Мать была в хижине. Она все поняла, как только слова заклокотали в горле ее девочки. Самое главное – мать заплакала от скорби по мертвому ребенку. Наконец-то можно было поделиться потерей, наконец-то боль дошла до другого, воспринята, искуплена. «Тогда, именно в тот момент, я переступила порог, – подумала женщина. – С того момента я стала человеком, как мать».
Но шаман забеспокоился. Потерпит ли такое вожак? Достаточно ли долга его память? Умел ли он сообразить, что она бежала именно сюда?
Девочка думала, кивала: возможно. Свою силу он создал не только из власти над стаей, она видела его хитрые глаза и помнила, как он угадывал погоду по облакам и как мог много дней раздумывать над обидой, чтобы потом отомстить. Эта его способность проявлялась почти всегда, когда кто-то нарушал его право на женщин. Девочка стала думать быстрее: да, утреннего позора хватило, должно быть, чтобы в его голове возник план мести.
– Ты должна уйти, – сказал шаман.
Девочка вновь кивнула, да она и хотела уйти. Она помнила материнские сказки из страны детства, сказки о других странах. Она хотела в страну, где детям живется хорошо.
– Пойдем со мной, мама.
Мать очень побледнела – от страха, от скорби? И лишь покачала головой:
– Я слишком стара, дитя, я не могу.
Только тогда девочка взглянула на мать глазами стороннего человека. Какая она тоненькая и старая, руки слегка подрагивают, ноги тонкие и бессильные.
– О, мама, нам надо было бежать давным-давно.
– Возможно, дитя. Но сейчас уже слишком поздно. Тебе надо уходить одной. Иди к реке и перебирайся через нее. Там, на другой стороне, есть земли людей.
Мать поспешила достать котомку, упаковала в нее хлеб, фрукты, кожаный мешочек с водой.
– Одежда, – сказала она, – тебе нужна одежда.
Внезапно появился большой кусок ткани, мягкой, красивой, девочка почти забыла и скорбь и страх – ведь она никогда ничего подобного не видела.
Взрослая женщина, идущая в ночи, остановилась, удивленная. Откуда мать взяла ткань? Какая же она прекрасная и удивительная!
И опять видение.
– Она должна взять с собой яблок, – сказала мать шаману.
Тот кивнул, наполнил еще один кожаный мешок запретными плодами.
– Ешь, девочка, ешь, так ты сохранишь свои утренние мысли.
Как раз в ту минуту, когда она должна была уходить, случилось чудо: мальчик с карими глазами – сейчас уже такой взрослый – оказался рядом с ней.
– Я иду с тобой, – сказал он.
Что помнит она еще?
Мерцающими видениями проносится перед ней отчаяние шамана: он угрожает, бранится, требует и умоляет мальчика остаться. Наконец приходит в бешенство и проклинает.
– Да будет проклята земля из-за тебя, – кричал он. – С трудом будешь ты находить себе еду все оставшиеся дни твоей жизни; тернии и репейник принесут они тебе.
Мальчик держал девочку за руку твердо, напуганно.
А шаман продолжал проклинать, уже величественно и торжественно:
– В поте лица своего будешь ты добывать свой хлеб, пока вновь не вернешься в землю. Ибо ты создан из праха и прахом станешь.
Но когда они вышли, мальчик и она, рука об руку, старик заплакал.
«Мы разрушили для него все», – подумала женщина, внезапно осознав случившееся. Все дело его жизни. Возможно, он так и не простил их. Возможно, у него так и не было больше ученика. Она замедлила шаги, остановилась, тяжело вздохнула. Где-то глубоко внутри она знала, чем все это кончилось для стариков, оставшихся в хижине.
«Они убили меня», – сказал ей вчера образ матери. Или это было позавчера? Ее понятие о времени было сейчас расплывчатым.
Потом она снова тронулась в путь, продолжая и свое внутреннее путешествие к истокам. Возможно, они все же простили шаману, думала она. Ведь им же нужен был кудесник-дождеделатель.
До опушки леса она добралась лишь с восходом солнца. Там было все так, как она и ожидала: хижина сровнена с землей, фундамент зарос молодыми побегами. Она села на место, где шаман совершал жертвоприношения. «Мама», – подумала женщина. Но она слишком устала, всего было так много, что собственно для чувств не осталось места.
Среди побегов что-то зашуршало. «Здесь много змей, – подумала она. – Конечно, той, что выбралась из банки, вполне хватило, чтобы они расплодились тут».
Она усмехнулась.
Солнце стояло уже высоко, и его умиротворяющий свет вновь захватил мир, когда она наконец собралась и словно во сне направилась к большому дереву. «Надо взять с собой несколько свежих яблок, – подумала она. – Сейчас уже позднее лето, они должны созреть».
