Миссъ Токсъ часто увѣряла м-съ Чиккъ, что ничто не можетъ сравниться съ участіемъ, какое она принимаетъ въ развитіи милаго ребенка, и безпристрастный наблюдатель могъ замѣтить, что поступки ея въ полной мѣрѣ согласовались съ словами. Она съ невыразимымъ наслажденіемъ смогрѣла на невинные обѣды юнаго джентльмена, какъ будто насыщеніе его столько же зависѣло отъ нея, сколько и отъ кормилицы. — Съ такимъ же, если еще не большимъ энтузіазмомъ она присутствовала при маленькихъ церемоніяхъ купанья и туалета, a медицинская часть — наблюденіе за здоровьемъ ребенка — находилась въ полномъ ея распоряженіи. — Однажды, въ припадкѣ скромности, она принуждена была спрятаться въ шкапъ, когда м-ръ Домби вошель въ дѣтскую съ сестрой полюбоваться, какъ сынъ его, ложась въ постель, будеть въ коротенькой рубашечкѣ разгуливать по платью своей кормилицы. — Но миссъ Токсъ никакъ не выдержала, и въ избыткѣ нѣжнаго восторга закричала: "какъ онъ милъ, м-ръ Домби! какой купидончикъ!" — и тутъ же, опомнившись, она за дверью чуть не упала въ обморокъ отъ стыда и замѣшательства.
— Луиза, — сказалъ однажды м-ръ Домби своей сестрѣ, — я точно думаю, что, по случаю крестинъ ГІавла, нужно твоей пріятельницѣ сдѣлать какой-нибудь подарокъ. — Она съ самаго начала приняла такое горячее участіе въ ребенкѣ и умѣла хорошо понять свое положеніе, — a это въ нашемъ свѣтѣ, къ сожалѣнію, большая рѣдкость. Мнѣ очень бы хотѣлось отличить ее чѣмъ-нибудь.
Въ глазахъ м-ра Домби это значило, что миссъ Токсъ умѣла вести себя совершенно приличнымъ образомъ въ отношеніи къ его особѣ.
— Любезный Павелъ, — отвѣчала сестра, — ты отдаешь справедливость миссъ Токсъ, чего разумѣется и должно ожидать отъ человѣка съ такимъ проницательнымъ умомъ. — Если въ англійскомъ языкѣ есть три слова, къ которымъ она питаетъ глубочайшее уваженіе, такъ эти слова — Домби и Сынъ.
— Вѣрю, — сказалъ м-ръ Домби. — Это дѣлаетъ честь почтенной миссъ Токсъ.
— И всякій подарокъ, любезный Павелъ, — продолжала м-съ Чиккъ, — все, что ни вздумалъ бы ты предложить, миссъ Токсъ, нѣтъ сомнѣнія, приметъ отъ тебя съ благоговѣніемъ, какъ святыню. Но я знаю, милый Павелъ, чѣмъ бы ты могъ выразить свою признательность къ миссъ Токсъ… да, это было бы для нея очень, очемь лестно, если бы ты захотѣлъ.
— Что такое? — спросилъ м-ръ Домби.
— Разумѣется, крестный отецъ и крестная мать, — продолжала миссъ Чиккъ, — необходимы въ свѣтѣ для связей и покровительства.
— Не знаю, почему они должны быть необходимы для моего сына, — холодно сказалъ м-ръ Домби.
— Что правда, то правда, любезный Павелъ, — перебила миссъ Чиккъ съ необыкновенной живостью, — ты неизмѣнно вѣренъ самому себѣ. Я не могла ожидать отъ тебя ничего другого, и очень хорошо предвидѣла твои мысли на этотъ счетъ. Можетъ быть, — и м-съ Чиккъ немного пріостановилась, какъ бы не зная, что говорить дальше, — можетъ быть, именно поэтому ты и не станешь противиться, чтобъ миссъ Токсъ сдѣлалась крестной матерью нашего ангельчика, или, по крайней мѣрѣ, замѣнила ее на крестинахъ. Нечего и говорить, что она приметъ эту честь за величайшее счастье.
