А если ей здесь остановиться? Нет, невозможно. Она уже чувствует, как холод надламывает ее. Уступи она усталости, сон охватит ее, а потом придет, ночь, и она окажется без огня и защиты перед дикими зверями. Нет, надо взбираться наверх, продолжать путь.
Она с трудом поднялась на ноги, как мокрая собака, отряхнула с себя воду, посмотрела на гору. Черт возьми, как же далека!
В этот момент она почувствовала явный запах дыма. Откуда? Кто развел огонь здесь, на дожде, в необитаемом месте? Женщина направляет взгляд на северо-запад, откуда донесся запах с равнины.
Шатер, множество шатров, большие табуны животных. Детали не видны, но радость и облегчение дополняют картину. Скотоводы – удивительный народ, когда-то именно от них она получила огниво. Это они разбили свое стойбище на равнине к северо-западу. Добраться бы туда, и она спасена.
Она опять поскользнулась, но изловчилась и не упала, ее шаги приобрели упругость. Направление выбрать легко – просто идти на дым. Кроме того, ветер теперь будет дуть сбоку, а значит, станет легче идти.
Сможет ли она добраться, она не знала. Но вскоре услышала лай собаки и увидела одного, а потом и нескольких мужчин, бежавших к ней навстречу. Они подхватили ее на руки и понесли в женский шатер посреди стойбища.
Что помнит она еще? Удивленные темные женские глаза, уставившиеся на нее; нарядные украшения, блестевшие в отсвете огня, короткие мужские слова:
– Это жена Адама. С ней что-то случилось проследите, чтобы она согрелась, наденьте на нее сухую одежду, дайте горячей воды.
«Я, наверное, выгляжу ужасно», – равнодушно подумала она. А потом и все прочее стало не важным – мягкие женские голоса произносили теплые слова, обращаясь к ней словно к ребенку; мягкие женские руки сняли с нее мокрую одежду, вымыли чистой горячей водой, помассировали больные ноги, напряженные плечи и затылок, утешили.
Большая чаша горячего крепкого супа с мясом. Потом постель, приглушенные голоса, милосердный сон.
Она просыпалась долго и медленно, до самой середины дня. Костер все еще горел, дождь бил по шатру, женщины вокруг нее разговаривали тихо, успокаивали детей. Старуха со сверкающими темными глазами и тяжелыми золотыми кольцами в ушах подошла к ней, и, увидев, что гостья проснулась, широко улыбнулась, и сказала:
– Я Аня, я знаю, что ты Ева, женщина crop.
Ева кивнула и тоже улыбнулась.
Не хочет ли она чая? Скоро они ее причешут, разберут ее длинные, спутанные волосы. Она получит чай с молоком и медом.
О, это было прекрасно!
Ей дали одежду лиф, длинную рубашку, тканую юбку с рисунком: горящие красные и розовые цветы по всей ткани. Такой красивой она еще никогда не была.
– Вот глупышка, – сказала Аня. – Отправиться в такой дождь и бурю. Все могло бы плохо кончиться.
Зашел принесший ее накануне мужчина, чтобы узнать, не было ли у нее к ним какого-нибудь спешного дела, раз она отправилась в путь в такую непогоду.
Ева ответила, что нет, к ним у нее нет никакого дела. Она просто возвращалась к себе домой, на гору, после путешествия, когда неожиданно началось ненастье.
Его глаза, тоже темные и сверкающие, задумчиво смотрели на нее. «Я обязана объяснить, – подумала она. – Как мне это сделать?»
– Спасибо тебе за огниво, – сказала она, желая выиграть время. – Оно спасло меня ночью у реки. – И она рассказала историю о кошке, тершейся о дерево.
Он засмеялся, не скрывая удивления:
– Почему женщина совершает путешествие в одиночку?
– Я расскажу тебе все, – ответила она. – Вечером, когда дети заснут, я расскажу вам всем.
Она прочла облегчение на его лице, когда он вежливо возразил:
– Ты наша гостья и не обязана давать объяснений.
Но она уже приняла решение. Как прекрасно будет поделиться опытом последних дней. И он покинул женский шатер со словами:
– Увидимся вечером.
Сейчас вокруг нее толпились женщины, любопытные. Неужели она действительно Ева, женщина, выращивающая растения так, что хлеба хватает на всю зиму? Та, которая залечивает раны и спасает от укуса змеи?
Она удивилась, она ничего не знала о своей славе земледелицы и чудотворки и испытывала большое удовольствие от этого.
