Цѣлые три дня я не выходилъ изъ своего жилища, на конецъ, почувствоваши сильный голодъ, я осмѣлился выдти. Козы мои въ эти три дня были не доены и у большей части изъ нихъ сосцы изсохли, растрескались, а у нѣкоторыхъ совсѣмъ испортились. Страхъ кромѣ вреда мнѣ ничего не принесъ, и все-таки я не могъ совершенно освободиться отъ него. Слѣды ноги человѣческой не выходили изъ моего воображенія и сильно безпокоили меня. Мнѣ пришло даже на мысль, что можетъ быть эта слѣды отъ собственной моей ноги; можетъ быть я былъ въ этомъ мѣстѣ давно и ходилъ босикомъ, но забылъ это. Такими мыслями я успокоилъ нѣсколько себя и на другой же день отправился повѣрить справедливость моихъ предложеній. Пришедши на мѣсто, я, къ несчастію моему, ясно увидѣлъ, что слѣды на пескѣ были гораздо болѣе моей ноги. Я затрепеталъ, лихорадочная дрожь прошла по всему моему тѣлу. Я теперь убѣдился въ томъ, что или дикіе по временамъ пріѣзжаютъ на этотъ островъ, или что онъ и въ настоящее время обитаемъ. Должно разорить все построенное мною, думалъ я, мой загражденный домъ, мои два бота, уничтожить взошедшій хлѣбъ и распустить козъ, чтобы отнять малѣйшій поводъ въ догадкѣ, что на этомъ островѣ живетъ человѣкъ.
Возвратясь домой и успокоившись мыслями, я измѣнился на другое — укрѣпить какъ только возможно лучше мое старое жилище, и, въ случаѣ надобности, защищаться въ немъ. Я приступилъ немедленно къ работѣ. Прежде всего принялся я дѣлать валъ и копать ровъ кругомъ моего жилища. Потомъ я сдѣлалъ еще палисадъ изъ кольевъ рядомъ съ прежнимъ, завалилъ землею и камнями промежутокъ между ними. Позади небольшихъ отверстій, шириною въ руку, отложилъ пять заряженныхъ ружей, взятыхъ мною съ корабля. Это составляло мою артиллерію. Въ случаѣ опасности я могъ выстрѣлитъ вдругъ изо всѣхъ пяти ружей и привести въ смятеніе непріятеля. Необходимость и страхъ, которые понуждали меня къ этой работѣ, придавали рукамъ моимъ двойную силу. Кромѣ сего, я въ нѣкоторомъ разстояніи отъ моихъ укрѣпленій насадилъ великое множество тѣхъ кольевъ, которые сами собой укореняются и даютъ вѣтви. Чрезъ два года послѣ сего изъ этихъ кольевъ образовалась довольно густая роща, а чрезъ шесть лѣтъ мое жилище было окружено густымъ, совершенно непроходимымъ лѣсомъ, чрезъ который и самъ я съ трудомъ пробирался по извѣстнымъ мнѣ тропинкамъ. Никто не могъ и вообразить себѣ, что тутъ обитаетъ человѣкъ.
Во время этихъ занятій я не терялъ изъ виду и друтигь дѣлъ. Особливо я заботмся о моемъ стадѣ, которое пряносило мнѣ великую пользу и въ настоящее время и должно было приносить ее и въ будущее. Если огородить моихъ козъ валомъ, то это ни къ чему не прведетъ, потому что онѣ не могутъ защищаться сами. Я почелъ за лучшее — отдѣлить 15 козъ отъ стада и перевести въ особивое, безопасное и скрытое мѣсто, которое я вскорѣ нашелъ и обнесъ его тыномъ. Черезъ нѣсколько времени я нашелъ другое мѣсто гораздо удобнѣйшее этого, именно въ той долинѣ, въ которой во врехя моихъ путешествій по острову я чуть-чуть не заблудился. Это было ровное мѣсто среди самаго густаго лѣса и образовало родъ парка, устроеннаго самой природой. Тутъ помѣстилъ я еще 12 козъ; такъ все стадо мое раздѣлилъ на три части или табуна. Вотъ сколько заботъ, усиленнаго труда, непрестаннаго страха и тревоги надѣлалъ мнѣ въ теченіе двухъ лѣтъ одинъ только слѣдъ человѣческой ноги!
