У Энтони было две комнаты в верхнем этаже, одна для спальни и другая для кабинета. Он всегда любил читать. Его любимыми книгами были книги исторического содержания и мемуары. Особенно он любил Монтеня. Что касается беллетристики, то он ограничивался путешествиями Гулливера. Были также книги по наиболее интересующему его вопросу: «Самопомощь» Смайлса, «От каюты до Белого дома», автобиография Франклина и «Жизнь Авраама Линкольна».
Мать бросила портняжное искусство. Молодой Теттеридж привез молодую жену, и у матери появились новые заботы: присматривать за хозяйством для пятерых человек, даже при наличии прислуги не так-то просто. Часто по вечерам она приносила свое шитье и сидела возле работавшего Энтони.
Близилось время ноябрьских каникул. Энтони был теперь в старшем, шестом классе. Он решил окончить школу к Рождеству. Высший шестой класс все свое время тратит на изучение классиков, а это ему не было нужно.
— Что ты думаешь делать, когда кончишь школу? — спросила мать. — У тебя уже имеется что-нибудь на примете?
— Я поступлю в дело к Моубри, если он захочет меня взять, — ответил Энтони.
— Эдвард наверное замолвит за тебя словечко, не правда ли? — высказала она предположение.
— Да, я на это рассчитываю, — ответил он.
Энтони снова обратился к своей книге, но игла матери лежала без дела.
— У тебя ведь и с девочкой хорошие отношения? — спросила она. — Говорят, он все делает, что она ни попросит.
Энтони не ответил. Казалось, он не слышал вопроса. Наперсток матери упал и покатился по полу. Энтони поднял его и подал ей.
— Что она из себя представляет? — спросила мать.
— О, — ответил он, — она премилая девушка.
— Она старше тебя?
— Да, кажется, старше, но ненамного.
— Том Криппс был вчера утром в районе болот. — Мать снова принялась за шитье. — Вероятно, он стрелял дичь. Он видел вас там. Он любит болтать. Это ведь ничего не значит?
Энтони опустил книгу на колени.
— Когда отец женился на вас, он был влюблен?
Мать с удивлением взглянула на него.
— Что за странный вопрос, — сказала она, — конечно, он был влюблен, безумно влюблен. Говорили, что я была самой красивой девушкой в Мидлсбро, не считая, конечно, богачек. Почему ты спрашиваешь?
Вместо того чтобы ответить, он задал новый вопрос:
— Что значит быть безумно влюбленным?
Мать улыбнулась про себя. Седая голова поднялась выше, чем обыкновенно.
— Ну, знаешь, — сказала она, — он должен был делать шесть миль туда и столько же обратно, чтобы видеть меня ровно пять минут. Он говорил, что убьет себя, если я за него не выйду. И он был ревнив, не знаю, почему, я не смела разговаривать с кем бы то ни было, кто был одет в брюки. Он писал мне стихи. Но однажды, когда мы поссорились, он все сжег.
Энтони молчал. Она кинула на сына быстрый взгляд. И вдруг поняла, о чем он думал.
— Но это ничего не значит, — сказала она, — я часто слышала, что люди без этого живут еще лучше.
Она продолжала болтать, посматривая на него исподтишка.
— Молодой Теттеридж был по уши влюблен, когда первый раз попал к нам. От женитьбы у него, пожалуй, ничего не изменится. Но и Тед Моубри, я говорю о старике, был влюблен. Он готов был целовать те места на земле, по которым ступала его жена. Все говорили об этом. И это не помешало ему волочиться за кем попало, хотя не прошло и трех лет после их свадьбы. Я думаю, она была бы рада, не будь он вначале так горяч. Он дольше оставался бы теплым. — Женщина рассмеялась.
— Если кого-нибудь просто любишь и чувствуешь, что нравишься, это гораздо лучше, это длится дольше и дает счастье. А если у нее имеются деньги и она в тяжелые минуты может помочь, тем лучше.
Она помолчала, вдевая нитку в иголку.
— А у тебя было влечение к кому-нибудь? — спросила она.
— Нет, это меня смущает, — ответил он. — Должно быть, я еще слишком молод.
Мать покачала головой.
— Ты слишком рассудителен, — сказала она, — ты никогда не будешь делать глупостей, в том смысле, как это обычно понимается. Ты женишься с открытыми глазами: и она будет счастлива, потому что ты не из тех людей, которые то горячи, то холодны и которые раскаиваются в том, что они однажды сделали. Это-то и есть то, что больше всего страшит женщину.
Она уложила свою работу и встала.
— Не сиди слишком долго, — сказала она. — Не жги свечу с обоих концов.
Она наклонилась над ним, немного помолчала, держа его голову в своих руках.
— Я надеюсь, ты знаешь, какой ты красивый, — сказала мать, поцеловала его и вышла.
Они шли по направлению к болотам, это было в пятницу пополудни. Бетти направлялась к одному из своих многочисленных подопечных, бедному крестьянину, который жил в хибарке, бывшей когда-то домиком лесничего, на опушке леса, за которым присматривала его внучка, красивая и веселая девушка шестнадцати лет.
— Что вы думаете делать, когда кончите школу? — спросила Бетти неожиданно.
После того как она узнала, что на два года старше Энтони, она приняла по отношению к нему материнский тон. Этот тон она не принимала, когда училась ездить на велосипеде. Энтони с детства привык к механике и имел понятие о том, как исправить и отрегулировать велосипед. Он взял на себя роль инструктора и говорил о велосипеде с видом знатока. Чувствуя, что ее безопасность зависит от его силы и ловкости, будучи принуждена часто прибегать к его помощи и его поддержке, она подчинялась ему. Но как только обучение кончилось, она снова заговорила с ним тоном превосходства.
— Или, может быть, вы об этом вовсе и не думали? — добавила она.
— Я думал об этом, — сказал он. — Мое несчастье заключается в том, что никто не может дать мне совета с тех пор, как умер сэр Уильям Кумбер.
— Почему вы никогда не говорили с отцом?
— Я уже думал об этом, — отвечал он смеясь, — но это не так просто.
— А вы бы не хотели поступить к нему в дело? — спросила она после молчания.
— Вы думаете, он бы меня взял?
— Я попробую поговорить с ним.
Они дошли до дорожки, которая вела к домику лесничего. Энтони перескочил через изгородь. Потом он повернулся лицом к ней. Она стояла по ту сторону изгороди. Бетти улыбнулась и протянула ему обе руки, чтобы он помог ей перебраться. У нее были прекрасные руки. Крепкие и упругие, хотя не очень белые и не такие гладкие, как у других девушек ее круга, потому что она не носила перчаток. Он перенес и, нагнувшись, поцеловал девушке руку. Оба молчали, покуда не дошли до избушки старика.
Неделю спустя он получил от мистера Моубри записку с приглашением на обед. Бетти пошла куда-то к соседям. Так что кроме мистера Моубри никого не было. Он посадил Энтони по правую руку от себя, и они разговаривали весь обед. Моубри расспрашивал его об отце и его школьной жизни.
— Забавно, — сказал он, — мы на днях просматривали старые бумаги. Нам попался брачный договор вашего деда. Вы ведь знаете, что Стронгсармы были лет сто тому назад богатыми людьми?
Энтони слыхал об этом главным образом от матери. Отец совершенно этим не интересовался. Мистер Моубри пригубил портвейна.
— Мой отец был портным в Шеффилде, — сказал он. — Он помнил своего деда. Его отец посещал короля Георга Шестого, а его мать была приятельницей королевы Каролины. Сам он был аристократом чистейшей воды, по крайней мере по виду и по манерам.
— Я никак этого не подозревал, — сказал Энтони. Он смотрел на мистера Моубри с нескрываемым восхищением. Их глаза встретились, и мистер Моубри рассмеялся, очень довольный.
— Не говорите только об этом Бетти, — сказал он, — ей это не понравится. Я иногда напоминаю ей, когда она садится верхом на своего любимого конька и начинает скакать на нем через все социальные препятствия, что в ней кипит буржуазная кровь. — Он зажег сигару и отодвинул свой стул. Энтони не курил.
— А теперь давайте поговорим о делах, — предложил он. — Что вы думаете делать, когда окончите школу?
— Я постараюсь поступить на предприятие, — ответил Энтони.
— Вы имеете в виду какое-нибудь определенное дело? — спросил мистер Моубри.
— Да, сэр, — ответил Энтони, — ваше, если вы пожелаете меня взять.
Мистер Моубри смотрел на него полузакрытыми глазами.
— Вы хотите быть дельцом? Вы чувствуете, что это ваше призвание? Мне об этом говорила Бетти.
Энтони покраснел.
— Я надеюсь, она не рассказала вам всего, что я ей говорил, — рассмеялся он. — Это было в тот вечер, когда я пришел прощаться с Эдвардом. Я был возбужден и говорил необдуманно. Но мне кажется, что это для меня лучший выход, — продолжал он, — я люблю дело. Оно кажется мне очень интересной игрой, оно может увлечь, и в нем имеется немало опасностей, которые делают его еще более увлекательным.
