33
Впервые напечатано 29 мая 1887 г.
Софокл был прав… — Намек на трагическую участь царя Эдипа, героя одноименной трагедии Софокла (V в. до н. э.).
«Эмиль, или О воспитании» (1762) — педагогический роман Ж.-Ж. Руссо, в котором автор, изображая «естественное» (близкое к природе) воспитание Эмиля, критикует цивилизацию классового общества, развращающего доброго по природе человека, и прославляет первобытное, «естественное» состояние.
…Вапро нового типа… — Франс имеет в виду «Универсальный словарь современников» (1858), составленный Луи-Гюставом Вапро (1819–1906).
Жюль Сандо (1811–1883) — писатель, восхвалявший буржуазную мораль.
Я получил следующее письмо:
Париж, 3 июня.
Милостивый государь и дорогой собрат!
Да, Бальзак — это целый мир, как вы прекрасно доказываете в своем превосходном очерке, посвященном нашему «Обзору Человеческой комедии», — мы бесконечно благодарны вам за него. Этот мир ослепляет, ошеломляет; своим океаном деталей он может ввести в заблуждение даже самого осведомленного читателя. Вы хотите доказательств? Так вот:
Вы правы и в то же время не правы, обвиняя нас в отсутствии имени Маршанжи из «Биротто». Действительно, оно названо в издании Уссио 1853 г., но во всех последующих изданиях оно заменено именем Гранвиль, мы же руководствовались исключительно более поздним текстом. По тем же соображениям мы опустили имя Виктора Гюго, фигурировавшее в первоначальном тексте (см. «Шагреневую кожу» в изд. Шарантье), но замененного впоследствии именем Казалис.
Примите, милостивый государь и дорогой собрат, выражение самых горячих наших чувств.
Анатоль Серфбер. — Жюль Кристоф.
Впервые напечатано 28 августа п 4 сентября 1887 г. Статья представляет собою отклик Франса на «Манифест пяти», опубликованный в газете «Figaro» 17 августа 1887 г. группой писателей-натуралистов по поводу романа Золя «Земля» и направленный против Золя как главы «натуралистической школы». Аналогичные статьи о «Земле» Франс напечатал в «Univers illustre» и «La Jeune France» (сентябрь 1887 г.). В дальнейшем авторы «Манифеста» (за исключением П. Бонетена) отказались от своих упреков и назвали декларацию «ошибкой молодости».
…совершили по отношению к нему грех Хама. — Согласно библейской легенде, Хам, сын патриарха Ноя, осмеял своего отца, который в опьянении уснул обнаженным; братья же Хама, Сим и Иафет, почтительно прикрыли Ноя одеждой.
Бонетен… написал роман… — Речь идет о романе П. Бонетена «Шарло забавляется» (1883), получившем скандальную известность.
«Сельская добыча» (лат.).
Я счастлив, что могу в доказательство привести документ неоспоримой важности. Это письмо из Рамбервилье от одного сельского врача, который уже двадцать лет лечит вогезских крестьян. Вот что он пишет:
28 августа 1887 г.
«Милостивый государь!
Я только что прочел в сегодняшнем номере „Тан“ Вашу „Литературную жизнь“. Позвольте мне, сельскому врачу, прожившему двадцать лет вместе с крестьянами, поделиться с Вами своими наблюдениями над их нравами.
Прежде всего бросается в глаза один поразительный факт: речь крестьянина никогда не бывает похабной. Всякий раз, когда ему нужно сказать нечто рискованное, он прибавляет: „Извините за выражение“. Рассказывая какую-нибудь чуть-чуть сальную историю, он никогда не проявит той грубости, какую ему приписывает г-н Золя. Он безусловно прибегнет к фигурам умолчания, к ораторским уловкам, к перифразам. И это потому, что всякий рассказ неизбежно затрагивает личность, а в таких случаях крестьянин чрезвычайно осторожен. Кого-кого, но только не крестьянина можно упрекнуть в том, что он называет вещи своими именами. Как раз наоборот, о нем можно сказать, что слово дано ему для того, чтобы утаивать мысль.
Как Вы совершенно верно заметили, он изъясняется при помощи сентенций и аксиом, но если где-нибудь в кабачке от выпитого вина у него развяжется язык и он примется рассказывать нескромную историю, то непременно смягчит ее. Как Вы опять-таки верно заметили, никогда не употребляет он жаргона фабричной окраины.
