Режиссер, конечно, может перенести центр тяжести на пьесу Василия Артуровича. Он обязательно это сделает, повинуясь побуждениям Геннадия Панфиловича. И выйдет памфлет против бездарной фальши современных драматургов. Но дело не в илотах, а в зловещей мрачной силе, воспитывающей илотов, подхалимов и панегиристов. „Желал бы я видеть человека, который не желает международной революции!“ — восклицает Геннадий Панфилович. Если такая мрачная сила существует, негодование и злое остроумие прославленного буржуазией драматурга оправдано. Если ее нет, то драматург снова оказывается в роли клевещущего врага, ловко маскирующего свои удары.
В пьесе, которая очень театральна и драматургически выразительна, 13 мужских и 2 женские роли. Много народа нужно для массовых сцен. И много такта — для режиссера.
Для провинциальной сцены пьеса рискованна. Она требует чрезвычайно тонкого истолкования. Следует предостеречь от увлечения ее экзотическими и сатирическими розами» (Репертуарный бюллетень, 1928, № 12, с. 9— 10).
Но это был все еще 1928 год… И уж совсем поразительный случай, московский художественно-литературный журнал сочувственно цитирует отзыв из берлинской социал-демократической газеты: «Новая вещь Булгакова, конечно, не драматическое произведение крупного масштаба, как „Дни Турбиных“; это лишь гениальная драматическая шутка с несколько едкой современной сатирой и с большой внутренней иронией. Внутреннее волнение зрителя и злободневность, которую эта вещь приобрела у московской интеллигенции, показались бы нам такими же странными в другой среде, как нам странным кажется волнение, вызванное постановкой „Свадьбы Фигаро“ Бомарше у парижской публики старого режима… Русская публика, которая обычно при театральных постановках так много говорит об игре и режиссере, на этот раз захвачена только содержанием. На багровом острове Советского Союза среди моря „капиталистических стран“ самый одаренный писатель современной России в этой вещи боязливо и придушенно посредством самовысмеивания поднял голос за духовную Свободу» (цитирую по: Молодая гвардия, 1929, № 2).
Отзыв Сталина о «Багровом острове» развязал руки бесчестным критикам рапповского толка, в частности, О. С. Литовский опустился до прямого доносительства: «В этом году мы имели одну постановку, предоставляющую собой злостный пасквиль на Октябрьскую революцию, целиком сыгравшую на руку враждебным силам: речь идет о „Багровом острове“» (Известия, 1929, № 139, 20 июня, с. 4). Под напором подобной «критики» пришлось и вполне приличному человеку и критику П. И. Новицкому изменить свое отношение к спектаклю и пьесе: «До сих пор не сходит с репертуара Камерного театра клеветническая пьеса М. Булгакова „Багровый остров“, с холодным злорадством высмеивающая политическое иго рабочего класса и пародирующая ход Октябрьской революции» (Печать и революция, 1929, кн. 6, с. 62–63).
Из всех отзывов критиков М. А. Булгаков выделял положительный отзыв П. И. Новицкого и публикацию в журнале «Молодая гвардия».
«…Позволительно спросить — где истина? — писал Булгаков в письме к „Правительству СССР“ 28 марта 1930 года. — Что же такое, в конце концов, — „Багровый остров“? — „Убогая, бездарная пьеса“ или это „остроумный памфлет“?
Истина заключается в рецензии Новицкого. Я не берусь судить, насколько моя пьеса остроумна, но я сознаюсь в том, что в пьесе действительно встает зловещая тень, и это тень Главного репертуарного комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных „услужающих“. Это он убивает творческую мысль. Он губит советскую драматургию и погубит ее.
Я не шепотом в углу выражал свои мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что „Багровый остров“ — пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать невозможно. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция.
Но когда германская печать пишет, что „Багровый остров“ — это „первый призыв к свободе печати“, — она пишет правду. Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же как призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверявшей, что ей не нужна вода». (См.: Письма, с. 173–174.)
