— Дивное то было времечко, когда я официанткой работала, но так нельзя же, конечно, всю жизнь. Надо и о будущем подумать.
Но меня ожидало еще большее потрясение. Кончался сентябрь и с ним мои каникулы. Я был полон Дрифилдами, но дядя пресекал мои попытки рассказывать о них дома.
— Мы не желаем, чтобы твои знакомые целый день стояли у нас поперек горла, — говорил он. — Есть другие, более подходящие темы для разговора. Однако я думаю, коль скоро Тед Дрифилд родился в нашем приходе и видится с тобой почти ежедневно, он мог бы от случая к случаю заходить в церковь.
И я сказал Дрифилду: «Дядя зовет вас в церковь».
— Ладно. Сходим, Рози, в церковь в следующее воскресенье?
— Я не против, — сказала она.
Я предупредил Мэри-Энн, что они придут в церковь. В церкви я сидел на передней скамье, и оглядываться назад было нельзя, но по поведению сидевших через проход догадывался о присутствии Дрифилдов. На следующий день при первой возможности спросил Мэри-Энн, видела ли их она.
— Еще бы я ее не видела, — угрюмо ответила она.
— Ты после с ней поговорила?
— Кто, я? — Она вдруг вспыхнула от гнева. — Пошел из кухни! С чего ты целый день ко мне пристаешь? Как тут работать, ежли ты без конца под руку суешься?
— Ладно, — сказал я, — не злись.
— И чего тебя дядя отпускает торчать где попало с этакими. Цветочков-то на шляпе налепила! Как ей не стыдно людям в глаза смотреть. А ну, беги отсюда, некогда мне.
Я не понял, отчего так сердита Мэри-Энн. И больше не заговаривал о миссис Дрифилд. Прошло дня три, и мне понадобилось зайти зачем-то на кухню. В доме было две кухни — меньшая, где готовили, и большая, построенная, наверное, в те времена, когда сельские священники имели большие семьи и давали обеды для окрестных помещиков. Теперь тут по вечерам, завершив ежедневные обязанности, шила Мэри-Энн. В восемь подавался холодный ужин, так что после чая у нее оказывалось мало работы. А тут как раз подходило к семи, наступали сумерки. Эмили была отпущена на целый вечер, и я думал, что застану Мэри-Энн в одиночестве, но уже из коридора услышал голоса и смех. Значит, кто-то ее навестил. Хоть лампа была зажжена, но из-под темно-зеленого абажура едва освещала кухню. На столе я увидел чайник и чашки. За чаем сидела Мэри-Энн с подругой. Разговор смолк, когда я отворил дверь, а затем услышал:
— Добрый вечер!
И вздрогнул, в приятельнице Мэри-Энн узнав миссис Дрифилд. Мэри-Энн рассмешило мое удивление.
— Рози Ган зашла попить со мной чайку.
— Мы про старое разговорились.
Мэри-Энн немного смутилась, но я, застав такую картину, смутился несравненно больше. Миссис Дрифилд улыбнулась мне по-детски озорно, как всегда; она совершенно не стеснялась. Я обратил внимание на ее платье, потому, наверное, что до тех пер не видел ее в таком великолепии. Платье было бледно-голубое, очень тугое в талии, с высокими рукавами и длинной юбкой, украшенной по подолу оборками. Большая черная соломенная шляпа с большим количеством роз, листьев и бантов явно была та самая, в которой она появилась в церкви.
— Я подумала, Мэри-Энн можно прождать до второго пришествия, лучше пойти самой да свидеться.
Мэри-Энн улыбнулась застенчиво, но не без удовольствия. Я побыстрее спросил о своем деле и поспешил их оставить. Вышел в сад и бесцельно там бродил. Подошел к забору и выглянул за ворота. Уже стемнело. Тут я увидел прогуливающегося человека. Сперва я к нему не приглядывался, по он ходил взад-вперед, словно ждал кого-то. Я было подумал, что это Тед Дрифилд, и собрался выйти к нему, но тут он стал раскуривать трубку, и я узнал Лорда Джорджа. Что он делает здесь? Меня осенило, что ожидает он миссис Дрифилд. Сердце мое забилось учащенно, и я спрятался в тень кустов, хоть темнота и так меня скрывала. Прождав несколько минут, я увидел, как отворилась боковая дверь — миссис Дрифилд прощалась с Мэри-Энн. Услышал шелест шагов по гравию дорожки. Миссис Дрифилд подошла к калитке и отворила ее с легким скрипом. На этот звук Лорд Джордж заторопился с другой стороны улицы, проскользнул во двор, прежде чем она успела выйти из калитки, и крепко обнял ее. Она издала смешок, прошептала:
— Осторожней с моей шляпой.
Я был не больше чем в шаге от них, весь в страхе, как бы они меня не заметили. Мне было так стыдно за них. Меня трясло от возбуждения. С минуту он держал ее в объятиях.
— Пошли в сад? — произнес он все так же шепотом.
— Нет, там этот мальчик. Лучше в поле.
