В дверь тихо постучали. Рыдания сменились тихим плачем, но мой бесславный побег, судя по всему, был достаточно шумным, чтобы разбудить Мэг.
– Не заперто, – сказала я.
Дверь открылась, и свет свечи отбросил длинные тени на дальнюю стену. Судя по силуэту, кресло было высотой почти под потолок. Я лежала лицом к нему, почти прижав колени к груди, и мои лицо и подушка были мокры от слез.
– Прости, жаль, что я тебя разбудила, – пробормотала я.
– А мне нет, – ответил Энгус.
Я рывком подняла голову с подушки и оглянулась. Энгус стоял в дверях, держа свечу.
– Можно войти?
Я села и, подвинувшись назад, прислонилась к спинке кровати. Шмыгнула носом, вытирая лицо трясущимися руками.
Энгус поставил свечу на комод и подошел к кровати.
– Прости меня, – сказал он.
Я, вся дрожа, уставилась на него. По лицу снова покатились слезы.
Он присел на кровать и провел большим пальцем по моей щеке. Я затаила дыхание и закрыла глаза.
– Прости, – снова произнес Энгус.
Когда я открыла глаза, мы встретились взглядами.
– Я был неправ, mo run[18], сейчас как раз самое время.
Он придвинулся ближе и стал целовать щеки, собирая губами слезы – медленно, нежно, как в танце, переходя с одной стороны лица на другую. Наконец, когда я уже не могла терпеть, он коснулся губами моих губ.
Губы у него были теплые, мягкие, они слегка раскрылись, и я ощутила, как быстро он дышит. Он целовал меня снова и снова, все требовательнее, его борода щекотала кожу. Его рука скользнула по моей шее в вырез ночной рубашки.
Я ахнула, и он остановился.
Обхватив ладонью грудь, он смотрел мне в лицо и ждал знака. То был миг мучительной сладости, болезненного восторга, утонченной нужды. Это было невыносимо.
Я склонилась и потянула его за рубашку. Он встал, стащил ее через голову. Я стала дергать свою ночную рубашку, поднявшись в постели на колени.
– Постой, – сказал он, и на этот раз остановилась уже я.
Он снял с меня рубашку – медленно, почтительно.
Я никогда не чувствовала себя настолько выставленной напоказ, но мне не хотелось прикрыться. За спиной Энгуса мерцала свеча, его дыхание еще участилось, когда он смотрел на мое тело, без стыда задерживаясь взглядом на груди и бедрах.
– Mo run geal og[19], – произнес он. – Какая красивая.
Он развязал пояс пижамы и спустил ее на пол. Я затаила дыхание. Конечно, я знала анатомию, но, если не считать статуй, никогда не видела обнаженного мужчину, тем более возбужденного. Энгус, похоже, почувствовал это и помедлил, дав мне возможность все рассмотреть.
В конце концов он встал коленями на кровать и, подхватив меня под шею, опустил на постель.
Мгновение спустя, склонившись надо мной, он заглянул мне в глаза и спросил:
– Ты уверена, mo chridhe[20]? Это ведь не отменишь.
– Да, – прошептала я. – Я совершенно точно уверена.
Когда он вошел в меня, нахлынуло такое чувство, что меня начало трясти. Я обхватила его руками и ногами, держась изо всех сил.
На следующее утро, проснувшись, я лишь через пару мгновений поняла, что все это мне не приснилось. Свеча давно догорела, нас окружала пещерная тьма; мы лежали рядом, прижавшись обнаженными телами друг к другу. Одна рука Энгуса лежала под подушкой, вторую он перекинул через меня, его ладонь оказалась у меня между грудей. Я лежала очень тихо, обнимая его за руку. Когда он пошевелился, я прижала его руку к своему сердцу и провела пальцами вверх, до его плеча, дивясь, какие разные мы на ощупь. Он по-прежнему спал, но пульсирующие толчки понемногу усилились, и вот он уже прижимался ко мне сзади, расправившись во всю длину.
Я перекатилась и откинула простыню, стала целовать его в грудь, гладить шрамы губами и пальцами. Когда я добралась до его губ, он обхватил мое лицо ладонями и прижался губами к моим, раскрыв их, так что наше дыхание смешалось. Мгновение спустя он поднял меня, перекинул через себя, словно я ничего не весила, и опустил, так что мои колени оказались по обе стороны от него. Я уперлась обеими руками ему в живот, пораженно поняв, что сижу на нем верхом.
Он потянулся и провел кончиками пальцев по моим соскам. Я втянула воздух и едва смогла выдохнуть.
– Мэдди, mo chridhe, – произнес он.
– Энгус… Боже мой… – срывающимся голосом сказала я. – Я не знаю, что делать.
– Но делаешь ведь. Просто иди ко мне.
Я медленно опустила бедра и вовсе перестала дышать, когда ощутила, как он уперся в меня.
– Энгус…
– Все хорошо, – сказал он, гладя мое лицо. – Na stad[21]. Я здесь, с тобой.
