и сказал: «Добро пожаловать, Мадемуазель, я не ждал вас так скоро!»
Как бы то ни было, но природа взяла на себя труд отомстить за попранную честь герцога: если остальные дети унаследовали красоту матери, то дочь «короля-солнца», что называется, не удалась: она была дурно сложенной, сутулой и некрасивой. Домашнее образование, когда пришел срок, девушка продолжила, став воспитанницей монастыря Дочерей Святого Креста, располагавшегося на улице Шарон[96]. Это приятного вида строение было окружено прекрасным садом, где Франсуаза в довольстве и покое достигла своего двадцатичетырехлетия.
Однажды утром в обитель явилась старшая Рокелор, сообщив, что король выбрал ее дочке супруга, и та вскоре станет принцессой де Леон. И по этому случаю Франсуазе разрешено принимать в монастыре своего жениха.
Если будущая невеста не блистала красотой, то и жених был не лучше. Двадцатисемилетний молодой человек, тощий и неприглядный, как обед во время Великого поста, он отнюдь не напоминал Адониса, но… все-таки был не лишен обаяния благодаря живому уму, любезности, веселому нраву, изяществу и, скажем так, своему шарму. Он любил жизнь, был не прочь выпить и поухаживать за женщинами и не жалел денег, если речь шла о собственном удовольствии, но становился скупее Гарпагона[97], когда это касалось других. Ничего не поделаешь – семейная черта, свойственная как его отцу, так и матушке.
Но вот что случилось: во время свидания в приемной монастыря произошло чудо, на которое способна только любовь: эти два некрасивых существа покорили друг друга! Чтобы лучше понять причину этого, заметим, что девушка, плохо сложенная и лишенная привлекательной внешности, обладала теми же качествами, что и ее жених, – она была умна и обладала живым и бойким характером, иначе говоря, вполне могла понравиться.
Вот на этом нашей истории и следовало бы завершиться апофеозом великолепной свадьбы в Версале в присутствии короля, его морганатической супруги госпожи де Ментенон и всего двора. Все так бы и случилось, если бы не известная скаредность Роганов и тот факт, что герцогиня де Рокелор, которая тоже умела вести счет деньгам, несмотря на свое богатство, с вожделением поглядывала на солидную кубышку бретонских принцев. Но лучше послушаем Сен-Симона:
«На стадии подписания брачный договор был расторгнут в резкой форме из-за высокомерного поведения герцогини де Рокелор, которая потребовала, чтобы герцог де Роган выделил сыну бо`льшую сумму, чем им было назначено. Роган и его супруга восприняли это в штыки, стояли на своем и разорвали договоренность…»
Истинной причиной завышенных требований дамы и решительного отказа Роганов был тот факт, что в момент, когда переговоры только начались, некая Флоранс Пеллерен, дочка трактирщика из Сен-Жермен-де-Пре, угодила в Бастилию. Впрочем, произошло это с полного согласия Флоранс и благодаря королевскому указу о заточении в тюрьму без суда и следствия, чего добился для нее герцог де Роган. Вот уже четыре года эта Флоранс, кстати очень красивая, держала в плену своего очарования Эркюля-Мериадека, да так крепко, что тот хотел на ней жениться, и теперь она готовилась подарить ему ребенка. В Бастилии с ней обходились как со знатной дамой, даже разрешили на время родов поселиться у жены начальника охраны Марии Базен, с которой она подружилась. Затем, опять же благодаря ходатайству подруги, Флоранс пристроили в один достойный монастырь, где она должна была тихо коротать время в ожидании того светлого дня, когда она сможет воспользоваться небольшим денежным вознаграждением, которое ей было выделено. Вознаграждение, вызывавшее скрежет зубовный у Роганов и которое госпожа де Рокелор считала непозволительным. Дама исходила из принципа, что будущим свекрам стоило бы поднапрячься в финансовом отношении после такого скандала, чтобы заслужить честь с ней породниться. Мы знаем, к чему это привело.
Поставленный в известность родителями, что он не сможет жениться на дорогой Франсуазе, Эркюль-Мериадек в отчаянии бросился на улицу Шарон, чтобы сообщить страшную новость «невесте». Молодые люди сначала вдоволь посокрушались, сетуя на жестокосердие и жадность тех, кому была вверена их судьба, затем принялись думать. Единственным выходом было просто поставить родственников перед свершившимся фактом.
– Я вас похищаю, мы женимся, а там посмотрим!
Нечего и говорить, что Франсуаза одобрила этот план, затронувший романтические струны, которые не могут не отозваться в сердце девушки, воспитанной монахинями. И они сразу приступили к проработке деталей, которые позволили бы его реализовать. Все должно было произойти через три дня.
Так уж сложилось, что госпожа де Рокелор, никогда не покидавшая Версаль, разрешила настоятельнице монастыря отпускать Франсуазу с ее гувернанткой Маргаритой Витю каждый раз, когда крестная мать воспитанницы, маркиза де Ла Вьевиль, пригласит ее в гости.
Узнав об этом, Эркюль-Мериадек не стал терять времени даром. Перекрасив одну из своих карет, он приказал нарисовать на дверцах гербы Ла Вьевилей, переодел двух своих лакеев и кучера в одежду цветов этого благородного дома и отправил все это двадцать девятого мая 1708 года вместе со старым письмом маркизы, которое ему дала Франсуаза, содержавшим приглашение девушки в дом крестной.
Настоятельница ничего не заподозрила, и Франсуаза с победным видом поднялась в карету вместе с мадемуазель Витю… которая принялась громко кричать, как только поняла, что маршрут изменен. Особняк Ла Вьевилей находился на месте нынешней набережной Целестинок, карета же мчалась в сторону холма Менильмонтан. В довершение всего на некотором расстоянии от монастыря в карету вскочил принц де Леон, восхищенный успехом своего предприятия.
