– Что слышно?
– Экскаваторы пришли, товарищ начальник! – официально отрапортовал Уртабаев.
От Уртабаева и к Уртабаеву, вниз и вверх, бежали эстафеты с короткими распоряжениями и рапортами с места.
«А хорошо работает малый. Организованно и без паники», – подумал Морозов.
– Возьмёте руководство? Я тогда пойду присмотрю за укреплением дамбы, – предложил Уртабаев.
– Нет, зачем же? Вы уж организовали работу, руководите до конца.
– Как хотите.
– Кто там присматривает за дамбой?
– Рюмин.
– Хорошо. Скажите ещё в двух словах: какие потери?
– Затоплен посёлок одного колхоза.
– А жители?
– Жители ушли за несколько часов до обвала. Оба киргизских колхоза. Остальные все на месте: вышли с кетменями помогать в ликвидации прорыва.
– Хорошо. Материалы для укрепления дамбы не снесло?
– Часть смыло водой, но того, что осталось – хватит.
…У ста девяносто седьмого пикета группа рабочих, под командой плотника Климентия, штукатурила глиной обнажённый скелет дамбы. Морозов подобрал лопату и погрузил её в землю. Нога увязла по колено в глинистом вареве. Он вытащил лопату и, вырывая раз за разом огромные комья земли, стал зашпаклевывать первую заплатанную камышом брешь. Глина, размытая водой, брызгала в лицо. Он уминал её руками, заклёпывал заступом, наваливал поверх новые центнеры притащенной снизу земли. Истёртые в кровь руки прилипали к черенку лопаты. Земля под подошвами билась, как придавленная артерия. Он топтал её в исступлении ногами. Кто-то силой оттащил его в сторону и поволок под откос. Утрамбованная Морозовым земля вздулась и выскочила, как пробка. Вода рухнула вниз.
– Беги, зови на подмогу! На подмогу зови! Дамбу снесёт! – заглушая шум воды, кричал с той стороны поток Климентий.
Морозов бросил лопату и побежал на гул голосов. В двухстах шагах он наскочил на ораву пёстрых теней. В середине, на бричке, стоял Уртабаев и кричал что-то по-таджикски. Морозов протиснулся через толпу и ухватил Уртабаева за руку.
– Дайте людей! Людей дайте! Дамбу снесёт к чёрту!
Уртабаев привлёк его за плечо.
– Сколько? Сто? Двести? Бери! Колхозники пришли! «Красный Октябрь» и «Красный пахарь»! Эх, Морозов, живём! Ещё идут! Бери всех!
– Слушай, Уртабаев, там вода пошла опять каналом. Вода пошла! Позвони на головное!
– Телефон не работает.
– Надо кого-нибудь послать.
– Поехал Кларк. Уже час назад. Там какая-то мелкая неполадка с одним щитом. Всё будет в порядке…
…Когда колхозники «Красного пахаря» сменили выбившуюся из сил команду Климентия, Морозов вытер рукавом лоб и присел под откосом на опрокинутую тачку. Хотелось курить. Он достал папиросы, долго тёр отсыревшие спички, и, сломав последнюю, растерянно оглянулся. Рядом, спиной к нему, отдыхал рабочий из бригады Климентия. Морозов тронул его за плечо.
– Спичек случайно нет, товарищ?
– Нет! – грубо буркнул рабочий.
Голос показался Морозову знакомым: да ведь это же Тарелкин! Морозов не ощутил привычного раздражения, которое вызывал в нём раньше один вид Тарелкина. Сейчас он напомнил Морозову о Дарье, которой не будет никогда, и этот грубый парень вдруг показался ему кем-то очень близким, может быть самым близким, единственным человеком, способным разделить его боль.
– А Дарья уехала… – сказал вслух неожиданно для самого себя Морозов.
– Куда уехала? – обернулся Тарелкин.
– Не знаю. Не сказала. Искал её в Сталинабаде, – нет. Говорят, в Россию уехала, а куда в Россию, разве найдёшь?
– Это ты её обидел, – сурово сказал Тарелкин. Лица его в темноте нельзя было разглядеть.
– Да, я её обидел, – покорно подтвердил Морозов.
Мимо с плеском и грохотом, обдавая их обоих водой, пронеслась вереница бричек, стремительных и тревожных, как тачанки.
– На, кури! – неожиданно достал из кармана спички Тарелкин.
Морозов взял спички и протянул Тарелкину портсигар.
Курили жадно, молча.
– Надо тебе её найти, – строго заговорил Тарелкин. – Через милицию искал?
– Искал. Не нашли. Говорят, видно, не задерживалась в Сталинабаде.
– Может, домой поехала?
– А я знаю, где её дом?
Огонёк папиросы Тарелкина последний раз вспыхнул и потух.
– Тамбовская она. Какой деревни и уезда, сам не знаю. – Он поднялся, подобрал лежавшую рядом лопату. – Ну, передохнул и ладно. Пора за работу.
Морозов поднялся тоже.
– Да, пора.
