XII
Женщина стояла с ребенком на руках в проеме кухонной двери, пока Гудвин не вышел в коридор. Ноздри на его загорелом лице казались совсем белыми, и она спросила:
— Господи, и ты напился?
Гудвин прошел по веранде.
— Не ищи, — сказала женщина. — Ее здесь нет.
Гудвин протиснулся мимо нее, пахнув перегаром. Она повернулась, наблюдая за ним. Он быстро оглядел кухню, потом повернулся к женщине, вставшей у него на пути.
— Не ищи, — повторила женщина. — Она ушла.
Он направился к ней, занося на ходу руку.
— Не тронь, — сказала женщина.
Гудвин неторопливо схватил ее за предплечье. Глаза его слегка налились кровью. Ноздри казались восковыми.
— Убери руку, — потребовала женщина. — Отпусти.
Гудвин медленно оттащил ее от двери. Она напустилась на него:
— Думаешь, удастся? Думаешь, позволю тебе? Или какой-то сучке?
Замершие, вперившиеся друг в друга взглядом, они стояли будто в исходной позиции танца, образуя жуткую мускульную щель.
Гудвин неуловимым движением отшвырнул женщину, и она, сделав полный оборот, отлетела к столу, изогнулась и стала шарить рукой среди грязной посуды, глядя на мужчину поверх неподвижного тельца ребенка. Мужчина направился к ней.
— Не подходи, — сказала она, слегка приподняв руку и показав мясницкий нож. — Назад.
Он медленно приближался, и она замахнулась ножом.
Гудвин перехватил ее запястье. Женщина стала вырываться. Он отнял ребенка, положил на стол, схватил другую ее руку, когда она замахнулась, и, сжав оба ее запястья одной рукой, ударил ладонью по лицу. Раздался сухой негромкий звук. Потом еще, сперва по одной щеке, затем по другой, так, что голова болталась из стороны в сторону.
— Вот как я обхожусь с сучками, — сказал он при этом. — Ясно?
И выпустил ее. Она попятилась к столу, взяла ребенка и, сжавшись между столом и стеной, смотрела, как Гудвин выходит из кухни.
Женщина с ребенком в руках опустилась в углу на колени. Ребенок не проснулся. Она приложила ладонь сперва к одной; его щечке, потом к другой. Затем поднялась, уложила ребенка в ящик, сняла с гвоздя и надела широкополую шляпку. С другого гвоздя сняла отороченное белым некогда мехом пальто, взяла ребенка и вышла.
Темпл стояла у амбара, глядя в сторону дома. Старик сидел на передней веранде, греясь под солнцем. Женщина спустилась по ступенькам, вышла тропинкой на дорогу и пошла, не оглядываясь. У дерева с разбитой машиной свернула в сторону и ярдов через сто оказалась возле родника. Там она села, положила спящего ребенка на колени и прикрыла ему личико подолом юбки.
Лупоглазый в испачканных штиблетах, крадучись, вышел из-за кустов и остановился, глядя на нее через родник. Рука его нырнула в карман пиджака, он достал сигарету, размял, сунул в рот и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца.
— Черт возьми, — сказал Лупоглазый. — Я ему говорил, что нечего им сидеть до утра и лакать эту дрянь. Должен быть какой-то порядок.
Поглядел в сторону дома. Потом на женщину, на верх ее шляпки.
— Сумасшедший дом, — сказал он. — Вот что здесь такое. Сидел тут вот позавчера один ублюдок, спрашивал, читаю ли я книги. Будто собирался броситься на меня с книгой или чем-то таким. Прикончить телефонным справочником.
Он повел головой так, словно воротничок был ему слишком тесен, поглядел в сторону дома. Потом на верх ее шляпки.
— Я уезжаю в город, ясно? — сказал он. — Сматываюсь. Хватит с меня.
Женщина не подняла глаз. Она оправляла подол юбки на личике ребенка. Лупоглазый ушел, сопровождаемый легким, причудливым шорохом кустов. Потом шорох утих. Где-то на болоте запела птичка.
Не дойдя до дома, Лупоглазый свернул с дороги и зашагал по лесистому склону. Поднявшись наверх, он увидел Гудвина, тот стоял в саду за деревом, глядел в сторону сарая. Остановясь у опушки, Лупоглазый поглядел Гудвину в спину. Сунул в рот новую сигарету, заложил пальцы в жилетные проймы и, крадучись, пошел по саду. Услышав его, Гудвин оглянулся через плечо. Лупоглазый достал спичку, зажег ее и задымил сигаретой. Гудвин опять стал смотреть в сторону сарая. Лупоглазый встал рядом, глядя туда же.
— Кто там? — спросил он.
Гудвин не ответил. Лупоглазый выпустил дым из ноздрей.
— Я сматываюсь отсюда.
Гудвин промолчал, продолжая глядеть на сарай.
— Я сказал, что уезжаю отсюда, — повторил Лупоглазый.
