Я медленно двигалась вверх-вниз по всей длине, влажными губами скользя по его гладкой коже. Бедра Картера слегка вздернулись, и он опять простонал, у меня аж голова кругом пошла от собственной силы. До тех пор, пока я не прошла весь путь наверх своим Ртом-Томасом (да-да, я дала ему имя пылесоса. Не осуждайте меня) и, подняв голову, не увидела, как глаза у него широко раскрылись, а все тело совершенно онемело.
Губы мои были сомкнуты вокруг головки его пениса. И тут-то он завопил:
– НИЧЕГО С МОИМ ПИСУНОМ НЕ СЛУЧИЛОСЬ! ТАКОЕ У КАЖДОГО БЫВАЕТ!
Он рывком высвободил из-под меня ноги, отчего я неуклюже плюхнулась назад, в конец постели, и смотрела, как он елозил, поднимаясь по спинке кровати, и обеими руками прикрывал торчавшую из трусов часть пениса.
– А где Гэвин? – спросил он, лихорадочно обшаривая глазами комнату. – У него нет писи.
Я лежала на спине в конце кровати, опершись на локти, и никак в толк не могла взять, что, едрена-печь, происходит.
– Э-э, предполагаю, что он все еще спит. И ты, полагаю, тоже, – сказала я в ответ.
– А где фермер с булочками?
Вытянув ногу, я пнула его повыше колена:
– КАРТЕР! – заорала я. – Проснись!
Тут он наконец-то посмотрел на меня, все его лицо сморщилось от замешательства. Он быстро-быстро моргал и головой тряс, как будто хотел все по местам расставить.
– Мне еще раз приснилось, что ты у меня в рот взяла, так же как и тогда утром, когда Гэвин оказался в гостиной и во все глаза смотрел, как я сплю. Черт побери, а нынешний сон казался явью, – выговорил он.
В тот момент я понятия не имела, о чем это он толковал.
Глаза его все еще обеспокоенно шарили по комнате, словно он ждал, что Гэвин выскочит откуда-нибудь из-под кровати и закричит: «Сюрприз! А я видел, как мамочка тебя через писун надувала!»
Потом Картер опять посмотрел на меня:
– А почему ты в ногах лежишь?
Я вздохнула, затем поднялась и перебралась в изголовье постели, к нему под бочок. Устроившись, откинулась на спинку кровати и глянула туда, где сходились его ноги, туда, где он все еще прикрывал скрещенными ладонями свой пенис, болтавшийся поверх трусов. Проследив за моим взглядом, он прикрываясь, быстрым движением рук натянул на себя трусы.
Какой стыд!
– Что ж, Картер, на этот раз тебе не сон снился. Твой член был у меня во рту, когда ты вздумал побрыкаться, вопя что-то про свой писун и про нашего сына.
Выражение его лица было бы повеселее, если б губы мои не кривила обида от утраты его пениса. А его пенису следовало бы взять себе девизом рекламный слоган зубной пасты: «Несет рту радость».
– Боже мой! Скажи, что я при пробуждении не перебил криком твое занятие. Скажи, что этого не было, и мы сможем сделать вид, что я не сшиб тебя со своего члена. Не думаю, что мое эго придет в себя от чего-то подобного.
Я протянула руку и потрепала его по щеке.
– Извини, милый, и рот мой, и губы были целиком заняты твоим членом, пока ты спал, – прошептала я. Картер застонал. – Впрочем, вынуждена признаться, я даже не догадывалась, что оральный секс включает в себя ослиные лягания под дых.
Он опять застонал, на этот раз уже раздраженно:
– Черт! Не моя вина. Стоит мне только оказаться с тобой рядом, даже если я лежу в беспамятстве, как мое естество твердеет и я вижу непристойные сны о тебе. Мне показалось, что история прошлого утра повторяется, и я перепугался.
Картер посмотрел на меня и надул губки:
– Миленькая, прошу, сделай еще раз, а?
Прозвучало это так по-детски, что я, не удержавшись, рассмеялась.
Вдруг дверь спальни распахнулась настежь, и в комнату влетел Гэвин. Взобравшись на кровать, он уселся между нами двумя.
– Доброе утро, мамочка, – произнес он, прижимаясь ко мне.
Картер вздохнул, понимая, что умолять дольше нет смысла. Впрочем, он улыбнулся, глядя, как я обнимаю Гэвина и мы оба соскальзываем по спинке кровати под одеяло.
Когда мы угнездились, Гэвин глянул через плечо на Картера:
– Доброе утро, нытик-папочка, – произнес он, прежде чем снова повернуться лицом ко мне и начать играть моими волосами.
Я опять рассмеялась: Картер и впрямь был немного похож на нытика.
Он же, тряхнув головой, рассмеялся вместе со мной.
Гэвин обеими ладошками взялся за мое лицо и серьезно посмотрел мне в глаза:
– Слышь, мам, – воззвал он.
– Да, деточка.
– Дай мне твои сиси посмотреть.
19. Этой пациентке нужна вода. Быстро!