Они вышли из калитки. Он обнимал ее за талию. Так они скрылись в ночи. Сердце разрывалось в груди, я едва дышал. В таком потрясении разум отказывается служить тебе. Я отдал бы все, чтобы с кем-нибудь поделиться, но тайна есть тайна, и ее надо хранить, — она поднимала меня в собственных глазах. Я медленно пошел к дому, открыл боковую дверь, а Мэри-Энн, заслышав, окликнула:
— Это ты, мастер Вилли?
— Да.
Я заглянул на кухню. Мэри-Энн выкладывала на поднос ужин, чтобы нести в столовую.
— Ни к чему бы знать твоему дяде, что Рози Ган приходила.
— Ну, конечно.
— Для меня как снег на голову. Услыхала стук в боковую дверь и открыла, и вижу — Рози там стоит, а меня лихорадкой затрясло. «Мэри-Энн», — она говорит, и раньше, чем я поняла, с чего это она тут, так уж меня исцеловала. Как было ее не впустить, а раз впустила, надо было предложить чаю.
Мэри-Энн усердно оправдывалась. После всего, что она наговорила про миссис Дрифилд, было довольно странно видеть их сидящими вместе за мирной беседой. Но злорадствовать не хотелось.
— Не такая уж она плохая, — сказал я.
Мэри-Энн улыбнулась. Даже при черных порченых зубах в ее улыбке было что-то милое и трогательное.
— Не скажу, отчего это такое, но всякому она понравится. Чуть не час пробыла здесь и ни разочка не завоображала. А сама своими устами сказала: материю на платье брала по тринадцать одиннадцать за ярд, — по-моему, так оно и есть. Она все помнит: как я ее причесывала, когда она была малюсенькая, и как заставляла мыть руки перед чаем. Ведь мать иногда посылала ее к нам, чтоб попала к чаю. Девочка она была как картинка.
Мэри-Энн окунулась в прошлое, ее некрасивое, наморщенное лицо стало задумчивым.
— А, что тут, — проговорила она после паузы. — Не боюсь сказать, она не хуже всяких других, если по правде. У нее искушений было побольше, чем у других, и того гляди — почти все, кто ругает ее, оказались бы не лучше, подвернись им такая возможность.
Неожиданно испортилась погода, стало холодно, пошли сильные дожди. Это положило конец нашим экскурсиям, и я не сожалел о них, боясь смотреть в глаза миссис Дрифилд после того, как видел ее свидание с Джорджем Кемпом. Я был не столько возмущен, сколько испуган. И не мог себе представить, как ей могли нравиться поцелуи старика. В моей голове, под влиянием романов, которых я начитался, возникло фантастическое объяснение: Лорд Джордж держит ее в своей власти и, прознав некую ужасную тайну, понуждает терпеть эти омерзительные объятия. Мое воображение рисовало ужасающие картины. Двоемужество, убийство, подлог — в книгах почти каждый злодей угрожал несчастной жертве разоблачением одного из таких преступлений. Может, миссис Дрифилд поручилась за вексель; я не вполне понимал, что это означает, но знал, что последствия бывают губительны. Я разыгрывал в уме сцены ее мучений (долгие бессонные ночи, когда она, в одной рубашке, с ниспадающими распущенными волосами, сидит у окна и в отчаянии ожидает рассвета), и представлял себя (не пятнадцатилетнего мальчика с шестью пенсами карманных денег на неделю, а высокого мужчину с нафабренными усами и стальными мускулами, в безупречном вечернем костюме) в ореоле героизма и находчивости спасающим ее из когтей мерзкого шантажиста. С другой стороны, не было заметно, чтобы нежностям Лорда Джорджа она поддавалась против воли, у меня в ушах стоял ее смешок. В тот раз в нем были нотки, каких я прежде не слыхал и от которых захватывало дух.
До конца каникул я видел Дрифилдов только один раз. Встретил их случайно в городе, они остановились и заговорили со мной. Тут я вдруг снова засмущался, но, когда взглянул на миссис Дрифилд, не мог не покраснеть от удивления: ее лицо ничем не выдавало постыдной тайны. Обращенный ко мне мягкий взгляд голубых глаз был по-детски игриво-озорным, полные яркие губы приоткрыты, готовые улыбнуться. На лице были написаны целомудрие и невинность и редкостная искренность, так что я в полную меру ощущал это, хоть и не мог в те поры выразить. Случись надобность, я бы сказал так: на вид она образец прямоты. Не могла она «путаться» с Лордом Джорджем. Своим глазам я не верил, а подозревал какой-то секрет.
Пришло время возвращаться в школу. Ломовой извозчик заехал за моим чемоданом, а я решил пройти до станции пешком и не позволил тете провожать себя, — отбывать в одиночестве мне казалось более к лицу. Но по дороге стало довольно тоскливо. От Теркенбери сюда вела ветка, станция находилась на другом конце города, на взморье. Я купил билет и выбрал себе уголок в вагоне третьего класса. Вдруг я услыхал: «Вот он где», и показались оживленные мистер и миссис Дрифилд.