Не оборачиваясь, Гудвин обругал его. Лупоглазый молча курил, струйка дыма вилась перед его неподвижными мягкими черными глазами. Потом повернулся и направился к дому. Старик грелся на солнце. Входить в дом Лупоглазый не стал. Он прошел по газону и скрылся в кедрах. Потом свернул, миновал сад, заросший дурманом пустырь и через заднюю дверь вошел в сарай.
Томми сидел на корточках у входа в амбар, обратясь лицом в сторону дома. Лупоглазый, покуривая, некоторое время глядел на него. Потом щелчком отшвырнул сигарету и неслышно вошел в стойло. Рядом с яслями, прямо под лазом на чердак, находился деревянный настил для сена. Лупоглазый влез на него и бесшумно подтянулся, тесный пиджак собрался на его узких плечах и спине тугими складками.
Когда Темпл наконец открыла дверь амбара, в сарае стоял Томми. Узнав его, она полуобернулась, отпрянула назад, потом бросилась к нему и схватила за руку. Затем, увидев Гудвина, стоящего в проеме задней двери, повернулась, снова юркнула в амбар и выглянула, издавая тонкое и-и-и-и-и, словно пузырьки в бутылке. Прижавшись к стене и шаря рукой по двери, пытаясь закрыть ее, она слышала голос Томми:
— …Ли говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно только лечь…
Темпл не замечала ни этого скрипучего голоса, ни светлых глаз под взъерошенными волосами. Она придвинулась к двери и, хныча, пыталась ее закрыть. Потом ощутила на бедре неуклюжую руку Томми.
… говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно…
Темпл взглянула на него, на сильную руку, робко касающуюся ее бедра.
— Да, — сказала она. — Хорошо. Сюда его не пускай.
— Значит, никого не пускать?
— Правильно. Крыс я не боюсь. Не пускай его.
— Ладно. Запру дверь, и к тебе никто не сунется. Я буду здесь.
— Правильно. Закрой дверь. Не пускай.
— Хорошо. — Томми притворил дверь. Темпл высунулась, глядя в сторону дома. Он оттолкнул ее, чтобы дверь закрылась совсем. — Ли говорит, ничего с тобой не сделается. Тебе нужно только лечь.
— Да. Я лягу. Не пускай его.
Дверь закрылась. Темпл слышала, как Томми задвинул засов, потом подергал ее.
— Заперто, — сказал он. — Никто к тебе не сунется. Я буду тут.
Томми присел на корточки, не сводя глаз с дома. Вскоре он увидел, что Гудвин подошел к задней двери и смотрит в его сторону, тут глаза его засверкали снова, их светлая радужная оболочка, казалось, на миг завертелась вокруг зрачков словно крохотные колеса. Он сидел, чуть вздернув губу, пока Гудвин не вернулся в дом. Тогда, вздохнув, посмотрел на запертую дверь, и вновь глаза его вспыхнули робким, тоскливым голодным огнем, он стал нетерпеливо потирать руками колени и раскачиваться из стороны в сторону. Потом перестал, затих и смотрел, как Гудвин, торопливо выйдя из-за угла, идет к кедрам. Он замер, губа его приподнялась, обнажив неровные зубы.
Темпл, сидящая в мякине среди обглоданных початков, внезапно подняла голову к лазу над лестницей. Она слышала, как Лупоглазый идет по чердаку, потом показалась его нога, осторожно нащупывающая ступеньку. Глядя через плечо на нее, он стал спускаться.
Темпл сидела неподвижно, чуть приоткрыв рот. Лупоглазый стоял, глядя на нее. Начал поводить подбородком, словно воротничок был ему слишком тесен. Приподнял локти, отряхнул их, потом — полы пиджака, затем пересек линию ее взгляда, двигаясь беззвучно и держа руки в боковых карманах. Толкнул дверь. Потом затряс.
— Открой, — приказал он.
В ответ ни звука. Потом Томми прошептал:
— Кто там?
— Открой, — повторил Лупоглазый.
Дверь отворилась. Томми глянул на Лупоглазого и захлопал глазами.
— Я не знал, что вы были тут.
Он попытался глянуть мимо Лупоглазого в сарай. Лупоглазый оттолкнул его, упершись ладонью в лицо, и поглядел на дом. Затем обратил взгляд снова на босоногого.
— Говорил я тебе — не следи за мной?
— Я не следил за вами, — ответил Томми. — Я смотрел за ним, — кивком головы он указал в сторону дома.
— Ну так и смотри за ним, — сказал Лупоглазый. Томми обернулся и взглянул на дом, а Лупоглазый вынул руку из кармана пиджака.
Темпл, сидящей среди мякины и початков, звук этот показался не громче чирканья спичкой: отрывистый, пустой, он обрушился на это место и в единый миг навсегда отделил полностью от всего мира, она сидела, вытянув перед собой ноги, руки ее бессильно лежали на коленях ладонями вверх, глядела на обтянутую спину Лупоглазого и морщины на плечах его пиджака, а он выглядывал за дверь, держа пистолет за спиной у самого бедра, вдоль его ноги тянулась тонкая струйка дыма.
