Значит, от общинной земли до деревни было недалеко?
Жак. Не дальше, чем от деревни до общинной земли.
Хозяин. Большего Сюзанна не стоила?
Жак. Может быть, стоила для другого или в другой день: всякому моменту своя цена.
Спустя несколько времени госпоже Маргарите (так звали жену второго насмешника) понадобилось молоть зерно, а сходить на мельницу ей было недосуг; она попросила моего отца, чтоб он послал кого-нибудь из своих сыновей. Так как я был самый старший, то она не сомневалась, что выбор падет на меня; так оно и случилось. Госпожа Маргарита уходит от нас; я следую за ней; гружу мешок на осла и веду его на мельницу. Зерно смолото, и вот мы оба, я и осел, довольно грустные плетемся обратно, ибо я думал, что потрудился даром. Но я ошибся. Между деревней и мельницей был небольшой лесок; там я застал госпожу Маргариту сидящей на краю дороги. Дело шло к сумеркам.
«Жак, наконец-то! – сказала она. – Знаешь ли ты, что я прождала тебя смертельных два часа?..»
Читатель, ты ужасно придирчив. Я готов согласиться, что слова «смертельных два часа» напоминают городских дам, а что тетка Маргарита сказала бы: «добрых два часа».
Жак: «Дело в том, что воды было мало, мельница работала медленно, мельник нализался, и я, несмотря на все свои старания, не мог вернуться раньше».
Маргарита: «Садись, поболтаем немножко».
Жак: «Охотно, госпожа Маргарита».
И вот я усаживаюсь рядом с ней, чтобы поболтать, а между тем мы оба молчим. Наконец я говорю ей:
«Вы собирались со мной разговаривать, госпожа Маргарита, и не проронили ни слова».
Маргарита: «Я раздумываю над тем, что мой муж сказал о тебе».
Жак: «Не верьте ни одному слову: он насмешник».
Маргарита: «Он уверяет, что ты ни разу не влюблялся».
Жак: «В этом он прав».
Маргарита: «Как! Ни разу в жизни?»
Жак: «Ни разу».
Маргарита: «В твои годы ты не знаешь, что такое женщина?»
Жак: «Простите, госпожа Маргарита».
Маргарита: «А что такое женщина?»
Жак: «Женщина?»
Маргарита: «Да, женщина?»
Жак: «Постойте… Это мужчина в юбке, в чепце и с толстыми грудями…»
Хозяин. Ах, мерзавец!
Жак. Первая не обманулась, но мне хотелось обмануть вторую. На мой ответ госпожа Маргарита залилась безудержным хохотом; я с удивлением спросил ее, чему она смеется. Госпожа Маргарита ответила, что смеется над моей прос-тотой.
«Как, в твоем возрасте ты знаешь не больше этого?»
«Нет, госпожа Маргарита».
Тут она умолкла, и я тоже.
«Госпожа Маргарита, – повторил я, – мы уселись, чтобы поболтать, а вот вы молчите, и мы не болтаем. Что с вами, госпожа Маргарита? Вы задумались?»
Маргарита: «Да, задумалась… задумалась… задумалась…»
При этих «задумалась» грудь ее вздымается, голос слабеет, тело дрожит, глаза закрываются, рот раскрывается, она испускает глубокий вздох и лишается чувств; я притворяюсь, будто опасаюсь за ее жизнь, и восклицаю в ужасе:
«Госпожа Маргарита! Госпожа Маргарита! Да скажите же что-нибудь! Госпожа Маргарита, вам дурно?»
Маргарита: «Нет, мой мальчик; дай мне минутку передохнуть… Не знаю, что это со мной случилось… Сразу как-то налетело…»
Хозяин. Она врала?
Жак. Врала.
Маргарита: «Я задумалась».
Жак: «Вы всегда так задумываетесь, когда лежите ночью подле мужа?»
Маргарита: «Иной раз».
Жак: «А ему не страшно?»
Маргарита: «Он привык…»
Маргарита понемногу пришла в себя и сказала: «Я думала над тем, что с неделю тому назад, на свадьбе, мой муж и муж Сюзанны смеялись над тобой; меня разобрала жалость, и, не знаю отчего, мне стало как-то не по себе».
Жак: «Вы очень добры».
Маргарита: «Я не люблю, когда насмехаются. Я задумалась над тем, что они при первом же случае снова подымут тебя на смех, и это меня опять огорчит».
Жак. «От вас зависит, чтоб это не повторилось».
Маргарита: «Каким образом?»
Жак: «Научив меня…»
Маргарита: «Чему?»
Жак: «Тому, чего я не знаю и что так насмешило вашего мужа и мужа Сюзанны; тогда они перестанут смеяться».