— Луиза, — сказалъ м-ръ Домби послѣ минутнаго молчанія, — нельзя не согласиться…
— Конечно, — вскричала миссъ Чиккъ, спѣша предупредить отказъ, — я и не сомнѣваюсь въ этомъ.
М-ръ Домби съ нетерпѣніемъ посмотрѣлъ на сестру.
— Не противорѣчь, любезный Павелъ, — вскричала м-съ Чиккъ, — мнѣ это очень вредно. Я еще не опомнилась съ тѣхъ поръ, какъ скончалась наша бѣдная Фанни.
М-ръ Домби искоса взглянулъ на носовой платокъ, который сестра держала передъ глазами, и прибавилъ:
— Нельзя не согласиться, говорю я…
— A я говорю, — прервала м-съ Чиккъ, — что я не сомнѣвалась въ этомъ.
— Боже мой, Луиза! — вскричалъ м-ръ Домби.
— Нѣтъ, любезный Павелъ, — возразила она съ достоинствомъ, между тѣмъ какъ на глазахъ ея навертывались слезы, — дай мнѣ договорить. У меня нѣтъ той силы убѣжденія, ума, краснорѣчія, какими отличаешься ты. Я очень хорошо это знаю, и тѣмъ хуже для меня. Но если ты хочешь выслушать мои послѣднія слова — a послѣднія слова должны быть для насъ священны, Павелъ, послѣ кончины любезной Фанни — такъ я скажу только, что никогда не сомнѣвалась въ этомъ. И что еще болѣе, — прибавила м-съ Чиккъ съ возрастающимъ достоинствомъ, какъ будто она берегла къ концу самое убѣлительнѣйшее доказательство, — я никогда не думала усомниться въ этомъ.
М-ръ Домби съ нетерпѣніемъ прошелъ по комнатѣ взадъ и впередъ.
— Нельзя не согласиться, Луиза, — продолжалъ онъ, не обращая вниманія на м-съ Чиккъ, которая съ неистовствомъ продолжала кричать: "я не сомнѣваюсь въ этомъ! я не сомнѣваюсь въ этомъ!" — нельзя не согласиться, что многія особы имѣли бы въ этомъ случаѣ больше права — еслибъ я только обращалъ вниманіе на право — нежели миссъ Токсъ. Но это вздоръ: мнѣ нѣтъ дѣла до правъ. Торговый домъ подъ фирмой "Домби и Сынъ" будетъ держаться самъ собою, безъ посторонней помощи. Я не нуждаюсь ни въ какомъ и ни въ чьемъ кумовствѣ. Надѣюсь, я стою вьшіе толпы. Довольно, если дѣтство и юность Павла протекутъ благополучно безъ потери времени, и онъ приготовится вступить съ честью на ожидающій его путь. Впослѣдствіи онъ можетъ, если сочтетъ нужнымъ, избрать могущественныхъ друзей, чтобы поддержать, a въ случаѣ надобности, и увеличить кредитъ торговаго дома. До тѣхъ поръ я одинъ буду для него все и не хочу, чтобы другой сталъ между нами. Я готовъ выразить признательность твоей обязательной пріятельницѣ и соглашаюсь на предложеніе. Другихъ воспріемниковъ замѣнимъ мы твоимъ мужемъ.
Въ этой рѣчи, произнесенной съ необыкновеннымъ, истинно-вельможнымъ величіемъ, м-ръ Домби высказалъ свою задушевную тайну. Неописанная недовѣрчивость ко всякому, кто бы могъ стать между нимъ и сыномъ, гордая боязнь нажить соперника или участника въ любви и почтеніи ребенка, жестокій ударъ, такъ недавно нанесенный его всемогущей власти надъ другими, и жестокій страхъ при мысли о возможности другого, жесточайшаго удара, — вотъ что наполняло въ это время его душу. Во всю жизнь онъ не имѣлъ друга: его холодная, отталкивающая натура никогда не искала и не встрѣчала друзей. И теперь, когда эта натура сосредоточилась съ такою силою въ одну только страсть родительской любви и гордости, то ея ледяной потокъ, вмѣсто того, чтобъ вскрыться подъ благотворнымъ вліяніемъ этого чувства и свободно катить свои ясныя воды, казалось, растаялъ только на минуту для того, чтобъ снова замерзнуть въ твердую, непроницаемую массу.