Это вовсе не значит, что я хочу выставить крестьян как образцы: добродетели и целомудрия. На этот счет можно сказать многое. Но „Земля“ убеждает меня, — меня, прожившего двадцать лет бок о бок с крестьянами, — в том, что г-н Золя никогда не видел близко деревенских жителей.
Они отличаются необыкновенной стыдливостью, с которой врач сталкивается чаще, чем кто-либо другой, — стыдливостью, заставляющей их с риском для здоровья и жизни скрывать то, что житель города или фабричного поселка не задумается выставить напоказ.
Если крестьянину постоянно приходится иметь дело с животными и убирать их помещения, то из этого еще не следует, что он живет в грязи и что у него грязные мысли. Если бы г-н Золя хоть раз заглянул в конюшню или в хлев, он
заметил бы, что чистые животные и аккуратно убранные стойла составляют для крестьянина предмет наивысшей гордости; кстати, я не вижу в навозе ничего особенно грязного или… возбуждающего. Конечно, в разгар полевых работ, во время сенокоса или жатвы заботы о чистоте отходят для крестьянина на второй план, но… можно ли его осуждать за это? Однако довольно, а то на эту тему я могу говорить до бесконечности.
Крестьянин бережет свою честь. Он стыдлив. Он не употребляет нехороших слов. Почему — это нас в данном случае не интересует. Важен факт. А факт говорит о том, как мало знает г-н Золя тех людей, которых он задумал изобразить.
Примите и проч.
P. S. Простите за бессвязное письмо: мне важно было высказать все, что я думаю.
Д-р Фурнье».
Письмо доктора напомнило мне слова деревенской девушки, которую я повстречал в окрестностях Сен-Ло. Это было в воскресенье. Она шла из церкви и, по-видимому, была чем-то очень недовольна. Когда ее спросили, в чем дело, она ответила: «Батюшка не так говорил, как нужно. Он сказал: „Вы чистите котлы, а души не чистите“. Так нехорошо говорить: душа — не котел, с христианами так не говорят». Сельский священник употребил общепринятое, давным-давно вошедшее в поговорку и, как указывают словари, старинное выражение. Тем не менее оно резнуло слух девушки. Ей было больно услышать из уст духовной особы вульгарное слово. Конечно, бедняжка не разбиралась в таких тонкостях, но это была нежная натура. Как видим, она далека от омерзительных героев г-на Золя.
«Заведение Телье» — публичный дом, описанный в одноименном рассказе Мопассана (1881).
…вроде Ирода, изображенного Гюставом Моро… — Имеется в виду картина Г. Моро «Саломея, несущая голову Иоанна Крестителя», написанная на библейский сюжет.
В последнюю минуту я узнал, что в России запрещен перевод «Земли»(В 1887 г. царская цензура запретила распространение в России французского издания «Земли», усмотрев в романе места, «в которых автор в цинических выражениях описывает разврат действующих лиц» (рапорт № 8288). Запрещение было снято лишь в 1906 г. Роман был запрещен и в Германии.). Сообщив эту новость, Луи Ульбах прибавляет: «Мы можем быть уверены, что это произведение, оскорбительное для Франции, будет переведено и сопровождено комментариями в Германии». И Ульбах обрушивается на роман с такой силой, что мне остается только позавидовать ему.
«Нет, нет! — восклицает он. — Роман г-на Золя — это клевета, это оскорбление для большинства французов.
Пусть г-н Золя с помощью своей теории наследственности потрудится объяснить, каким образом эти крестьяне могли породить все, что есть самого честного, самого разумного и самого смелого во Франции. У кого из нас не течет в жилах крестьянская кровь и кто из нас не восхищается этими неутомимыми тружениками и не смотрит на них как на пример, достойный подражания?
Отрицать сметливость крестьянина — значит, отрицать факты; отрицать его храбрость — значит, отрицать самое существование Франции.
После войны, после вольных стрелков, после всех этих героических подвигов подобные книги, помогающие нашим врагам, кажутся особенно оскорбительными для нашего патриотизма.
Несколько дней назад я имел случай рассказать о том волнующем зрелище, какое являла собой одна из бригад, весело и бодро, в полном боевом порядке продефилировавшая передо мной. Это была манифестация французских крестьян.
Мне известно, что бригада прочла мой слабый очерк; мне известно также, что номер „Пти Марсейе“ с моим очерком был расклеен на стенах казарм, и, гордый своим успехом, которому я обязан не формой очерка, а высказанными в нем мыслями, я не могу умолчать и о том, что генерал счел нужным показать эти впечатления очевидца военному министру и что министр сказал:
