Она протянула Джине пакет, в котором лежало несколько аудиокассет.
– Это что? – спросила Джина.
– Алек сказал, что ты приходишься родственницей Мери Пур. Это правда?
– Да, я ее правнучка.
– Дело в том, что мой бывший муж, Пол, записал с ней в свое время несколько интервью. Мы хотели выпустить брошюрку о нашем маяке, чтобы найти средства на его спасение. Но буря разрушила маяк еще до появления брошюры, так что кассеты утратили свою ценность. Не знаю, почему я их сохранила. Видимо, чувствовала, что встречу тебя, – улыбнулась Оливия. – Я подумала, что тебе захочется их прослушать. Услышать голос своей прабабки.
– Большое спасибо. – Джина была искренне тронута этим вниманием. Кассетного магнитофона у нее не было, но она не сомневалась, что найдет его у Лэйси и Клэя.
– Я послушаю их, а потом верну тебе.
– Нет-нет, они твои. – Оливия вручила ей пакет. – Мне они все равно не нужны. – Она бросила взгляд в сторону задней комнаты. – Пойду поздороваюсь с Генри. Обед уже закончился, и мне пора возвращаться на работу.
* * *
Когда Джина вернулась после смены в дом смотрителя, на парковке не было ни одной машины. Налив себе кока-колы, она поднялась наверх, чтобы проверить почту. Стоило ей войти в Интернет, как пальцы сами набрали адрес знакомой группы.
От внимания ее не ускользнуло, что количество посланий там увеличилось в несколько раз. Ей сразу же бросилась в глаза тема, напечатанная заглавными буквами и с тремя восклицательными знаками в конце: «ДЕТЕЙ ИЗ ХАЙДАРАБАДА ПЕРЕВЕЛИ В ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРИЮТ!»
Только не это. «Рани, – произнесла она вслух. – Рани».
Она стала быстро просматривать послания. Как оказалось, власти не ограничились одной лишь проверкой частных приютов. Многих детей перевели в государственные учреждения, где порядки были еще строже. Наверняка там скопилось множество детей, которые вряд ли могут рассчитывать на достаточное количество еды и необходимый уход. Такая кроха, как Рани, долго там не протянет. Джина лихорадочно просматривала послания, пытаясь выяснить, был ли в числе расформированных приют Рани, но ей так и не удалось найти ничего конкретного. Написать в группу она не осмелилась: наверняка ее спросят, почему она вдруг исчезла. Уж лучше и дальше хранить молчание.
Одной рукой она схватила лежавший на столе телефон, а другой полезла в рюкзак за записной книжкой. Руки ее тряслись, пока она пролистывала страницы в поисках нужного номера. Оставалось надеяться, что Лэйси и Клэй еще не скоро получат счет за телефон: звонок в Индию будет не из дешевых.
Автоответчик откликнулся голосом миссис Кинг. Джина никогда не встречалась с этой женщиной, хотя они несколько раз общались по телефону. Конечно же, это имя было ненастоящим. Акцент «миссис Кинг» слегка походил на британский, но для Джины ее национальность не имела значения. Куда важнее были ее возможности.
«Оставьте свое сообщение после сигнала», – произнесла миссис Кинг.
«Здравствуйте. – Голос у Джины невольно дрогнул. – Я хочу сообщить, что деньги появятся у меня очень скоро».
Так ли это? Не в силах справиться с паникой, она заторопилась: «Прошу вас, сделайте так, чтобы Рани не перевели в государственный приют. Вы знаете, что в ее положении – это самое ужасное, что может случиться. Прошу вас, сделайте все, чтобы она осталась в своем приюте».
Впрочем, Джина понимала и то, что приют Рани и вовсе могли закрыть.
«А если ей все-таки придется уехать, убедитесь, что новое место ничуть не хуже предыдущего. Очень скоро я передам вам деньги – обещаю».
Руки у нее так тряслись, что ей с трудом удалось поставить на место трубку. Вновь открыв страницу своей интернет-группы, Джина принялась заново перечитывать сообщения. Собственно говоря, она не единственная вышла из активного общения – часть родителей поступила точно так же. Может, и они перечитывали тайком чужие послания, пытаясь в то же время собрать необходимую сумму? Сто тысяч долларов – именно столько запросила миссис Кинг за возможность вывезти Рани из Индии. Видимо, такую же сумму она требовала и с других приемных родителей.
Родители, продолжавшие активно участвовать в интернет-группе, тоже знали о миссис Кинг. Мало кто о ней не знал. И хотя этим людям тоже было знакомо чувство отчаяния, они не желали выходить за рамки закона. Они решительно предостерегали друг друга против «торговцев детьми», как здесь именовали миссис Кинг.
Глупцы, думала Джина. Подчиняться правилам, и ради чего? Чтобы остаться в итоге с мертвым ребенком?
Выключив компьютер, она в оцепенении замерла у стола. И что теперь делать? Сколько времени потребуется Алеку, чтобы «обдумать этот вопрос»? И даже если он согласится помочь, как скоро они смогут поднять линзы? А затем? Предположим, она их все-таки осмотрит. Но что потом?
Она решительно встала. Надо двигаться вперед шаг за шагом. Пока же стоит почитать или посмотреть телевизор – сделать что-то, что отвлекло бы ее от плохих мыслей. И в этот момент она вспомнила про кассеты.
Джина открыла верхний ящик стола, а затем еще один и еще. В одном из них ей удалось найти то, что она искала: кассетный магнитофон.
У себя в спальне она легла на постель и поставила кассету под номером 1. Первым заговорил мужчина. Видимо, бывший муж Оливии.
– Начните с любого места, – сказал он.
Наступила секундная пауза, после чего заговорила женщина. Голос ее дрожал от старости.
– Маяк на Реке Поцелуев впервые зажегся в ту самую ночь, когда на свет появился отец моего мужа Калеба.
У Джины перехватило дыхание. Это говорила ее прабабка. Мать Бесс. До чего же странно было слышать ее голос спустя столько лет. Старая женщина подробно описывала свою жизнь на маяке. Упомянула она и про случай с двумя немцами, которые выдали себя за англичан, чтобы попасть на берег. Кое-что она перепутала, и Джина невольно улыбалась, слушая ее рассказ. В чем еще подвела старушку ее память? Какая, впрочем, разница. Слушать ее голос было для Джины большим удовольствием, ведь с этой женщиной ее связывали кровные узы.
Воскресенье, 10 мая 1942 г.
Сердце мое разбито на миллион кусочков, и мне остается лишь плакать… Чем, собственно, я сейчас и занимаюсь. И мне даже не у кого искать утешения.
Этим вечером, как и планировалось, я следила за Джимми Брауном. Я проехала на велосипеде пару миль до того места, где он должен был патрулировать пляж. Эту часть леса я знала плохо, а потому всю дорогу тряслась от страха. В свете фонаря виднелись высокие призрачные деревья, и от этого становилось еще больше не по себе. Вообще-то я не боюсь ни темноты, ни леса – не зря же я каждую ночь бегаю на свидание к Сэнди. Но тут все было иначе: я не знала, когда мне ожидать очередного поворота, как не знала и того, кто может броситься на меня из этих кустов.
Я догадалась, что подъехала совсем близко к пляжу, по тому, как изменился шум волн. Спрятав велосипед в лесу, я выключила фонарь и стала тихонько пробираться вперед. Джимми я поначалу не увидела, но это не помешало мне спрятаться в прибрежных кустах. Я знала, что он ходит вдоль пляжа, а потому должен скоро появиться. Так оно, собственно, и произошло. Джимми ехал верхом на лошади, которая неспешно ступала по песку. Когда он снова скрылся из виду, я выбралась на пляж и стала наблюдать за ним из-за дюны. Я даже не знала, что именно я там высматриваю. Если бы Джимми вдруг оставил пост, это наверняка вызвало бы во мне подозрения. А уж если бы он помог кому-нибудь выбраться на берег, я бы точно поняла, что мои подозрения не напрасны. Видимо, чего-то подобного я и ожидала. Но хоть я и наблюдала за ним целых три часа, все шло как обычно, и к концу его дежурства я успела здорово подустать.
Потом я отправилась назад, к Реке Поцелуев. Утомительное ожидание осталось позади, и я решила, что могу все-таки повидаться с Сэнди. Для него это должно было стать настоящим сюрпризом, ведь он не предполагал, что я появлюсь сегодня на пляже. Оставив велосипед у маяка, я пешком пошла через лес. Здесь тоже было темно, но место было таким знакомым, что я ничего не боялась. Я была уже у самого пляжа, как вдруг заметила впереди какой-то свет. Меня это сильно озадачило. Никому не разрешается гулять по ночам по пляжу, тем более с фонарем. Замерев, я пыталась разглядеть, не будет ли свет мигать – вроде того, как это бывает с азбукой Морзе. Но луч светил ровно и прямо. У Сэнди есть фонарь, но он практически не пользуется им с тех пор, как у нас ввели затемнение. И вдруг мне вспомнился убийца, прикончивший тогда на пляже неизвестного нам человека. Вот тут-то мое воображение заработало на полную мощь. Что, если тот тип убил и Сэнди, а теперь освещает фонарем его тело в надежде чем-нибудь поживиться?
В общем, я стала тихонько красться по тропинке, хотя особой необходимости в этом не было: волны с грохотом били о берег, заглушая все звуки. Я вскарабкалась на свое дерево, на которое не забиралась с тех пор, как познакомилась с Сэнди. Но сегодня я решила спрятаться там и посмотреть, что же происходит.
