Джузеппе Бонавири - Каменная река

Рассказ о писателе принято начинать с изложения его биографии, которая как бы высвечивает истоки и побудительные мотивы творчества. Правда, поэт Владимир Корнилов заметил во время недавней советско-итальянской писательской встречи, что в творчестве Достоевского биография и даже трагический суд над петрашевцами сыграли роль второстепенную. Определяющим было обостренное до крайности, болезненное восприятие окружающего мира и поистине сверхъестественное проникновение в потаенные глубины человеческой психологии. Истинный писатель — прежде всего сын гармонии, утверждает Корнилов.

И все же автор этой статьи убежден, что проследить творческую эволюцию в высшей степени своеобразного итальянского писателя Джузеппе Бонавири вне связи с его биографией невозможно — столь сильны в его книгах «зримые отпечатки памяти».

Первый из пятерых детей портного Нанé Бонавири и донны Папé Казаччо, будущий врач-кардиолог по профессии и поэт по призванию Джузеппе Бонавири родился в 1924 году в сицилийской деревушке Минео, что неподалеку от Катании и вулкана Этны.

Прокаленная солнцем в летние дни и обдуваемая холодными ветрами, исхлестанная ливнями зимой, деревня эта примостилась на склоне некогда зеленых, сплошь поросших кустарником, а теперь облысевших, почти голых гор. Жилось там семье Бонавири, как и большинству их односельчан, тоскливо и голодно. Даже вода была на вес золота: до реки Фьюмекальдо надо было идти добрых три километра по горной тропе. Зимой, когда дороги утопали в непролазной грязи, воду хранили в погребах, вырытых прямо в земляном полу. Работали в Минео по-черному от зари до зари и развлечений особых не знали, но эта деревушка недаром была знаменита на весь остров своими поэтами и сказочниками. Отец Бонавири, едва умевший читать и писать, по ночам тайком от близких и друзей сочинял стихи, а мать, окончившая всего три класса, славилась как непревзойденная сказительница (об этом читайте рассказ «Мамино детство»). По словам самого Бонавири, она была ходячим сицилийским Декамероном. С детских лет у Джузеппе Бонавири возникла нерасторжимая связь с родной землей, с окружающими горами, и он окунулся в мир безудержной фантазии, где парил свободно, легко и мог повелевать пространством и временем.

Добавлю, что космическое видение мира начиная с 60-х годов становится доминирующим в творчестве Бонавири и пребывает в неразрывном единстве с поэтическим восприятием действительности, часто весьма неприглядной.

Роман «Портной с главной улицы» (1954) пронизан воспоминаниями детства, о котором рассказано с такой теплотой, что мы лишь между строк можем прочесть, как нелегко порой приходилось маленькому Бонавири. Дед по материнской линии Чиччо Пидуккьо заставлял десятилетнего Джузеппе работать на поле с пяти утра и до позднего вечера. В награду за труды мальчуган получал миску бобового супа, макароны и, если повезет, горсть сушеного инжира. Бывало, суровый дедушка милостиво разрешал внуку передохнуть: совсем исхудал малый, в чем только душа держится, глядишь, и стойла чистить не сможет. И не было для Джузеппе большей радости, чем на денек обрести детство — побродить с друзьями по родным горам и долинам.

Природу Джузеппе Бонавири с детских лет воспринимает как живое существо, переменчивое и таинственное, порой доброе, а порой и злое. Он и его сверстники играют не среди оливковых рощ, кактусов, камней и песка, а с ними: это с ними, как с приятелями, они ссорятся и мирятся, соперничают и делятся всеми бедами и радостями. Дети, как правило, инстинктивно очеловечивают природу, и особенно благоприятствует этому сказочная земля Сицилии. Жизнь крестьян монотонна, уныла, самые большие события для них — религиозные праздники и карнавальные шествия, зато природа этого выжженного солнцем края дарит чудеса и когда-нибудь — как же в это не верить? — принесет им благополучие, а быть может, и богатство. Не отсюда ли присущие большинству сицилийцев вековечный фатализм и терпеливое ожидание чуда?