Мой пенис был у нее во рту.
Мы сидели после обеда на диване, и я только и делал, что через макушку Гэвина пялился на рот Клэр.
И это, как ни кинь, неправильно.
Но ведь, Иисусе, вот эти красные пухлые губы были сомкнуты вокруг моего пениса, а я ее отпихнул. Конечно, это было неосознанно, но все-таки… Я отфутболил ее с себя, как мяч с лету. А ведь типа правило номер один в сексе: никогда не сшибай девчушку со своего члена, если она его держит во рту. Вот если он у нее в зубах, и она нещадно треплет его, как какую-нибудь жевательную игрушку, тогда другое дело.
Я сокрушенно вздохнул и вновь принялся смотреть фильм.
– Напомни, как это называется? – спросил я.
Гэвин сидел прижавшись ко мне бочком и положив ноги к Клэр на колени.
– «Поиски Немо», – промямлил он.
Некоторое время мы в молчании смотрели фильм, и я снова как бы чувствовал себя ребенком, наслаждаясь тем, что происходило на экране. Давненько, давненько не смотрел я мультиков.
– Черти немытые, они что, только что угробили жену-рыбину того хвостатого? – потрясенно вырвалось у меня.
– Точно, – ответил Гэвин. – Вон та здоровая противная рыбина ее съела.
Сказал он так спокойно… словно не было ничего страшного в злодейском убийстве славной, любящей мультрыбки. Что не так с этим фильмом? Такое не подходит для детей. Не думаю, чтоб и мне это тоже подходило.
– Ты уверена, что это кино для детей? – спросил я у Клэр.
Она засмеялась и только головой покрутила в ответ.
Час спустя Гэвин уже спал, положив голову мне на колени, а Клэр откинулась в другую сторону, положив локоть на ручку дивана, а голову – на ладонь.
Если я еще хоть раз услышу, как Немо зовет: «Папочка», то разревусь, как дитя. Подхватив пульт, я выключил кино.
Клэр подняла голову и вопросительно глянула на меня.
– Надо поставить другой фильм, – сердито зашептал я, стараясь не разбудить Гэвина. – Этот слишком тягостный. Они разделались с этой рыбкой-женой в первые же пять минут, а потом мы были вынуждены смотреть, как весь оставшийся фильм этот придурок разыскивает своего сбежавшего сынка. Какие, бенать, козлы делали из этого детское кино?
– Добро пожаловать в Школу Крутой Критики Диснея/Пиксарта, – сухо произнесла Клэр.
Меня ее сравнение позабавило:
– Да брось. Не может быть, чтоб они все такие были. Не помню, чтоб я от детского кино в ужас приходил, когда был маленьким.
– Это потому, что ты был ребенком. В то время ты не понимал, что происходит, точно так же, как и Гэвин это по-настоящему не понимает. По-любому эти фильмы для малышей больше для взрослых делаются, я так думаю.
Я замотал головой: не верю.
– Прости, но я помню всю великую классику Диснея, там ни в одном фильме не найдешь ничего, что вызывало бы ночные кошмары.
Она вскинула брови, явно бросая вызов. Я вызов принял:
– Ладно, хорошо. «Бэмби»[89].
Она попросту рассмеялась:
– О, будь любезен! Простейший случай. При первых же признаках беременности у оленихи отец Бэмби подался в горы. Его матерью была олениха-одиночка, обитавшая в плохих жилищных условиях где-то у черта на рогах в лесу, в местах, кишевших шайками заек. Его маму убили заезжие охотники, и Бэмби остался один, ему пришлось взрослеть чересчур быстро.
Черт побери. Об этом я забыл. Много воды утекло с тех пор, как я видел «Бэмби».
– Ладно, прекрасно. А что ты скажешь о «Русалочке»? Прекрасная обитательница моря влюбляется в симпатягу-принца.
Заткнись. У меня есть маленькие сподвижники. И Ариэль была забойной. Мужики могли часами любоваться на забойную русалку и гадать, как и куда, черт возьми, ей воткнуть.
Нет, серьезно, как русалки совокупляются?
Клэр закивала головой:
– А как же! Милашка Ариэль, которой пришлось отказаться ото всего, в том числе и от себя самой, ради мужчины. Боже упаси, чтоб принц Эрик отрастил себе жабры. Ни за что! Это Ариэль приходится бросать своих друзей, свою семью, свой дом, ломать всю свою жизнь ради него. Эрик просто берет да берет и никогда не отдает.
Я мозги свихнул, выискивая еще один детский фильм из классики, не прерывая, впрочем, рассуждений о процессе соития с русалкой. Может, надо просто перегнуть русалку через стул, и тогда твой елдак чудесным образом отыщет, куда влезать, у этой однохвостой?
– Прекрасно, тогда как быть с «Красавицей и чудовищем»? Первая красавица страны влюбляется в личность чудовища, а не в его внешность. В этом нельзя отыскать ничего плохого. Плюс это дает превосходный урок. – Я при этом еще и самодовольно улыбнулся.
