Под маской холодного равнодушия он испытывал такое чувство, словно палящее пламя коснулось его сердца. Оно вызывало в нем бешенство, несвойственное его натуре. При мысли о Гамиде в нем с такой силой проснулась жажда убийства, что у него пересохло в горле и сжимались руки. Огромным усилием воли он овладел собой.
Каро рассказывала о пустыне. Звук ее голоса успокаивал его, как тихое журчание серебристого ручейка. Он посмотрел на нее, любуясь ее тонкими руками. У нее были такие красивые, белые руки, такая нежная, стройная шея. Сфорцо подумал, что не видел еще ни одной женщины с такой ослепительно белой кожей, выглядевшей еще белее от черных кружев платья.
Когда он смотрел на ее нежную шею, он невольно вспомнил слова из какой-то японской поэмы: «Солнечный луч, упавший на лепестки цветка, — это словно поцелуй возлюбленного, коснувшийся уст любимой женщины».
Шея Каро была белая и нежная, как цветок. Чьи поцелуи касались ее? Ее мужа? Этого легкомысленного, самодовольного мальчишки? Или… Он не мог дальше думать об этом. Образ ненавистного лица Гамида встал перед ним, лишая его спокойствия и самообладания.
Вскоре он и Роберт проводили ее к лифту и остановились внизу в вестибюле. Каро посмотрела сквозь стеклянные двери, ведущие наружу.
— Какая дивная ночь, — сказала она, и неясная нотка тоски прозвучала в ее голосе.
Роберт быстро предложил:
— Не хотите ли отправиться с нами на прогулку? Пешком или вы предпочитаете проехаться в автомобиле?
Каро согласилась и послала слугу к Сариа, чтобы она принесла ей манто.
Сариа явилась, неся манто из светло-синего шелка, опушенного темным мехом.
После знойного дня наступил дивный, прохладный вечер.
Даже Сфорцо забыл свои мучительные мысли и поддался очарованию и тишине южной ночи. Каро шла между Робертом и Сфорцо. Он никогда не думал, что любовь может так заполнить жизнь, заставить забыть обо всем остальном, кроме любимой женщины. Целыми днями он мечтал о встрече с ней. Теперь она была здесь, около него, и ее близость, ее присутствие казались ему сном.
Роберт рассказывал о пустыне, а Каро внимательно слушала его. Он рассказывал о знойных золотых днях, проведенных среди желтых безбрежных песков, о серебристом сиянии лунных ночей, о медленном шаге караванов, идущих по пустыне.
Внезапно тон его изменился, какая-то нотка презрения прозвучала в нем, когда он упомянул о Гамиде эль-Алиме.
— Да, я слышал о нем. Он прекрасно ездит верхом, не правда ли?
После небольшой паузы он добавил:
— Вы не были в его вилле? У него чудесная вилла, парусная барка на Ниле, обставленная со всевозможной роскошью. Его отец, старый шейх Гассейн эль-Алим, предпочитает жизнь в пустыне, ненавидит все чужеземное и живет как истый мусульманин.
— Какой образ жизни ведете вы, мистер Эссекс?
Роберт рассмеялся:
— Образ жизни варвара. Я очень романтичен, миссис Клэвленд. Я — настоящий кочевник, любящий простор, вольное звездное небо и очарование пустыни.
Они шли по узкой, извилистой улице, освещенной слабым мерцанием фонарей, лишь изредка встречая прохожих.
Каро испытывала странное чувство, словно шла во сне. Ее сердце сильно билось. Молчание Сфорцо удивляло ее, какое-то необъяснимое разочарование закрадывалось в ее душу. Издали доносился шум большого города, кипевшего ночной жизнью.
У дверей отеля оба брата простились с ней, поцеловав ей руку.
Когда Каро обернулась к Сфорцо, чтобы проститься с ним, она остановилась на мгновение, как будто желая сказать ему что-то, но слова остались невысказанными. Сфорцо поднес ее руку к губам. Затем он отвернулся, и оба брата удалились.
Оскорбленная гордость заговорила в Каро, наполнив ее сердце нестерпимой болью. Ее душа рвалась к нему, но он был так холоден с нею.
Единственным утешением для нее было то, что он не мог подозревать о чувствах, волновавших ее.
Как она была безрассудна в те солнечные летние дни, которые она провела вместе с Сфорцо в Париже! Она поняла теперь, что он не был ей безразличен. Она никогда не сможет забыть эти золотистые и голубоватые дни, как не забудет сладкого запаха жасминов, которые Сфорцо приносил ей так часто. Но и тогда он был сдержанно вежлив и рассеян, а теперь он относился к ней с холодным безразличием.
«Пусть! Мне все равно», — думала о нем Каро с горечью.
Она чувствовала себя несчастной. Новое счастье Джона, его веселое настроение, которое он испытывал при мысли о предстоящем разводе, даже не стараясь скрыть своих настоящих чувств, оскорбляло ее. Каро давно уже не любила его, но воспоминания об их прежней счастливой жизни были ей бесконечно дороги, и его бессмысленный эгоизм и невнимание к ней возмущали ее.
Одиночество и пустота жизни пугали Каро. Она жалела, что оставила Париж и общество Тэмпестов. Она решила вернуться туда, а потом уехать в Англию, где у нее было много друзей. Свет был велик, и где-нибудь она сможет найти новое счастье, начать новую жизнь.
Каро подошла к окну, стараясь спокойно обдумать положение. Может быть, она слишком многого требовала от жизни и людей, и потому она ни в чем не находила удовлетворения и не была счастливой. Она подняла руки к вискам: «О, я не знаю», — прошептала она с отчаянием, готовая заплакать. Пять лет тому назад она верила, что любовь Джона составляла все ее счастье. Теперь все прошло безвозвратно.
«Все проходит, — думала она. — Все».
Громкий зов муэдзинов раздался в тишине, возносясь к темному, бездонному небу.
Каро очнулась и с глубоким вздохом отошла в глубь комнаты.
Каро открыла глаза.
Золотые полосы света падали через открытые окна на высокие вазы с бледно-розовыми орхидеями. Сариа бесшумно двигалась по комнате, приготовляя для Каро платье из золотистого муслина, чулки такого же цвета, бронзовые туфли и желтую соломенную шляпку с зеленой отделкой. Каро лениво следила за ней. В воздухе носилось благоухание духов, и легкий ветер врывался в открытое окно.
— В такой чудный день должно произойти что-нибудь приятное, — медленно сказала Каро.
— Конечно, — согласилась Сариа, обрадовавшись хорошему настроению Каро.
Последние дни она была такой печальной. В начале замужества Каро Сариа радовалась их браку: оба были такие молодые, счастливые и радостные. Но вскоре Сариа разочаровалась в Джоне и возненавидела его, узнав о его похождениях. Теперь, наконец, все кончено, раз навсегда. Для ее госпожи начиналась новая жизнь.
— Я хотела бы поехать посмотреть пирамиды и сфинкса, — сказала Сариа. — Говорят, это так интересно и поучительно.
Каро согласилась с ее мнением; закурив папиросу, она подумала о том, что Гамид обещал ей показать сфинкса.
— Принц эль-Алим собирается повести меня ночью к пирамидам, — сказала она рассеянно.
Сариа неодобрительно на нее посмотрела, но ничего не сказала.
— Я думаю, что пора вставать, — заметила Каро.
Одевшись, она спустилась вниз на террасу, раскланялась с некоторыми случайными знакомыми и села у столика, когда на прекрасной лошади подъехал Гамид эль-Алим. Он легко спрыгнул с седла, взбежал по ступенькам и подошел к Каро, улыбаясь.
— Знаете, у меня новый план, — сказал он, поздоровавшись с ней и усаживаясь около нее. — Один из моих друзей уезжает в Персию по делам и сообщил мне, что на время своего отсутствия сдает свою виллу внаем. Вилла находится около Люксора, в прекрасном месте, среди апельсиновых рощ и садов роз. Когда Мир Джоким сообщил мне об этом, я вспомнил, что вы сможете воспользоваться его предложением. Я позабочусь о том, чтобы устроить ваш переезд. Вы можете поехать по Нилу на моей барке, если пожелаете. Вы сможете увидеть настоящую пустыню, о чем вы так мечтали, и будете себя прекрасно чувствовать на вилле «Зора».
— Какое странное название, — сказала Каро, повторяя его.
Гамид закурил папиросу.
Держа горящую спичку в руке, он посмотрел на Каро и продолжал:
— В вилле есть все удобства современного комфорта и, конечно, целый штат прислуги.
— Мне кажется, что мне не совсем удобно будет жить там одной с моей горничной, — нерешительно сказала Каро.
Гамид рассмеялся:
— Конечно, решайте сами. Но вы бы жили одна в какой-нибудь вилле, около Сорренто, например, или в другом месте? Почему же вы не можете сделать этого здесь? У вас будет проводник, и я всегда смогу приезжать к вам, чтобы сопровождать вас во время путешествий по пустыне. Мы сможем вместе ездить верхом.
Он глядел на оживленную улицу. На его лице было какое-то странное выражение насмешки и нетерпения.
— Я думал, вам понравится мой план, — сказал он с сожалением. — Я так на это надеялся.
Он подождал минуту и произнес медленно, с заметным сомнением и ожиданием в голосе:
— Поезжайте.
— Я бы очень хотела. Вы себе не можете представить, как меня прельщает ваше предложение.