Я обыкновенно каждый день ходилъ изъ одного табуна въ другой, осматривалъ, въ какомъ состояніи находятся мои козы и доилъ ихъ. Однажды, возращаясь изъ табуновъ домой, мнѣ вздумалось отправиться на восточный край острова. Я взошелъ на довольно высокій холмъ и замѣтилъ вдали, на море, движеніе и нѣчто похожее на лодку. У меня дома было нѣсколько зрительныхъ трубокъ, взятыхъ мною съ корабля, но, по несчастію, я не захватилъ съ собою ни одной, и потому не могъ узнать, лодка ли это или что другое двигалось по водѣ. Съ этого времни я положилъ себѣ за правило: никогда не выходить изъ дому безъ зрительной трубки.
Сошедши съ холма, я увидѣлъ, что нахожусь въ такой части острова, въ которой никогда не бывалъ. Одѣлавъ нѣсколько шаговъ впередъ, я остановился въ ужасѣ: предо мною разсѣяны были человѣческія черепа, кости ногъ, рукъ и другихъ частей тѣла. На срединѣ тлѣлъ подъ пепломъ огонь вокрутъ котораго подѣланы была изъ земли скамейки. Передъ моими глазами было ясное доказательство того, что дикіе сосѣднихъ острововъ или земель посѣщаютъ этотъ островъ, привезли сюда своихъ военноплѣнныхъ умерщвлять и ѣсть. Огонь подъ пепломъ еще тлѣлся, слѣдовательно были здѣсь недавно и, окончивши свое варварское пришество, уѣхали на той самой лодкѣ, которую я сейчасъ видѣлъ вдали на морѣ.
Я со страхомъ и грустію удалился отъ этого мѣста и сердце мое сокрушалось, слезы лились изъ глазъ моих и, поднимая руки къ небу, благодарилъ Бога за то, что находился въ части свѣта, отдаленной отъ этого варварскаго рода. Это безчеловѣчное дѣло такъ сильно меня раздражило, что я горѣлъ сильнымъ желаніемъ во что бы то ни стало отмстить извергамъ человѣчества, которые равнодушно убивали слабыхъ и безоружныхъ своихъ плѣнныхъ и пожирали ихъ. Мой островъ осквернился такими безчеловѣчными пиршествами! Я хотѣлъ подстеречь дикихъ, и во время самаго пиршества стрѣлять въ нихъ: то придумывалъ сдѣлать подкопъ подъ тѣмъ самымъ мѣстомъ, гдѣ они собирались, взорвать ихъ вмѣстѣ съ землею на воздухъ; то, наконец намѣревался напасть на нихъ внезапно съ саблей въ рукахъ и изрубить ихъ. Мое озлобленіе къ дикимъ такъ было велико, что я часто прихаживалъ на тотъ берегъ и искалъ случая съ ними встрѣтиться. Мнѣ удалось найти недалеко отъ берега такое уединенное мѣсто, гдѣ я удобно могъ скрываться въ большомъ дуплистомъ деревѣ и стрѣлять въ нихъ изъ ружей и пистолетовъ, не будучи замѣченъ моими врагами. Когда я отправлялся въ эту засаду, то бралъ съ собою всю свою артиллерію, ружья и пистолеты, заряжеными пулями или нарубленными кусками желѣза.
Человѣколюбивыя мысли Робинзона о дикихъ. Предосторожности его. Онъ находитъ пещеру. Старый большой дикій козелъ, напугавшій Робинзона. Перенесеніе разнаго имущества въ гротъ. Развлеченія Робинзоновы
Прошло очень много времени, много разъ ходилъ я караулить дикихъ; но они не показывались. Успокоившись нѣсколько, я перемѣнилъ мысли свои, и сталъ мало-по-малу разсуждать о нихъ гораздо благосклоннѣе. Какое имѣю право, говорилъ я самъ себѣ, убивать тѣхъ людей, которые сами не виноваты въ томъ, что такъ дики и безчеловѣчны? Ѣсть людей, враговъ своихъ, почитается между ними дѣломъ справедливымъ, и они убѣждены въ этомъ съ малолѣтства. У нихъ такой обычай, такіе законы. Могу ли я принудить ихъ, чтобы они перемѣнили свои нравы и обычаи и свои убѣжденія? Сверхъ того, можетъ легко случиться, что хоть одинъ изъ нихъ спасется и потомъ приведетъ съ собою множество своихъ соотечественниковъ — тогда погибель моя вѣрна.