Однако, как часто случается в этой жизни, в чудесную сказку ворвалась жестокая реальность — детство и юность Джузеппе Бонавири пришлись на годы фашизма и второй мировой войны.

Впоследствии итальянская критика обвиняла Бонавири в том. Что его первый автобиографический роман лишен примет времени и истории: там вообще не упоминается ни о фашистах, ни о коммунистах, хотя действие и развертывается в предвоенные годы, когда муссолиниевская Италия уже вступила в тесный союз с гитлеровской Германией. И вместе с тем роман неизменно сопровождали в литературоведении такие эпитеты, как «неореалистический» и «социально ангажированный». Нет ли тут противоречия?

Думается, ближе всех к пониманию феномена Бонавири подошел итало-американский критик Франко Дзангрилли. Вот что он пишет в своей книге «Бонавири и время»: «Рецензенты в разные периоды причисляли его прозу к неореализму, символизму, фантастике, метафизике, позднему барокко, но это зачастую лишь отдаляло их от подлинной сути творчества Бонавири. Его книги не предназначены для легкого чтения, они требуют от читателя концентрации мыслительных усилий, поскольку соединяют в себе упрямую привязанность автора к реальности, мифологическое восприятие микрокосмоса, именуемого Минео, и богатый опыт научных знаний, накопленных современной культурой».

Дзангрилли видит творчество Бонавири как единое целое и не склонен отделять биографическую, во многом документальную его прозу от научно-фантастической и мифологической. Кстати, и сам Бонавири считает, что космическое видение мира изначально присуще ему.

И все-таки вряд ли правомерно не замечать водораздела между такими вещами, как «Портной с главной улицы», «Каменная река» (1964) и сборник рассказов «Синий поезд», созданный в 50-е годы, с одной стороны, и романами «Волшебный лес» (1969), «Ночи в вышине» (1971) и «Милый остров» (1973) — с другой. Несмотря на легкий налет сказочности, волшебства, которыми веет со страниц «Портного» (здесь явственно ощущается влияние Массимо Бонтемпелли и его «магического реализма»), это прежде всего роман о земных тяготах простого люда. А рассказы «Крестьяне и донна Тереза Радиконе», «Безработица», «Синий поезд», «Сапожник Джузеппе», пожалуй, можно назвать неореализмом без примесей. В них запечатлена хроника предвоенных и послевоенных лет: беспросветная нищета в контрасте с богатством помещиков, массовая эмиграция, пробуждение политического сознания бедняков. «Мой «Синий поезд», — пишет Бонавири в авторском вступлении к сборнику, — как бы летит к новейшей истории: я имею в виду резкий и болезненный переход от старинного сельского мирка, замкнутого и самодостаточного, к новым формам и новому пониманию жизни, что, естественно породило социальные и политические движения, привело к переоценке моральных норм».

Однако в других новеллах «Синего поезда» («Лили и Лоло в полете», «Близнецы», «Учитель химии и биологии») уже налицо взаимопроникновение реальности и фантазии, сицилийского фольклора и общеитальянского литературного контекста, документализма и экспрессионизма. Таким образом, барьер, который отказывается признать Франко Дзангрилли, все же существует, и рубежом, трамплином для прыжка из мира реальности в мир сказки, безусловно, стал роман «Каменная река».

Повествуется в нем о вполне достоверном историческом событии, многократно описанном другими итальянскими писателями, — о высадке английских и американских союзнических войск на Сицилии в 1943 году. Но в отличие от прочих трактовок этой темы (скажем, от повести Элио Витторини «Моя война», герой которой — также семилетний сицилийский мальчуган), свежесть и полемичность романа в том, что трагическая, унесшая тысячи жизней война воспринимается мальчишками как игра, как нескончаемый хоровод. У Бонавири война, отраженная в волшебном зеркале детской фантазии, предстает чем-то сродни битвам средневековых рыцарей с сарацинами из эпической поэмы Лудовико Ариосто «Неистовый Орланд». К тому же читатель становится свидетелем поистине раблезианских пиров, которые устраивают деревенские оборвыши, готовые ради утоления голода вступить в поединок и с местными фашистскими властями, и с победителями — американскими солдатами: обмануть их, а потом еще и зло над ними посмеяться.