огонь в Жвирове и тотчас дал знать об этом эконому. Гиргилевич вскочил как ошпаренный, ибо, надо отдать ему справедливость, он всегда был скор на ногу в подобных случаях. Не раз он несся на пожар за добрых две мили, чтобы тут же зычным голосом начинать командовать спасателями.
Так и теперь он в одну минуту набросил на себя байковую гуню, схватил в руку неизменную нагайку и, добежав до конюшен, вскочил на первую попавшуюся лошадь.
- За мной, вот так-то! - заорал он на протиравших глаза парубков.
И через несколько минут во главе целого отряда уже мчался к Жвирову.
Сначала всем показалось, что горит усадьба, и все стали гадать отчего бы это.
- Может, просто туману напустил покойник! - закричал гуменщик
- Вот так-то! - рявкнул Гиргилевич и пришпорил коня.
- Туману, не туману,- задорно воскликнул атаман,- мы должны быть там, где огонь. Всем сразу покойник головы не свернет.
- Вот так-то! - подтвердил Гиргилевич по-своему и снова пришпорил коня.
На повороте к липовой аллее отряд встретился с мандатарием, который, как только его разбудил часовой, счел нужным собственной чиновной персоной присутствовать на пожаре.
Для пущей, однако, внушительности да и безопасности тоже он прихватил с собой Хохельку и полицейского.
Бедный актуарий, вырванный из объятий Морфея, мертвенно-бледный, в совершенном неглиже, трясся на старой судейской кляче, держась обеими руками за гриву, и так стучал зубами, что лошадь шарахалась.
Полицейский впопыхах натянул мундир на одну руку, а палаш пристегнул с правого бока. Никто из них, однако, не забыл, что в Заколдованной усадьбе, хоть и покинутой, полно разного рода ценных вещей, из которых кое-чем, верно, можно будет и поживиться.
Оба отряда поскакали бок о бок и только в половине липовой аллеи увидели, что усадьба стоит нетронутая.
- Это Костя Булий горит! - закричал атаман.
Мандатарий недовольно поморщился.
- А чтоб его... - буркнул он,- и надо же было мне, дураку, срываться с постели.
- Вперед, вот так-то! - загремел Гиргилевич.
Через несколько минут все гурьбой остановились на месте пожара.
Только несчастный Хохелька не сразу сумел сдержать коня и на несколько шагов опередил своих товарищей; с перепугу он начал орать не своим голосом и, потеряв равновесие, упал с лошади и растянулся во всю длину на земле.
Тем временем Гиргилевич спешился, его примеру последовали остальные. Хата и сарай Кости Булия пылали ярким пламенем. В сарае уже горели стены, на хате со страшным треском догорали стропила кровли. В небо поднималось кровавое зарево, а вокруг одна за другой вспыхивали молнии. И такой страшной, такой странно-торжественной выглядела в эти минуты сама Заколдованная усадьба. На стеклах высоких окон дрожали отблески пожара, серые стены приобрели кроваво-красный оттенок, а грохот и треск валившихся стропил отдавался внутри глухим эхом.
Гиргилевич сначала перекрестился, потом опытным глазом оглядел все вокруг.
- Иисусе, Мария! - крикнул он.- Окна и двери кем-то приперты снаружи.
- Должно быть, внутри кто-то есть,- откликнулся атаман.
- Вот так-то,- подтвердил Гиргилевич, во всех случаях жизни верный своему словцу.
Атаман подскочил к двери и топором, который он с собой захватил, разрубил лыковое перевясло, затем побежал к окну и, попыхтев, отодвинул кол, подпиравший ставню.
И в ту же секунду, освещенная снаружи языками пламени, в окне показалась Ядвига, подобная мадонне в огненном венце.
Единый вопль ужаса вырвался у окружающих, и все протянули к ней руки. Но у девушки уже не было сил выпрыгнуть во двор, она качнулась назад и исчезла в клубах дыма, а за ней, словно рой разъяренных гадюк, в окно со всех сторон заскользили языки пламени.
Толпа, которая за это время еще увеличилась, стояла как вкопанная. Никто не отваживался ворваться внутрь.
Пламя уже пробилось к потолку и лизало стены.
- Нет спасения,- прошептал атаман, заламывая руки.
И тут сзади кто-то громко вскрикнул.
Это Юлиуш, никем не замеченный, прискакал к месту пожара в ту самую минуту, когда в окне, озаренная своим страшным венцом, показалась Ядвига.
Юноша соскочил с лошади и с отчаянным криком бросился без оглядки к горящей хате.
- Барин! - пронесся шепот по толпе.
- Ясновельможный пан! - поправил Гиргилевич.
И, сразу догадавшись о намерении Юлиуша, быстро заступил ему дорогу.
- Уже ни к чему, ясновельможный пан, пропало дело, вот так-то! - закричал он, крепко обхватив его обеими руками.
Но Юлиуш с львинои силой отпихнул его от себя и одним прыжком оказался у окна. Еще мгновенье, и он исчезнет в огне. Но тут кто-то стрелой промчался сквозь пораженную толпу, схватил юношу за воротник и как мяч толкнул его обратно в объятия Гиргилевича.
- Мерзавцы! Держите этого сумасшедшего! - рявкнул вновь прибывший громовым голосом и в мгновение ока исчез в огне.
Снова раздался крик ужаса и удивления.
Это был Катилина.
Утром он собирался покинуть Опарки навсегда, но ночью, словно движимый какой-то таинственной силой, захотел еще раз взглянуть на Заколдованную усадьбу, еще раз приблизиться к своей неизвестной спасительнице, которая, как мы знаем, произвела на него столь сильное впечатление.
И он прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть ее в окне и стрелой ринуться спасать ее. Юлиуш отчаянно рвался за ним. К счастью, Гиргилевич дословно понял грозный наказ Катилины, он обеими руками обхватил Юлиуша за талию и, призвав на помощь гуменщика и атамана, раз за разом повторял:
- Не пущу, вот так-то!
Следом за Катилиной с потоком сквозного ветра внутрь ворвалась новая волна пламени и в ту же минуту с ужасающим грохотом рухнула кровля.
Все в страхе перекрестились. Даже мандатарий, забыв о своей ненависти к Катилине, с отчаянием заломил руки. А тут хмурое и, видно, давно уже разгневанное небо решило деятельно вмешаться в ход событий. До сих пор оно лишь зловеще погромыхивало, а теперь заговорило во весь голос. Чудовищная молния разорвала черный над заревом свод, после чего