«Я – кто-то, я – Ева, и я – необыкновенная», – гордо думала она и радовалась, уже далекая от той страшной ночи на дереве и от всех других испытаний. Теперь ясно вспомнила его, человека со змеиным укусом. Он и его люди искали укрытия в их пещере в ночную грозу, давным-давно: его принесли в тяжелом состоянии, разбитого, с ядом в ране. Она освободила его ноги от одежды, разрезала место змеиного укуса ножом и стала высасывать яд, после чего выдавила его остатки вместе с кровью и промыла рану кипяченой водой с опиумом; наконец она наложила на больное место кору платана. Потом истолкла крапиву и сварила ее до кашицы, чтобы наложить ему на виски, лодыжки и запястья. Вот тогда-то она и получила огниво.
Скотоводы провели у них несколько дней, пока у больного зажила рана; осмотревшись, они пришли в восхищение от ее плантации.
Вот так это было. С того самого случая легенды о ней росли здесь, у очага в большом шатре.
«Какой странный этот шатер для женщин, – дума она. – Но еду здесь не готовят, для этого отведено другое место, как объяснила Аня, громкоголосая и решительная, когда женщины одни, но тихая и покорная в присутствии мужчин».
Ева переводила глаза с одного лица на другое: молодые, средних лет, старые – и все очень красивые. И дети здесь всех возрастов. Но больше девочек.
– Подросших мальчиков переводят в мужской шатер, – сказала Аня.
– Почему?
– Им надо учиться скакать на лошадях. И чтобы не смущались, – объяснила она. И добавила: – Для женщин большая честь родить сына. – В ее голосе чувствовалась боль. – У тебя их двое, мы знаем.
Взгляд Евы помрачнел.
– Нет, сейчас только один, – сказала она, – другой умер. Он ушибся, с ним случилось несчастье.
Среди женщин раздались сочувственные стоны, кто-то заплакал, потом присоединились и другие: как печально, как тяжело ей и ее мужу.
Ева тоже заплакала, чувствуя что-то прекрасное и торжественное, как в тот раз, когда смогла разделить с матерью скорбь по умершей маленькой девочке.
Они причесывали ее, гладили по щекам, никто больше не задавал вопросов, и она была благодарна им за это. Они все понимают, думала она, они тоже теряли своих детей… Может быть, даже видели, как мальчики убивали друг друга; может быть, она не одинока в своем горе.
Но спросить она не решалась. Разговор женщин тек дальше, в основном о беспокойстве, страданиях, болезнях. Как поступает она, умеющая лечить? Она пыталась описать: для ран есть подорожник, против насморка – эвкалипт…
Но они не знали ни деревьев, ни семян. и у них не было никаких запасов. «Я должна вернуться сюда, выйти с ними на поля, научить их так, как это делала моя мать», – думала Ева.
Кто-то начал рассказывать ей о маленькой девочке, давно и тяжело кашляющей, и о том, как мать девочки умоляла мужчину взять ее с собой в горы к ней, Еве. Они отправились в путь, дошли до половины, но по дороге девочка умерла.
Ева снова заплакала. Если бы она знала, она смогла бы вылечить ребенка. И опять обещала вернуться сюда с лечебными травами. Она даже сказала:
– Я хочу иметь девочку, маленькую, чтобы она выросла и чтобы с ней можно было делиться всем, и разговаривать, и заниматься хозяйством. И научить ее всему.
Женщины кивали – да, они понимают ее. Да это еще и не поздно. Такая женщина, как она, знает, что надо делать, чтобы иметь девочку. И сына – вместо умершего.
Как это здорово, почему же эта мысль никогда не приходила к ней? Значит, это все же важно: новый ребенок, новые дети сейчас, когда она научилась осознавать мгновение.
«Если у меня будет еще один ребенок, значит, паломничество имело смысл», – подумала она.
Женщинам уже надо было уходить: настало время доить скот, готовить еду. А Еве надо поспать. Когда праздничный стол будет готов, ее пригласят и посадят среди мужчин.
С ней осталась лишь старшая женщина по имени Аня с двумя грудными детьми. Чтобы они не хныкали, Аня спокойно покачивала их в кожаной люльке, прикрепленной к стояку шатра.
Аня напевала, и Ева с восхищением слушала ее. В устах женщины мелодия звучала мягко и прекрасно. У Евы возникли видения: трава, поглаживаемая вечерним ветром, цветы, сонливо смыкающие глаза, синие послезакатные тени. Дети заснули, Аня улыбнулась удивлению Евы.
– Как это красиво, как замечательно!
– Тебе понравилась песня, девочка? Да, во мне еще живы и голос, и мелодия.
Было заметно, что Аня гордится своим даром. Ева все поняла – ведь она никогда прежде не слышала о существовании мелодии. «Значит, у рисования музыкой тоже есть имя», – подумала она, но, чтобы не показаться глупой, вопросов не задала.
– Ты ведь тоже пела своим детям, когда они были маленькими? – спросила Аня.
