Всё стало совершенно ясно. Она — Мальвина, некогда фаворитка Гарбундии, Королевы Белых Дам Бретани. По причинам, дальнейший намёк на которые воспрещала учтивость, она сделалась скиталицей и никто не знал, что с нею сталось. А теперь вот волею каприза она появилась в виде маленькой бретонской девочки-крестьянки неподалёку от мест своей былой славы. Они стали перед ней на колени, предлагая своё подданство, а все дамы поцеловали её. Господа компании думали, что наступит и их черёд. Но этого не произошло. И помехой была не их собственная стеснительность: нужно отдать им здесь должное. Дело было так, словно некую юную королеву, сосланную и безвестную среди чужих людей, неожиданно узнала небольшая группа ee верноподданных, случайно проезжавших мимо. А потому, вместо веселья и смеха, как намечалось, они остались стоять с непокрытыми головами; и никому не хотелось заговаривать первым.
Милостивым жестом она распустила их — или хотя бы попыталась. Но внушила всем своё желание сохранить дело в тайне. И отпущенные таким образом, они вернулись в деревню на удивление трезвой маленькой компанией, испытывая все те чувства, какие переживает честной люд, будучи допущен взглянуть одним глазком на высшее общество.
Приехали они и на следующий год — по крайней мере некоторые из них — и привезли платье, более достойное ношения Мальвиной. Это было всё, на что только способен оказался Париж, дабы приблизиться к истинному и оригинальному костюму, как он был описан добрым монахом Боннэ: сотканному за одну ночь из лучей луны колдуном-пауком Караем. Мальвина приняла его с милостивой благодарностью, и была явно довольна оказаться вновь в одеянии себе под стать и приличествующем её сану. Платье было спрятано для нечастых случаев в место, о котором знала лишь сама Мальвина. Но по нижайшей просьбе дамы, поцеловавшей её первой, чьей специальностью были феи, Мальвина дала согласие надеть его, чтобы позировать для портрета. Картину и по сей день ещё можно увидеть в «Palais des Beaux Arts» в Нанте («Бретонский» зал). Изображена на ней одинокая маленькая фигурка, стоящая прямо, словно стрела, посреди лишённого деревьев верескового луга. Говорят, будто платье написано просто чудесно. «Мальвина Бретонская» гласит подпись под картиной, а дата стоит «тысяча девятьсот тринадцатый год».
На следующий год Мальвины не стало. Мадам Лявинь, сложив вместе свои узловатые руки, пробормотала последнюю «Отче наш». Pere Жан настаивал на монастыре. Но впервые она заупрямилась с ним. Будто какая-то блажь втемяшилась в голову ребёнку. Что-то, что она явно связывала с бескрайними безлесыми лугами, поднимавшимися к югу туда, где их венчал древний менгир короля Тарамиса. Мягкий старик, по обыкновению, уступил. Покамест имелись небольшие сбережения мадам Лявинь. Запросы у Сюзанны немногочисленны. С редкими необходимыми покупками отцу Жану под силу было справиться самому. С приходом зимы он вновь поставит этот вопрос, и тогда уж будет вполне твёрд. Теперь же как раз стояли те летние ночи, в какие Сюзанна так любила бродить по округе. Что же до опасности! Не было парня на десять лье вокруг, который не пробежал бы лишнюю милю, лишь бы не проходить даже среди бела дня мимо той хижины, что стояла там, где вересковые луга ныряют вниз к побережью моря.
Но можно прийти к выводу, что даже фея может почувствовать себя одинокой. Особенно отверженная фея, как бы повисшая между землёй и небом, знающая, что смертным девушкам уготованы поцелуи и ласки, тогда как собственные её товарищи скрываются от неё. Возможно, ей пришла в голову мысль: а вдруг после всех этих лет они уже простили её? Ведь, согласно преданиям, это было местом их встреч, особенно в пору самых коротких ночей. Теперь-то людскому глазу редко доведётся хоть мельком увидеть сияние их одежд, но высоко на безлесой вересковой пустоши всё ещё можно услышать, — стоит лишь набраться храбрости, — ритм их ног, танцующих под музыку Дамы Источника. Если поискать их и тихонечко позвать, не откроются ли они ей, не дадут ли вновь место в своём вихрящемся кругу? Есть мысль, что надежды могло прибавить ей и платье из лунного света. Допускает же философия, что сознание того, что ты хорошо одет, прибавляет уверенности в себе.
Если только все они не поисчезали: например, после трёх поцелуев в губы со смертным мужчиной не обратились в женщин? Эта возможность, похоже, из тех, к каким Белая Дама должна быть подготовлена. То бишь, если она сама захочет подвергнуться ей. Если же нет, то горе тому чересчур дерзкому смертному. Но если бы он добился благосклонности в её глазах! Его смелость доказывалась его ухаживанием. Если же к тому же он пригож собой, добр и силён в поступках, и с влекущими тебя глазами? История свидетельствует о том, что такие мечты посещали даже Белых Дам. И, быть может, особенно — в пору самых коротких ночей, когда луна светит в полную силу. Именно в такую ночь сэр Герилон разбудил поцелуем сестру Мальвины — Сигиль. Истинная Белая Дама всегда должна смело идти навстречу своей судьбе.
Такая же участь, похоже, постигла и Мальвину. Одни рассказывали отцу Жану, будто он прибыл в запряжённой крылатыми конями колеснице, и гром его прибытия разбудил многих в спящих внизу деревнях. Другие — что он прилетел в образе огромной птицы. Отец Жан и сам слышал непонятные звуки, и неоспоримо было то, что Сюзанна пропала.
Спустя несколько недель отцу Жану довелось услышать иную версию от одного английского офицера из инженерных войск, приехавшего с ближайшей станции на велосипеде распалённым и с жаждой, точно у ворона. И отец Жан, взяв с него слово при первой же возможности увидеть Сюзанну, поверил ей. Но для большей части его паствы она прозвучала пустой небылицей, рассказанной с целью прикрытия истины.
Так заканчивается мой рассказ, или вернее, рассказ, который я собрал по крупицам из полученных мною сведений противоречивого характера. И к какому бы выводу вы ни пришли — разложили ли всё по полочкам вместе с Доктором; или же вместе с профессором Литтлчерри (доктором права, членом королевского общества) полагаете, будто мир ещё не полностью исследован и нанесён на карту, — фактом остаётся то, что Мальвине Бретонской пришёл конец. Молодую миссис Раффлтон, прислушивающуюся на суссексских холмах Даунс к глухим, далёким звукам, заставляющим биться её сердце, и сильно нервничающую при виде мальчишек-телеграфистов, уже настигли некоторые из неудобств, присущих её новому положению женщины. И всё же при взгляде в эти таинственные бездонные глаза создаётся впечатление, что она ничего не стала бы у себя менять, даже если бы вдруг смогла.
153 см
183 см
15 см
83–93 км
38×23 см