Голос Тарелкина донёсся до него из темноты:
– Ты того… не унывай… Вернусь на головной, расспросим у девок из её бригады. Может, которая знает…
Часа через два после отъезда Морозова, когда гости спали уже крепким сном, инженер Мурри вызвал по телефону машину и, сев рядом с шофёром, велел везти себя на Ката-Таг.
Не доезжая до Ката-Тага, он почему-то раздумал и приказал свернуть на дорогу, ведущую к пристани. Ехали быстро. Вскоре справа замерещились огни третьего участка. На перекрёстке дорог шофёр взял вправо.
– Зачем городок? – положил руку на руль Мурри. – Я говорил: пристань.
Шофёр указал глазами на счётчик:
– Горючего не хватит. Бензин нихт. Возьмём в городке.
Мурри опустил руку. Машина летела, увеличивая скорость. Они ворвались в городок, миновали колонку с бензином и свернули влево.
– Бензин там! – указал Мурри на оставшуюся позади колонку.
Шофёр отрицательно покачал головой. Машина круто свернула вправо.
– Что вы делаете?! – схватился за руль Мурри.
Они неслись прямо в какой-то загороженный двор. Шофёр отстранил руки пассажира и, проскочив узкие ворота, затормозил на полном ходу посередине двора.
Военные в зелёных фуражках гурьбой окружили машину.
– Что это всё значит? – спросил, вскакивая с места, Мурри…
Кони шли полным галопом. Воздух раздавался перед ними с треском распарываемой материи. Комсомольский разъезд приближался к огонькам головного участка. Нусреддинов осадил лошадь и рысью выехал на дорогу. Подметая тень длинными мётлами фар, по дороге приближалась легковая машина.
– Стой! Кто едет?
Машина затормозила. Три револьверных дула выглянули навстречу комсомольцам.
– Это ты, товарищ Кларк?
Револьверные дула мирно утонули в карманах.
– Фу ты, чёрт! А мы думали – басмачи! – засмеялся шофёр. – Ни зги не видать. Думаю: тормозить, не тормозить?
– Вы куда?
– На головной.
– Товарищ Кларк?
– Да. А что тут, не спокойно?
– Не совсем спокойно, – нагнулся с коня Нусреддинов. – Банда человек в сорок прорвалась в двадцати километрах от второго участка. Если не возьмут вправо, должны по прямой линии выйти к Вахшу. Надо предупредить Курган и усилить на головном охрану… А вы зачем, собственно, на головной?
– Гальцев говорит: когда закрывали воду, что-то повредили в пятом щите. Хочу проверить. Как только починят дамбу на Ката-Таге, надо будет открыть.
Машина тронулась. Три всадника рысью поехали следом.
Городок казался вымершим. Над пустой площадью одиноко горела лампа. В пустых бараках ютилась ночь.
– Куда это весь народ девался? – озираясь по сторонам, удивился Нусреддинов.
Урунов стегнул коня.
– Часть рабочих разъехалась ведь ещё до открытия. Кроме небольшой охраны, никого не осталось.
Они подъехали к конторе второго прорабства. Нусреддинов спешился.
– Вы, ребята, поезжайте, предупредите охрану. Пусть расставят посты и держат винтовки наготове. А я позвоню по телефону, извещу Курган.
Он зажёг свет, подошёл к аппарату и несколько раз повертел ручку. Станция не отвечала.
– Ну и телефон, чёрт их побери! Когда нужно, разве дозвонишься!
Он покрутил ручку ещё и ещё. Ничего.
– Не работает, что ли?
За окном невдалеке раздался выстрел. Один, два, ещё два. Нусреддинов кинулся в дверь и вскочил в седло. Комсомольцев перед канцелярией не было. Он снял винтовку, щёлкнул затвором и, ударив коня каблуками, поскакал туда, откуда густо, как дождь по толевой крыше, забарабанили выстрелы.
Из переулка навстречу проскакала лошадь Зулеинова, потом незнакомый всадник без шапки, с лицом, рассечённым, как арбуз, ловким сабельным ударом. За всадником с гиком и воем неслась орава джигитов с занесёнными над головами клинками. Две пули, одна за другой, просвистели, не задевая Нусреддинова. Лошадь стала на дыбы и метнулась в сторону. Нусреддинов свободной рукой вцепился в повод, но не смог осадить коня. Лошадь, храпя, неслась вскачь, закинув голову на спину. Позади, как эхо, гудел тяжёлый топот. Мимо, задевая его коленом, проскакал Урунов с перекинутым через седло Зулеиновым.
– В Курган! В Курган! – пролетая, крикнул Урунов. – Провода перерезаны!
Керим постепенно овладел конём и перевёл его на рысь. Из городка долетели ещё топот и гам, но выстрелы утихли.
Нусреддинов попробовал собрать всполошенные мысли:
«Охрану, очевидно, зарубили, иначе было бы слышно перестрелку. Да и сколько их могло быть, всей охраны? Налёта здесь никто не ожидал. Ах, чёрт! Если бы приехать на десять минут раньше! У них кони оказались лучше наших. Надо скакать в Курган, вызвать отряд. Кто же там остался, на головном? Ах, Кларк! Ай-ай-ай!»