Такимъ образомъ самое ничтожество миссъ Токсъ послужило къ возвышенію ея въ крестныя матери маленькаго Павла, — и съ этого часа она была избрана и предназначена къ великой должности. М-ръ Домби тутъ же изъявилъ желаніе, чтобъ торжество, такъ долго откладываемое, совершилось безъ замедленія. Сестра, одержавъ такую блистательную побѣду, превосходившую ея самыя смѣлыя ожиданія, отправилась съ пріятной новостью къ дорогой подругѣ, и м-ръ Домби остался одинъ въ библіотекѣ.
Въ дѣтской была ужасная скука. Тамъ сидѣли и бесѣдовали м-ръ Чиккъ и миссъ Токсъ, къ величайшей досадѣ миссъ Сусанны Нипперъ, которая была такъ разсержена ихъ присутствіемъ, что при всякомъ удобномъ случаѣ дѣлала за дверью преуморительныя гримасы: надо же было хоть чѣмь-нибудь выразить свою досаду. Какъ странствующіе рыцари старинныхъ временъ облегчали сердце, вырѣзывая имена возлюбленныхъ въ пустыняхъ, въ лѣсахъ и другихъ неприступныхъ мѣстахъ, гдѣ, вѣроятно, никому не случалось читать ихъ, — такъ и миссъ Сусанна Нипперъ вздергивала носъ на ящики и комоды, высовывала языкъ на шкапы и моргала глазами на посуду, мимоходомъ ворча на каждомъ шагу.
Между тѣмъ собесѣдницы, въ блаженномъ невѣдѣніи того, что вокругъ нихъ происходило, внимательно наблюдали сцену раздѣванья, кормленья и укладыванья въ постель маленькаго Павла. По окончаніи всѣхъ этихъ церемоній, онѣ усѣлись за чайный столикъ передъ каминомъ, и теперь только, обернувшись къ дѣтскимъ кроваткамъ, онѣ вспомнили о миссъ Флоренсѣ, которая тоже, благодаря настойчивости Полли, съ нѣкотораго времени спала въ одной комнатѣ съ братомъ.
— Какъ она крѣпко спитъ! — сказала миссъ Токсъ.
— Вѣдь вы знаете, моя милая, — отвѣчала м-съ Чиккъ, — она слишкомъ много рѣзвится съ маленькимъ Павломъ: устала!
— Это замѣчательная дѣвочка, — продолжала миссъ Токсъ.
— Вылитая мать! — возразила м-съ Чиккъ, понизивъ голосъ.
— Бѣдняжка, — сказала миссъ Токсъ. — О, Боже мой!
Эти слова миссъ Токсъ произнесла съ глубокимъ сожалѣніемъ, хотя сама не знала для чего.
— Флоренса никогда, никогда не будетъ Домби, — сказала м-съ Чиккъ, — проживи она хоть тысячу лѣтъ!
Миссъ Токсъ возвела очи свои горѣ, и духъ ея, видимо, сокрушался отъ полноты сердечной скорби.
— Меня ужасно безпокоитъ ея будущность, — сказала м-съ Чиккъ съ видомъ благочестивой кротости и смиренія. — Я не могу безъ ужаса вообразить, что станется съ нею, когда она вырастетъ? Бѣдняжка! какое мѣсто займетъ она въ свѣтѣ? Во мнѣніи отца она стоитъ невысоко, да иначе и быть не можетъ: въ ней ничего нѣтъ общаго съ Домби!