Маргарита: «Ах, нет, нет! Я знаю, что ты хороший мальчик и никому не расскажешь; но я ни за что не посмею».
Жак: «Почему?»
Маргарита: «Нет, не посмею!..»
Жак: «Ах, госпожа Маргарита, научите меня, ради бога; я вам буду ужасно благодарен, научите меня…»
Умоляя ее таким образом, я сжимал ей руки, и она сжимала мои; я целовал ее в глаза, а она меня в губы. Тем временем стало совсем темно. Тогда я сказал ей:
«Я вижу, госпожа Маргарита, что вы недостаточно хорошо ко мне относитесь и не хотите меня научить; это меня очень огорчает. Давайте встанем и вернемся домой…»
Госпожа Маргарита не ответила; она взяла мою руку, направила – не знаю куда, но, во всяком случае, я воскликнул: «Да тут ничего нет! Ничего нет!»
Хозяин. Ах, мерзавец, архимерзавец!
Жак. Во всяком случае, она была почти раздета, а я еще в большей степени. Во всяком случае, я не отнимал руки от того места, где ничего не было, а она положила свою руку ко мне на то место, где кое-что было. Во всяком случае, я оказался под ней, а, следовательно, она на мне. Во всяком случае, я ей нисколько не помогал, так что ей пришлось взять все на себя. Во всяком случае, она так старательно отдалась обучению, что одно мгновение мне казалось, будто она умирает. Во всяком случае, будучи взволнован не меньше ее и не зная, что говорю, я воскликнул: «Ах, госпожа Сюзанна, это так приятно!»
Хозяин. Ты хочешь сказать: «госпожа Маргарита»?
Жак. Нет, нет. Во всяком случае, я спутал имена и, вместо того чтобы сказать: «госпожа Маргарита», сказал: «госпожа Сюзон». Во всяком случае, я признался госпоже Маргарите, что то, чему, по ее мнению, научила она меня в этот день, преподала мне, правда несколько иначе, госпожа Сюзон три-четыре дня тому назад. Во всяком случае, она сказала: «так это Сюзон, а не я?» Во всяком случае, я ответил: «Ни та, ни другая». Во всяком случае, пока она потешалась над собой, над Сюзон, над обоими мужьями и осыпала меня подходящими ругательствами, я очутился на ней, а, следовательно, она подо мной, и пока она признавалась мне, что это доставило ей большое удовольствие, но не столько, сколько первый способ, она снова очутилась надо мной, а я, следовательно, под ней. Во всяком случае, после нескольких минут отдыха и молчания ни она не была наверху, ни я внизу, ни она внизу, ни я наверху, а оба мы лежали рядышком, причем она наклонила голову вперед и прижалась обеими ляжками к моим ляжкам. Во всяком случае, будь я менее учен, госпожа Маргарита научила бы меня всему, чему можно научить… Во всяком случае, нам стоило больших усилий добраться до деревни. Во всяком случае, горло мое разболелось еще сильнее, и мало шансов, чтобы я мог снова говорить раньше, чем через две недели.
Хозяин. А ты после виделся с этими женщинами?
Жак. Много раз, с вашего позволения.
Хозяин. С обеими?
Жак. С обеими.
Хозяин. И они не поссорились?
Жак. Напротив, – помогая друг другу, они еще больше сдружились.
Хозяин. Наши жены поступили бы так же, но каждая со своим милым. Ты смеешься…
Жак. Не могу удержаться от смеха всякий раз, как вспоминаю маленького человечка, кричащего, ругающегося, шевелящего головой, ногами, руками, всем телом и готового броситься с высоты стога, рискуя разбиться насмерть.
Хозяин. А кто этот человечек? Муж Сюзон?
Жак. Нет.
Хозяин. Муж Маргариты?
Жак. Нет… Вы неисправимы; так будет до конца вашей жизни.
Хозяин. Кто же он?
Жак не ответил на этот вопрос, а Хозяин добавил;
– Скажи же мне только, кто этот человечек.
Жак. Однажды ребенок, сидя на полу у прилавка белошвейки, кричал благим матом. Торговка, которой надоел его крик, спросила:
«Дружок, чего ты кричишь?»
«Они хотят, чтоб я сказал «а»!
«А почему же тебе не сказать «а»?
«Потому что не успею я сказать «а», как они захотят, чтобы я сказал «бе»… Дело в том, что не успею я сказать вам имя человечка, как мне придется досказать остальное».
Хозяин. Возможно.
Жак. Нет, обязательно.
Хозяин. Но, друг мой, Жак, назови мне имя человечка. Тебе самому смертельно хочется, не правда ли? Исполни мое желание.
Жак. Это был человечек вроде карлика, горбатый, кривой, заика, косой, ревнивец, распутник,
