— В таком случае я сошлюсь на вас.
— Нет, нет, оказывать протекцию не в моих правилах. Обратитесь в газету обычным порядком.
— Ладно, дам вам знать, если из этого что-нибудь получится. А заодно, если найду, пришлю вам статью Гриффенбаха о луковицах и овсянке. А вот и моя сестра. Простите, мне надо с ней поговорить. До моего отъезда, надеюсь, еще увидимся.
Барбара Сотхилл уже не относилась к своему брату с тем обожанием, которое наложило отпечаток на первые двадцать лет ее жизни.
— Бэзил, — сказала она, — что ты вытворяешь? Сегодня я завтракала у мамы. Она ужасно на тебя зла. Ты, оказывается, обещал быть на ее званом обеде, и она до сих пор не знает, придешь ты или нет, — тебя ведь всю ночь дома не было. Ты же знаешь, если тебя не будет, ей придется для пары приглашать еще одного мужчину.
— Я загулял. Начали мы у Лотти Крамп. Что было потом — забыл, помню только, что Аллана избили какие-то подонки.
— Кроме того, мама узнала про скандал, который ты устроил в окружном комитете.
— Подумаешь! Я все равно собирался отказаться от участия в выборах. Сейчас стать членом парламента — не фокус. Лучше в Азанию съезжу.
— В Азанию? Что ты там будешь делать?
— Рекс Мономарк хочет, чтобы я ехал специальным корреспондентом «Эксцесса», но, по-моему, будет лучше, если я смогу принадлежать самому себе. Единственное, что мне нужно, — это деньги. Как ты думаешь, мамаша подкинет мне пять сотен?
— Уверена, что нет.
— Ничего, на ней свет клином не сошелся. Если честно, мне сейчас в Англии лучше не оставаться. Неудачная полоса. А ты меня, конечно, не ссудишь?
— Бэзил, ты же прекрасно знаешь, что для этого мне придется просить у Фредди, а он прошлый раз пришел в бешенство.
— Не понимаю, кстати, почему. У него же денег куры не клюют.
— Да, но ты бы мог быть с ним повежливей — хотя бы на людях.
— Ну, разумеется, ведь твой супруг полагает, что, одалживая мне несколько фунтов, он совершает великий подвиг…
В бытность сэра Кристофера парламентским партийным организатором леди Сил вела светскую жизнь. Теперь же, когда сама она овдовела, дочь Барбара удачно вышла замуж, а сыновья разъехались, она давала не больше четырех-пяти званых обедов в год, да и те — строго придерживаясь этикета. Леди Метроленд, дама довольно богатая, имела обыкновение, когда уставала, вызвать в пять часов вечера своего дворецкого и заявить ему как бы между прочим: «Сегодня я дома. К обеду будет человек двадцать», после чего садилась к телефону и приглашала на вечер гостей, повторяя всем одну и ту же фразу: «Нет, вы просто обязаны все отменить и приехать — мне так одиноко, я такая несчастная». Иное дело леди Сил, которая еще за месяц до званого обеда рассылала гостям пригласительные билеты с тиснением, спустя неделю подыскивала отказавшимся замену по резервному списку; когда же приходили открытки, извещавшие, что приглашение с благодарностью принято, она начинала волноваться, как бы не перепутали именные карточки возле кувертов, посылала к сестре за поваром, к дочери — за лакеями, а утром, в день обеда, без устали бегала по всему дому на Лаундз-сквер, лихорадочно расставляя в вазах цветы. Затем, в половине шестого, удостоверившись, что все идет по плану, леди Сил удалялась вздремнуть к себе в спальню; будить ее с блюдцем овощного пюре и чашкой китайского чая через два часа приходила горничная; в ванну выливалась ложечка нашатырного спирта, на щеки наносился тонкий слой румян, на шею и за уши брызгалась лаванда; еще полчаса она проводила перед зеркалом, надевая, пока ее причесывали, драгоценности; последнее совещание с дворецким — и обворожительная улыбка в гостиной, предназначавшаяся всем тем, кто опоздал не больше, чем на двадцать минут. Начинался обед с суфле из омаров и седла барашка, а на десерт неизменно подавали шоколадное мороженое и какие-то особые, разложенные на позолоченных блюдах конфеты, которые леди Сил уже лет двадцать покупала у одного французского кондитера, чье имя она иногда под большим секретом сообщала подругам.
Бэзил пришел одним из первых. На ступеньках перед входом был расстелен ковер, дверь, вопреки обыкновению, открылась незамедлительно. Холл был полон — хризантем и лакеев.
— Привет! У ее светлости прием? А я-то совсем забыл. Пойду переоденусь.
— Фрэнк не смог найти ваш фрак, мистер Бэзил. Мне кажется, вы не привезли его, когда вернулись из последней поездки. И, по-моему, ее светлость не ждала вас к обеду.
— Меня кто-нибудь спрашивал?
— Да, два человека, сэр.
— Кредиторы?
— Не могу знать, сэр. Я сказал им, что мы не располагаем сведениями о вашем местопребывании.
— Правильно сделал.
— Миссис Лайн звонила пятнадцать раз, сэр. Передать ничего не просила.
— Если будут меня спрашивать, скажешь, что я уехал в Азанию.
— Сэр?
— В Азанию.
— За границу?
— Да, если угодно.
— Прошу меня извинить, мистер Бэзил…
Это приехали герцог и герцогиня Стейлские.
— Так вы сегодня с нами не обедаете? — сказала Бэзилу герцогиня. Еще бы. Занятая теперь молодежь пошла. На развлечения времени не остается. В вашем избирательном округе, я слышала, дела идут хорошо. — Герцогиня обо всем узнавала с опозданием. Когда они стали подыматься по лестнице, герцог сказал:
— Смышленый парень. Впрочем, еще вопрос, выйдет ли из него толк.
Пройдя в маленький темный кабинет, находившийся рядом с входной дверью, Бэзил позвонил Трампингтонам:
— Соня? Какие у вас с Аластером планы на вечер?
— Мы дома. Бэзил, что ты сделал с Аластером? Я на тебя ужасно злюсь. Он ведь еле жив.
— Да, гульнули мы здорово. Можно прийти к вам обедать?
— Приходи. Мы лежим в постели.
Приехав на Монтегю-сквер, Бэзил поднялся в спальню. Соня и Аластер лежали на широкой низкой кровати, а между ними стояла доска для игры в трик-трак. У каждого на столике у изголовья стояло по телефонному аппарату и по бокалу шампанского с портером, а в ногах резвились бультерьер и чау-чау. В комнате были еще какие-то люди: один крутил ручку патефона, другой читал, а третий стоял перед Сониным туалетным столиком и красил губы ее помадой.
— Ужасно обидно по вечерам сидеть дома, — сказала Соня. — Но из-за кредиторов мы боимся нос на улицу высунуть.
— О каком обеде может идти речь, когда по комнате бегают эти проклятые твари, — сказал Аластер.
— С таким брюзгой, как ты, лежать в постели одно удовольствие! Какой нехороший! Обозвал тебя тварью, да? — Первая фраза предназначалась Аластеру, а вторая — чау-чау. — О Боже, она опять сделала лужу!
— Эти люди будут с нами обедать? — поинтересовался Аластер.
— Нет, мы приглашали только одного.
— Кого?
— Бэзила.
— А остальные? Они что, тоже останутся?
— Очень надеюсь, что нет.
— К сожалению, нам придется остаться, — сказали не знакомые Бэзилу молодые люди. — Уже поздно идти куда-нибудь еще.
— Какая грязная у тебя кровать, Соня, — сказал Бэзил.
— Знаю. Это все из-за собаки Аластера. Можно подумать, что ты очень чистый.
— Тебе Лондон не осточертел?
— Не вполне понимаю, почему бы этим людям не пообедать внизу? — сказал Аластер.
— Нам будет только лучше, — откликнулись они.
— Кто это такие?
— Одного мы подобрали вчера вечером. А другой живет у нас уже несколько дней.
— Почему, собственно, я должен кормить этих болванов?
— Если бы нам было куда пойти, мы бы вас не стеснили.
— Позвони, милый, пусть несут обед. Я забыла, что мы будем есть, но, кажется, что-то вкусное. Я сама заказывала.
На обед были рыба, жареные почки и тосты с сыром. Бэзил сидел между Соней и Аластером на кровати, держа тарелку на коленях. Соня бросила почку собакам, и между ними началась драка.
— Фу! — сказал Аластер. — Кусок в рот не лезет.
— Как поживают внизу наши гости? — спросила Соня горничную, когда та вошла в комнату с подносом.
— Они требуют шампанского.
— Пусть пьют. Оно ведь все равно никуда не годится.
— Шампанское превосходное, — сказал Аластер.
— Не знаю, лично мне оно показалось отвратительным. Бэзил, дорогой, расскажи о себе.
— Я еду в Азанию.
— Ты так говоришь, как будто я знаю, где это. Это далеко?
— Да.
— Там интересно?
— Да.
— Ой, Аластер, давай тоже поедем?
— Черт побери, опять эти проклятые собаки все опрокинули.
— Господи, какой ты скучный.
После ужина стали играть в «садовника»:
«Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… розы».
«Я».
«Что такое?»
«Влюблена».
«В кого?»
«В гладиолус».
Бэзил ушел рано, чтобы успеть перед сном поговорить с матерью.
— До свидания, дорогой. Пиши мне. Только мы, наверно, скоро отсюда переедем.
— Вы не могли бы одолжить мне пятерку? — обратился к Бэзилу один из неизвестных молодых людей. — У меня свидание в «Кафе де Пари».