Но голос Булгакова не был услышан в то время. Более того, его коллеги из РАППа злорадствовали по поводу запрещения его пьес, снятия их из репертуара театров. 3 июня 1929 года Ф. Ф. Раскольников в «Вечерней Москве» писал: «Огромным плюсом минувшего сезона является сильный удар, нанесенный по необуржуазной драматургии запрещением „Бега“ и снятием Театром Вахтангова „Зойкиной квартиры“».
«Багровый остров» стал предметом серьезных критических и литературоведческих исследований. В частности, назову следующие работы: Киселев Н. Н. Комедии М. Булгакова «Зойкина квартира» и «Багровый остров» в книге «Проблемы метода и жанра», Томск, 1974; Бабичева Ю. В. Комедия-пародия М. Булгакова «Багровый остров» в книге «Жанры в историко-литературном процессе», Вологда, 1985; Золотницкий Д. И. Комедии М. А. Булгакова на сцене 1920-х годов в книге «Проблемы театрального наследия М. А. Булгакова», Л., 1987.
Впервые опубликован за границей с «грубыми искажениями и ошибками в тексте», как утверждают исследователи, сверявшие тексты публикаций. Впервые в России — в «Дружбе народов», 1987, № 8; в сборнике. Михаил Булгаков. Чаша жизни. М., Советская Россия, 1988 Другую редакцию «Багрового острова» опубликовали в книге Михаил Булгаков. Пьесы 20-х годов (Театральное наследие), Л., 1989. Эта же редакция опубликована и в собрании сочинений в пяти томах. Этот машинописный текст «Багрового острова», считают исследователи, больше всего соответствует последней воле автора: «…содержит многочисленные вымарки, поправки и вставки рукой Булгакова. На полях и в тексте имеются также режиссерские пометы А. И. Таирова. Это единственный известный нам авторизованный экземпляр машинописи „Багрового острова“, представляющий особую литературную и научную ценность» (См. Пьесы 20-х годов, с. 566–567.) Публикаторы пьесы в собрании сочинений в пяти томах также ссылаются на этот машинописный текст, как на единственный авторизованный экземпляр пьесы, а это механически доказывает правоту их выбора текста.
Вопрос, думается, гораздо сложнее. М. А. Булгаков не раз возвращался к пьесе под влиянием различных обстоятельств. Самый задушевный вариант — это первый… Потом он мог дорабатывать только под влиянием внешних обстоятельств, что, естественно, искажало творческий замысел.
В Отделе рукописей Российской Государственной библиотеки, ф 562, к. 11, ед хр. 10, машинописная копия редакции 1927 года, полный авторский текст пьесы, представленный автором 4 марта 1927 года в Камерный театр. Этот экземпляр пьесы и был опубликован за границей и в России.
Этот же текст был опубликован и в книге. Михаил Булгаков. Белая гвардия, М., Современник, 1990.
Здесь текст пьесы публикуется по расклейке этой книги, сверенной с машинописной копией, хранящейся в Отделе рукописей РГБ.
Закон суров… (лат.)
Тысяча извинений, мадам! (франц.)
О предстоятель! Привлеки грешных, правь праведными, укрепи колеблющихся… (лат.)
— Господина и архиерея! (греч.)
— Многая лет, Владыко! (греч.)
Начало в 5 часов вечера. (франц.)
Achetez! Pour votre enfant! — Купите! Для вашего ребенка! (франц.)
Bunun fiyaty nedir? — Сколько это стоит? (турец.)
Сколько? (франц.)
Cinquante piastres, madame! Cinquante, seulement! — Пятьдесят пиастров, мадам! Только пятьдесят! (франц.)
О, yok! Bu pahalydyr! — О, нет. Эго дорого! (турец.)
Madame, quarante! Quarante! — Мадам, сорок! Сорок! (франц.)
Gehen Sie! Gehen Sie… — Пошла ты! Пошла… (нем.)
Гарсон! Кружку пива! (франц.)
Сию минуту, месье! (франц.)