Он не двигался, пока я вбирала его, медленно, медленно скользя вниз, пока он не вошел так глубоко, что наши бедра встретились; потом я поднялась так, что стала бояться его потерять, и снова упала, и мы снова соединились. Я склонилась вперед, упираясь руками по обе стороны его головы и тяжело дыша в подушку рядом с его лицом.
Он взял меня за талию, его бедра слегка поднимались каждый раз, когда я опускалась, он входил глубже и задерживался на дольше. Я чувствовала, как стучит его кровь, словно наши нервные окончания спаялись воедино.
У меня страшно дрожали ноги, и когда я подумала, что сейчас лишусь ума, Энгус потянулся и сжал мои руки, переплетя пальцы с моими – и ум меня покинул.
Сокращения были такими неожиданными, такими сильными, что я вскрикнула, и он обхватил мое лицо ладонями, накрыв губы своими, врываясь в меня все быстрее и настойчивее. Когда я ощутила, что и он сдался, меня пронзило таким бурным восторгом, что казалось, сердце сейчас остановится.
Потом мы лежали, обнявшись, он гладил меня по голове и по спине. Я зарылась лицом ему в шею, и каждый мой вдох был полон его запаха.
– Ну, – сказал он, поцеловав меня, – я бы здесь навсегда остался, но, боюсь, долг зовет.
Я поймала его за запястье.
– Я люблю тебя, Энгус Грант. Всем сердцем люблю.
Он склонился ко мне и долго, нежно поцеловал.
– А я тебя, mo chridhe.
Мэг безошибочно поняла, что произошло, едва взглянув на меня. Она ничего не сказала, просто понимающе улыбнулась. То, что я краснела и опускала глаза, и то, что на мне был тюрбан, потому что я не уложила волосы, загадочности не добавляло.
Я закончила уборку наверху примерно тогда же, когда Анна управилась внизу, и мы втроем собрались в кухне за столом на strupag.
Анна последние несколько дней корчевала камни с картофельных грядок на хуторе, и теперь у нее болела спина.
– Ведра камней, – объяснила она. – Весят больше, чем ведра молока, и их все время поднимаешь да ставишь, а потом наклоняешься, чтобы еще загрузить… Для спины смерть, уж вы мне поверьте. Я, в конце концов, как Рона, стану.
– Да не станешь, ты что, – сказала я, хотя и не настолько убедительно, как мне хотелось бы.
Похоже, жизнь на хуторе была и впрямь тяжела.
– Встань и облокотись на стол, – сказала Мэг. – Я тебя разомну.
Мэг встала сзади и стала массировать Анне спину, нажимая большими пальцами на крестец.
– Приду помочь тебе с камнями, – сказала Мэг. – Чем больше рук, тем легче работа.
– Вот уж нет, – ответила Анна с праведным негодованием. – Доктор Маклин пока тебе не позволял никакой работой заниматься, тем более камни таскать.
– Но не могу же я вовсе ничего не делать? – сказала Мэг. – Меня уже воротит от кроссвордов Мэдди и тамошнего жуткого языка – вот зачем, скажи, они счет чеком называют? Как бы то ни было, доктор Маклин мне уже со дня на день позволит работать, а это значит, я совершенно трудоспособна.
– Может, я могу помочь камни убирать, – сказала я.
Анна и Мэг молча уставились на меня. А через пару секунд расхохотались.
– И ручки выпачкать? – почти провыла Мэг.
– Я все время руки пачкаю!
– Что-то не заметила я, чтобы ты нынче предложила помочь мне с плитой, – сказала Анна.
– Ты не просила, – ответила я. – И, к твоему сведению, я в это время наверху мыла туалет. И тоже не заметила, чтобы ты предложила помощь.
– Ой, да ладно, – сказала Анна. – Мы же просто для смеха.
– Да знаю! – смеясь, ответила я. – Не глупи.
Анна прищурилась и осмотрела меня с головы до ног.
– У тебя нынче утром отличное настроение…
Входная дверь открылась и через пару секунд захлопнулась. Анна взглянула на часы.
– Должно быть, Уилли с почтой, – в панике произнесла она. – А я тут сижу, вся в саже и копоти из духовки!
– Бери тряпку и вытирайся, – сказала Мэг. – Я его придержу.
Ожидалось, что Уилли вот-вот поставит вопрос ребром, он уже попросил разрешения у отца Анны.
Природа этого притяжения была для меня загадочна – было понятно, что Уилли нашел в Анне, но что Анна нашла в Уилли? Он всегда казался мне злобным рыжим гномом, с готовностью всех осуждавшим, и к тому же он был на добрых двадцать лет старше Анны, но она явно была от него без ума. Наверное, все объяснялось тем, что любовь зла. Но мне все-таки было жаль бедного одноногого Джорджа.
Анна метнулась к раковине и стала тереть лицо. Я пошла с ней, поглядеть, чтобы она ничего не пропустила.