Подойдя к стволу, она обняла его, прислонив лоб, и рассказала дереву о детях, давным-давно ушедших в мир иной, и поблагодарила за них.
Потом, подняв глаза, она встретила взгляд мужчины, который стоял по другую сторону ствола и неотрывно смотрел на нее. Она не испугалась.
– Кто ты? – спросила она.
– Гавриил, – ответил тот и улыбнулся.
Она слышала шум ветра в огромной кроне дерева.
– Мне нужен твой покой, – сказала она.
Он кивнул, а потом сказал:
– Значит, это ты, уйдя отсюда, вкусила яблоки и посадила деревья?
– Да, – ответила она. – Кто-то же должен был сделать это.
Он посмотрел на тихие луга на востоке и опять улыбнулся.
– Вероятно, ты права. – В его голосе слышалось утешение, нежность и, возможно, еще что-то. Сострадание? – Ты получила там ответы на свои вопросы? – Он показал на опушку леса.
– Нет. Да, по крайней мере теперь я знаю, что назад дороги нет.
Она сама удивилась, потому что прежде не знала – или не хотела знать, – что должна была вернуться в страну детства.
– Почему ты ушла однажды? – спросил он.
– Из-за детей, которые умерли. Чтобы избежать смерти. – Слова сейчас бежали удивительно быстро.
Он кивнул задумчиво, немного удивленно.
– Но тот, кто не знает о существовании смерти, не умирает, – сказал он. – Те в стае не умирают. Происходит лишь то, что сделано осознанно.
– Ты для меня слишком труден, – сказала она, плохо понимая смысл его слов и лишь испытывая сложные чувства. «Но мой ребенок ведь умер», – хотелось крикнуть ей.
– Нет, – возразил он, – твое дитя ничего не знало о смерти и не могло умереть…
«Он читает мои мысли».
– Если ты знаешь об этом, значит, ты должен умереть? Избежать этого невозможно? Нет другого пути?
– Ты очень практична, – сказал он и вновь улыбнулся. – Ты слишком много стен воздвигла на пути своего страха.
– Да, – сказала она. – И все же страх все время подкрадывался изнутри. И наконец ударил, как я и ожидала. Если стены не помогают, где находится помощь?
– В знании, что ты неуязвима, – ответил он.
«Вздор, – думала она, – его невозможно понять». И все же в глубине ее сердца – вне мыслей – пряталось нечто узнаваемое.
– Истину нельзя изучить, – сказал он. – Ее можно лишь постичь.
Наступила тишина. Несмотря на Белый Свет, а может быть, благодаря ему она была напряжена куда более чем когда-либо раньше.
– Значит, стены не нужны? – спросила она.
– Нет, – ответил он. – Живи с доверием, только тогда возможна любовь.
Словно в тумане ей показалось, что она видит взаимосвязь. Если бы она могла любить мальчика с чужими глазами, того, кто убил собственного брата…
– В тот день, когда ты увидишь, что он был безгрешным, ты обретешь покой, – сказал мужчина, стоявший перед ней.
«Безгрешным? А чей же тогда этот грех? Мой?»
– Нет, – возразил он. – Дитя Бога без греха. Пока вы не поймете этого, вы будете творить много зла друг другу.
Стало так светло, что было трудно смотреть. Может быть, не только из-за Света, но и из-за слез?
– Может быть, ты хочешь получить ответ еще на какой-нибудь вопрос? – спросил он, и голос его был полон… да, сострадания большего, чем она могла вынести.
– Да, мне нужно спросить обо всем, что касается мыслей, слов, того, чем стали мы и весь этот мир… – Она показала на страну по другую сторону реки. – К чему все это: знания, усердная работа, дальнейшие планы?
Слова так и выпрыгивали из ее уст Он смотрел на нее с удивлением.
– Вы сами все это создали, вы и должны знать. Выясняй, ищи.
Вместе с разочарованием – ответа у нее не было – она почувствовала, что получает завет.
Он поднял на прощанье руку, она поклонилась в глубокой благодарности и пошла к реке, не оборачиваясь.
Ее походка выдавала человека, которому надо многое обдумать и правильно понять сказанное.
После часа ходьбы она уже была убеждена, что слова, вопросы и ответы упали на хорошую почву… Она не могла ничего ни прибавить, ни забыть – разговор с Гавриилом был важен и для нее, и для ее мужа там, дома.
Она разрешила себе послеполуденный отдых при Белом Свете: нашла рощу, источник, поела, вдоволь напилась, вздремнула.
К реке она добралась лишь на закате. Там долго стояла в убывающем Свете и смотрела на страну действительности по другую сторону реки. Когда они с мужем перебирались через нее, все происходило в спешке, бегом. Они так никогда и не поняли, через какую границу переступили.