И такъ, справедливость и благоразуміе требовали, чтобы я не поднималъ оружія противъ дикихъ до тѣхъ поръ, пока не буду принужденъ къ этому необходимостію для защиты своей жизни. Я сталъ попрежнему вести жизнь уединенную, стараясь, сколько было возможно, скрываться и не показывать никакого признака, что нахожусь на этомъ островѣ. Я не стрѣлялъ уже болѣе изъ ружья, не вколачивалъ гвоздей молоткомъ, ничего не рубилъ топоромъ, боясь произвести шумъ и не разводилъ огня на такомъ мѣстѣ, гдѣ его издали замѣтить было можно. Когда я выходилъ изъ дому къ табунамъ своимъ или по какому другому дѣлу, то всегда бралъ съ собою ружье и два пистолета, которые затыкалъ за поясъ, а на боку привѣшивалъ востроотточенную саблю безъ ноженъ. Я каждую минуту готовъ былъ къ оборонѣ.
Вскорѣ, къ моему счастію и успокоенію, я открылъ недалеко отъ моего жилища довольно обширную пещеру, входъ въ которую былъ такъ узокъ, теменъ и неудобенъ, что туда никто не осмѣлился бы взойти изъ любопытства, развѣ только въ томъ случаѣ, когда нужно было скрыться и спастись отъ угрожающей опасности, подобно мнѣ. Входъ въ эту пещеру находился позади большой скалы. Я нашелъ его случайно, обрубая толстыя вѣтви на приготовленіе изъ нихъ угольевъ, которые и употреблялъ для того, чтобы при стряпаніи кушанья было менѣе дыму, который могь бы указать дикимъ мое жилище. Я съ трудомъ вошелъ въ нее. Всматриваясь въ темную даль пещеры, я замѣтилъ два ярко блестящіе глаза. Это привело меня въ такой страхъ, что я, не смотря на трудный выходъ, выскочилъ въ одно мгновеніе вонъ изъ пещеры. Послѣ нѣсколькихъ минутъ размышленія, я пришелъ въ себя — стыдился своей трусости. Ободрившись, я взядъ горящую головешку и вошелъ опять въ пещеру. Сдѣлавъ шага три впередъ, я услыхалъ стонъ, который такъ поразилъ меня, что волосы поднялись дыбомъ на головѣ моей и выступилъ холодный потъ на тѣлѣ. Не теряя присутствія духа, я пошелъ впередъ, и глазамъ моинъ представмся старый, необыкновенной величины козелъ. Онъ былъ при послѣднемъ издыханіи, лежалъ и стоналъ, и чрезъ нѣсколько минутъ умеръ. Я не хотѣлъ его вытаскивать изъ пещеры, а закопалъ въ землю при самомъ входѣ. Осмотрѣвъ пещеру, я нашелъ, что она была довольно узка и неправильна. Въ ней еще было другое отверстіе, но такое низкое, что чрезъ него не иначе было можно пройти, какъ ставши на четверинки, т. е. на руки и на ноги. Я не пошелъ туда, а отложилъ это до слѣдующаго дня. На другой день, взявши съ собою шесть толстыхъ свѣчей, сдѣланыхъ изъ козьяго сала, пошелъ я въ пещеру и съ огнемъ пролѣзъ чрезъ низкое отверстіе, бывшее въ длину шаговъ на пять. Я вдругъ очутился подъ сводомъ 20 футовъ вышины и могу увѣрить, что на всемъ островѣ ничего не было прекраснѣе этого подземелья. Свѣтъ отъ двухъ зажженныхъ свѣчей отразился тысячами лучей на стѣнахъ и потолкѣ пещеры, которыя всѣ были покрыты пріятнѣйшимъ для глазъ блескомъ. Не могу сказать, отчего происходилъ этотъ блескъ, отъ кристалловъ ли, отъ драгоцѣнныхъ ли камней или отъ частицъ золота.
