– Я заканчиваю статью для «Соники». Мне надо уточнить еще пару деталей, и тогда я…
– Куколка, – прервал меня Фельдман, – тут нет никаких деталей. Пол прыгнул, отдал концы, они вытащили тело. Конец.
Мне хотелось сжимать его глотку, пока он сам не отдаст концы.
– А зубные карты? Они их сличали? Они вообще проверяли…
– В этом не было необходимости, – быстро сказал Фельдман. – Он не долго был в воде. Я узнал его. И на теле нашли удостоверение личности.
– Ты хочешь сказать, что абсолютно уверен, без тени сомнения, что это было тело Пола?
– Сто пудов. – Его голос стал похож на шипение змеи, ползущей по моей спине. – А теперь, может, объяснишь, что за моча ударила тебе в голову?
– Забудь, – сказала я, внезапно испугавшись чего-то. – Я сама не понимаю, о чем говорю.
Я повесила трубку и удивилась, почему же я не заметила этого раньше.
Не важно. Сейчас все ясно.
Фельдман врет.
Следующие два дня я не говорила ни с кем, кроме Люси Энфилд, которой объяснила, что по эмоциональным причинам не смогу написать статью о Поле. И что на работу я не вернусь.
Люси была довольна. Будто мы с ней долго играли в какую-то игру, в которой она оказалась победителем.
Через час позвонил Терри и уговаривал подумать. Я ответила ему, что все уже решено.
– Удачи, Маг. Нам будет не хватать тебя.
К счастью, Лоринг отказался взять с меня арендную плату за те девять месяцев, которые я прожила у него, поэтому о новой работе пока можно было не беспокоиться. Я могла посвятить всю свою энергию Полу.
Материалы для статьи все еще были разложены по всей комнате, и я часами изучала каждый документ, но кроме несоответствий в отчете патологоанатома, не нашла ничего, что подтверждало бы мои подозрения.
Мне надо было обсудить их с кем-то, но Вера была слишком рассудительной, а к Майклу я не хотела обращаться, пока у меня не будет новых доказательств. Он вполне мог отправить меня к психиатру.
Когда я вошла, Иоанн Креститель полоскал стаканы в раковине.
– Мисс Американ-Пай, – сказал он, засовывая полотенце за пояс. Он, кажется, понял, что я зашла сюда не для того, чтобы выпить воды.
Я поднялась на цыпочки и облокотилась на стойку.
– Что ты пытался сказать мне в тот вечер?
Он пошел в угол, пошарил в кармане куртки, как и тогда, достал ту же вырезку и положил ее передо мной, будто это был козырной туз.
Я взяла ее и еще раз прочитала. И опять не увидела ничего необычного.
– Господи, наверное, надо быть наполовину слепым, чтобы это заметить. – Он выхватил у меня заметку, подчеркнул несколько предложений и отдал обратно. – Еще раз. А подчеркнутую часть прочитай вслух, как бы вкрадчивым и надменно-застенчивым голосом, хорошо? Попробуй.
Я с любопытством посмотрела на него.
– Давай, – торопил он.
Он подчеркнул цитату из рассказавторого очевидца происшествия – Вилла Люсьена, которого в заметке назвали просто «свидетель».
По словам полиции, был еще один свидетель происшествия, который проезжал по мосту примерно в три часа ночи 12 октября. Инспектор отметил, что он был «сильно потрясен» увиденным.
Свидетель рассказал, что видел, как мистер Хадсон подошел к перилам моста, и притормозил, чтобы убедиться, что ему не нужна помощь. Он окликнул его, но мистер Хадсон не обернулся.
«Он перешагнул через перила и, как лебедь, бросился в воду, – рассказывал он в полиции. – Как, черт подери, лебедь».
Я три раза перечитала две последние строчки и долго не могла вздохнуть по-настоящему. Потом встретилась глазами с Джоном, хотела сказать ему то, что подумала, но поняла, что не смогу произнести это вслух.
– Пожалуйста, скажи, что ты никому, кроме меня, это не показывал.
– Только тебе, мисс Американ-Пай, – ответил он. – Только тебе.
* * *
Смена Майкла подходила к концу, и он очень устал. Предпраздничные дни всегда были тяжелыми, но на самом деле он был измотан не потоком посетителей, а стрессом и абсурдностью происходившего в последние месяцы.
Только сейчас все начало успокаиваться, и у него наконец появилась возможность подумать о том, что же онлриобрел и что потерял за последний год. По сути, ему вручили то, о чем он мечтал всю жизнь, и тут же он увидел, как подарок рассыпается в пыль прямо в его руках. И не по его вине. Он был только пассажиром в одном из столкнувшихся автомобилей. Пострадавшим при чужом крушении. Да, конечно, он чувствовал разочарование. Но признаться в этом – значило накликать себе на голову новые проблемы. Он был свидетелем того, как это происходило с Полом. С другой стороны, непризнанное разочарование обладало способностью обесценивать все хорошее в жизни.
У Майкла была жена, которая его любила, еда на столе и немного денег в банке, и он не мог упрекнуть себя за то, что не сделал попытки.
И он выбрал забвение вместо горечи, оцепенение вместо разочарования. Два дня назад он сказал Вере, что с его музыкальной карьерой покончено, и уже послал резюме в две компании, занимающиеся коммерческим дизайном, и графикой.
Отступать было легче, чем бороться.
– А как у вас картофельная запеканка?
Голос клиента вернул его к действительности. Майкл уже собирался сказать, что картофельная запеканка – его любимое блюдо во всем меню, когда кто-то потянул его за руку, и, обернувшись, он увидел сестру.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказала она, тяжело дыша, будто всю дорогу бежала.
Он не мог сказать, взволнована она или расстроена. С Элизой все всегда было непонятно. Он попросил ее подождать у бара и позвал другого официанта подменить его. Потом сходил на кухню и наложил полную тарелку спагетти.
– Поешь заодно, – сказал он, ставя тарелку перед ней, и сел напротив.
Она жевала пластмассовую соломинку и не заинтересовалась едой.
– Майкл, пообещай, что выслушаешь меня, не перебивая.
– Ну-ну.
– Пообещай.
У нее горели глаза. И вся она словно светилась, впервые за последние месяцы.
– Съешь что-нибудь, – сказал он, отбирая у нее соломинку, и попросил бармена налить им два стакана воды.
Она намотала на вилку клубок спагетти, но Майкл видел, что она никогда не донесет его до рта.
– Послушай, как бы ты среагировал, если бы тебе сказали, что, возможно… – Она отложила вилку, хихикнула, но потом стала очень серьезной. – Забудь… Лучше скажу прямо… Мне кажется. Пол жив.
Майкл только что сделал глоток из стакана и теперь закашлялся так, что бармен подозрительно оглянулся на него.
– Я знаю, что это безумная идея. – Она размахивала руками, как итальянка. – Выслушай меня. – Она вытащила из кармана газетную вырезку и сунула ее Майклу. – Подчеркнутый кусок. Попробуй прочитать его голосом Пола.
Подозрительно взглянув на нее, Майкл прочитал заметку, вспоминая при этом своеобразную витиеватую манеру Пола. Одна за другой ему в голову пришли две мысли. Первая, что Пол – идиот. А вторая, что его сестра, к сожалению, – нет.
– Ты тоже увидел, да?
Он отложил вырезку и засунул под себя руки, чтобы Элиза не заметила, как они дрожат.
– Я не знаю, что ты видишь, но хочу тебе сказать, что Пол не был единственным человеком в мире, использующим «черт подери» в качестве присловья.
– Послушай, я уже сказала. Я понимаю, что это безумие, но…
– Безумие? Это просто невозможно.
– Хотя бы выслушай мою теорию.
– Даю тебе одну минуту.
– Хорошо. – Она начала говорить очень быстро. – Я думаю, что Пол сам был свидетелем той ночью. Я думаю, он не ехал в машине Фельдмана. Я думаю, Фельдман врет. Я думаю, что Фельдман в курсе и что Пол и есть Вилл Люсьен. Вот что я думаю.
Майкл старался говорить тихо.
– Элиза, Пол был моим лучшим другом. Мне тоже его очень не хватает. Но ты должна прекратить это, слышишь? Это ненормально.
– Я не закончила, – сказала она. – У меня есть доказательства.
Майклу не понравилось слово доказательства. Оно подразумевало что-то материальное.
– Ты знал, что Хадсон не настоящая фамилия Пола?
– Нет, – соврал он. – А какая настоящая?
– Не знаю. Я у него сто раз спрашивала, а он всегда отвечал, что скажет мне, только когда мы поженимся. И знаешь? У меня есть сильное подозрение, что его фамилия – Люсьен. И вот что еще интересно: имя его отца было Вильям, а подружки Пола по бинго называли его Вилли. – Она быстро глотнула воды, а Майкл попробовал воспользоваться моментом и сбежать. – Постой. Это еще не все.
– Я не хочу больше слушать.
Он уже хотел напомнить ей, что тело Пола было найдено и опознано. И это главное доказательство. Но она опередила его.
– Скажи, если бы Пол сделал новую татуировку перед своим предполагаемым самоубийством, ты бы об этом знал?
– Наверное. А что?
– Так сделал он ее или нет?
Майкл не знал, что делать. Он не хотел говорить ей о татуировке и не мог понять, откуда она о ней узнала. И поскольку не представлял, куда ведет ее вопрос, решил ответить честно.
