любой ценой подавить душевные муки, — теперь, увы, мы должны расстаться. — Он с горьким сожалением оглядел безлюдные палубы, где еще так недавно кипела жизнь.
— Шлюпка ждет вас.
Уайлдер помог матери и Джертред спуститься, но сам задержался на палубе.
— А вы? — спросил он. — Что будет с вами?
— Меня скоро… забудут. Прощайте!
Прощание звучало почти как приказ, и Уайлдер понял, что медлить более нельзя. Он постоял в нерешительности, затем крепко сжал руку Корсара и прыгнул в шлюпку.
Когда молодой офицер снова очутился на своем судне, командиром которого стал теперь после смерти Бигнала, он тотчас же отдал приказ поднять паруса и взять курс на ближайший порт Англии. Но, пока можно было следить взором за движениями человека, оставшегося на «Дельфине», наши герои не сводили глаз с неподвижно стоявшего пиратского судна. Осененное одним парусом, стройное и прекрасное, как всегда, оно казалось дивным творением, созданным игрой волшебных сил. Высокая фигура не останавливаясь шагала взад и вперед, а рядом скользила другая, поменьше, словно его тень. Силуэты постепенно расплывались; наконец туманная даль поглотила их, и усталый взор уже тщетно пытался различить движение на палубе далекого корабля. Что с ним будет? Ответ не заставил себя ждать. Внезапно вверх взметнулся столб пламени, и огненные языки яростно запрыгали от паруса к парусу. Откуда-то изнутри вырвалось огромное облако дыма, и грянул оглушительный артиллерийский залп. Еще мгновение, и перед зрителями во всем своем жутком великолепии предстала картина горящего корабля. Наконец тяжелая пелена дыма заволокла горизонт, и последний могучий взрыв, докатившись до «Стрелы», заставил затрепетать ее паруса, словно ветер внезапно повернул вспять. Когда облако рассеялось, кругом расстилалась лишь бескрайняя ширь океана, и никто не мог бы указать даже место, где только что покачивалось это прекрасное создание рук человеческих. Те из команды, кто, вооружившись подзорной трубой, взобрался высоко по вантам крейсера, говорили, что различают в волнах одинокую точку, но была ли то шлюпка или просто обломок сгоревшего судна, так и не удалось установить.
С той поры грозное имя Красного Корсара не упоминалось более на морях, и память о нем вытеснили рассказы о новых морских сражениях. Но долго еще коротали моряки ночную вахту, рассказывая бесчисленные истории о дерзких набегах и славных подвигах, якобы совершенных под его командованием. Молва не замедлила приукрасить и извратить эти повести, так что истинный характер и самое имя их героя постепенно смешались с россказнями о жестокостях других пиратов. Да и, кроме того, на Западном континенте произошли в скором времени события, гораздо более важные и касающиеся интересов более высоких, нежели легенды о человеке, которые многими почитались ложными и даже невероятными: британские колонии в Северной Америке восстали против королевской власти, и длительная война пришла наконец к счастливому завершению.
Более двадцати лет кануло в быстро текущую реку времени, прежде чем город на острове, где началась наша история, стал свидетелем нового празднества, когда союзники благодаря своему искусству и численному превосходству принудили сдаться храбрейшего из английских генералов. Теперь всем казалось, что война уже выиграна, и добрые горожане, как всегда, не скупились на громкие изъявления радости. К вечеру ликование стихло, и, когда сгустились сумерки, крошечный городок погрузился в привычную провинциальную тишину. Стройный фрегат, стоявший на том самом месте, где мы впервые повстречались с судном Корсара, уже спустил веселые гирлянды пестрых флажков, вывешенных по случаю праздника. Лишь один полосатый флаг, украшенный плеядой ярких, молодых звезд, развевался на его гафеле. И тут на рейде появилось другое судно, меньшего размера, также под дружественным флагом новых Штатов. Был час отлива; ветер стих, и потому судно стало на якорь в проливе между Канноникатом и Родом. Вскоре от него отвалила шлюпка, и шесть гребцов быстро направили ее к берегу. Лодка пристала к дальней и уединенной пристани, и случайный прохожий заметил в ней крытые носилки, возле которых виднелась одинокая фигура женщины. Но, прежде чем заинтересовавшийся прохожий начал делать догадки, весла вскинулись вверх, лодка коснулась причала и носилки, поднятые матросами, уже остановились подле него.
— Прошу вас, — начала незнакомка грустным, робким голосом, — скажите, живет ли здесь, в Ньюпорте, капитан Генри де Лэси, моряк континентального флота?
— Конечно, живет, — ответил пожилой человек, к которому она обратилась. — У него здесь, можно сказать, даже две резиденции: фрегат, что стоит вон там на рейде, такой же его дом, как и здание вон на той горе.
— Вы слишком стары, чтобы служить проводником, но, если ваш внук или какой другой досужий человек укажет нам дорогу, я заплачу ему.
— Благослови вас бог, миледи! — ответил старик, заботливо пряча мелкую монету и искоса взглянув на даму, чтобы удостовериться, не ошибся ли он титулом. — Благослови вас бог, сударыня! Хоть я и вправду стар, потрепан житейскими бурями и немало пережил удивительных приключений на суше и на море, но я с радостью окажу такую ничтожную услугу столь знатной леди. Следуйте за мной, и вы убедитесь, что ваш лоцман неплохо знает свой курс.
И, не дожидаясь ответа, самоуверенный старик повернулся и пошел прочь от пристани. Матросы двинулись за ним, и дама, молчаливая и печальная, пошла рядом с носилками.
— Ежели хотите закусить, — сказал проводник, ткнув пальцем через плечо, — то вон там известная харчевня, моряки когда-то охотно ее посещали. Сосед Джорам и его «Ржавый якорь» в свое время были так же знамениты, как наш самый великий полководец; и, хотя честный Джо давно собрал свою последнюю выручку, дом стоит так же крепко, как в первый день, когда его построили. Бог послал ему праведный конец, и любому слабому душой грешнику отрадно видеть перед собой такой пример.
Из носилок донеслись какие-то невнятные звуки, и старик остановился, но, как он ни старался, ему не удалось ничего разобрать.
— Больной страдает, — заметил он, — но боль телесная, как и все терзания грешной плоти, неизбежно закончится в назначенное время. На своем веку я пережил семь жестоких, кровавых войн и насмотрелся таких ужасов и жестокостей, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Жизнь сурово обошлась с тобой, друг мой, — робко прервала его женщина. — Пусть этот золотой принесет тебе еще хоть несколько хороших дней.
Инвалид, ибо проводник был не только стар, но и хром, с благодарностью принял подаяние и был, видимо, столь поглощен разглядыванием монеты, что прекратил разговор.
В глубоком молчании путешественники подошли наконец к дверям дома, который искали. Проводник громко постучался в дверь, после чего ему было заявлено, что в его услугах больше не нуждаются.
— Я знавал и более трудную службу, — ответил