– Это очень мило с вашей стороны, старина. Вы очень любезны, но я сам справлюсь. Это – единственная вещь, которую я хорошо умею. Во всяком случае, благодарю вас, и все такое!
Джордж устремил свой взор на девушку. Она молчала. Если есть что-либо, что я могу сделать для вас, – сказал он медленно, – я, надеюсь, что вы дадите мне эту возможность. Больше всего мне хотелось бы помочь вам. Девушка заговорила.
– Благодарю вас, – сказала она тихим, едва внятным голосом.
Джордж уступил.
Засаленный юноша проводил его взглядом.
– Вот вежливый малый, – сказал он, – вероятно, американец.
– Кажется, да.
– Американцы – самые вежливые малые, которых я когда-либо видел. Я помню, что спросил дорогу у одного парня в Балтиморе года два тому назад, когда был там на своей яхте, и он следовал за мною несколько миль, давая советы и ободряя меня. Это показалось мне чертовски вежливым с его стороны.
– Мне бы хотелось, чтобы вы поторопились исправить мотор, Реджи. Мы страшно опоздаем к завтраку.
Реджи Бинг снова скользнул под мотор.
– Отлично, дорогая моя. Положитесь на меня.
– Это очень просто.
– Ну, так торопитесь же.
– Будьте терпеливы, постарайтесь чем-нибудь развлечься. Задайте себе загадку. Расскажите себе несколько анекдотов. Я сейчас вернусь к вам.
– Я хотел бы знать, что этот малый делает в Бельфере. Чертовски вежливый малый, сказал Реджи одобрительно. – А теперь снова возьмемся за дело.
Его улыбающееся лицо скрылось под мотором.
Мод стояла, задумчиво глядя на дорогу в ту сторону, где скрылся Джордж.
Глава VIII
Следующий день был четверг, а по четвергам замок Бельфер, как было уже указано, от 2 до 4 часов был открыт для публики. Это периодическое открытие входа в замок свято соблюдалось лордом Маршмортоном с тех пор, как он получил этот титул. Постоянные обитатели замка смотрели на этот день с различными чувствами. Одобряя это в принципе, как вообще всё, что касалось семейных традиций, лорд Бельфер, несмотря на преклонение перед феодальными обычаями аристократической Великобритании, на практике этого не любил, и каждый раз, по исполнении этой церемонии, спешно скрывался через боковую дверь, чтобы не быть застигнутым толпой туристов, стремящихся осмотреть библиотеку или большую гостиную. Он усвоил привычку уединяться в этот день в свою спальню сразу после завтрака и не показываться оттуда, пока поток посетителей не прекращался. Дворецкий Кэггс, наоборот, ожидал четверга, предвкушая удовольствие. Он наслаждался чувством авторитета, которое придавало ему руководство стадом этих отверженных, среди предметов, которые он видел каждый день. Он также любил прислушиваться к звуку собственного голоса, как и к своим закругленным фразам. Но далее к сладкому чувству Кэггса примешивалось чувство горечи. Никто лучше не знал, что его благородные манеры являлись оружием против него самого, когда дело доходило до чаевых. Его не раз терзало зрелище туристов, сбившихся в кучу, подобно баранам, и совещавшихся полушёпотом о том, можно ли предложить такой особе презренную монету в полкроны, и всегда приходивших к заключению, что это было бы оскорблением. Единственный из обитателей замка, который был совершенно равнодушен к этим посещениям, был лорд Маршмортон. Он не делал никакой разницы между четвергом и другими днями. Точно так же, как и всегда, он надевал свой запятнанный рабочий костюм и возился в своем любимом саду и, если, как это случалось пару раз в году, какой-нибудь посетитель, отбившийся от стада, наталкивался на него и принимал его за одного из садовников, он поддерживал это заблуждение без всяких попыток рассеять его, доходя иногда до того, что отвечал на вопросы с деревенским акцентом, соответствовавшим его внешнему виду. Такого рода шутки ему нравились.
Джордж присоединился к толпе ровно в два часа, как раз в тот момент, как Кэггс, откашливаясь, сказал: «Мы сейчас находимся в главном зале и прежде, чем идти дальше, я хотел бы обратить ваше внимание на портрет работы сэра Питера Лели». У него вошло в привычку начинать свои четверговые объяснения с этой фразы, но сегодня она была произнесена с запозданием, потому что тотчас при появлении Джорджа послышался чей-то свежий голосок.
– Джордж, какими судьбами, – и Билли Дор, в голубом платье, с оживленным лицом, отделилась от группы. На ней было пальто, защищающее от пыли, и автомобильная вуаль. – Какими судьбами вы очутились здесь, Джордж?
– Я сам хочу спросить вас о том же.
– О, я приехала в моторе сюда со знакомым юношей, но перед воротами наш мотор испортился. Мы ехали в Брайтон, где собирались завтракать. Он подал мне мысль осмотреть достопримечательности замка, пока он исправит машину. Он приедет за мной, когда починит. Но, все-таки, Джордж, как вы попали сюда? Вы исчезли из Лондона, и никто не знает, где вы обретаетесь. Мы уже думали разыскивать вас путем объявлений или обращения в полицию. Ведь вы могли утонуть в реке, или быть засыпанным песком. До сих пор Джорджу не пришло в голову такое объяснение его отсутствия. Его внезапная поездка в Бельфер казалась ему единственной мерой, которую ему надлежало предпринять. Он не отдавал себе отчета, что его отсутствие будет замечено.
– Я об этом и не подумал. Я… я случайно попал сюда.
– Вы ведь не живете в этом старом замке?
– Не совсем. У меня есть коттедж, внизу на дороге. Мне хотелось провести несколько дней на свежем воздухе, и я снял его.
– Но почему вы выбрали это место?
Кэггс с благородным негодованием посматривал на этих нарушителей тишины.
– Извините, сударыня, мы ждем.
– В чем дело, – мисс Дор взглянула на него с ясной улыбкой: – Пойдемте, Джордж, присоединимся ко всем.
Она весело кивнула дворецкому: «Отлично, теперь все в порядке».
Кэггс сурово поклонился и снова откашлялся.
– Мы находимся теперь в главной зале и прежде, чем отправиться дальше, я хотел бы обратить ваше внимание на портрет пятой графини кисти сэра Питера Лели. Знатоки считают, что это его лучшая работа.
В толпе раздался едва слышный шепот удивления, смешанного с благоговением, подобный нежному ветерку, шевелящему листву.
Билли Дор шепотом возобновила разговор.
– Да, было страшное волнение, когда обнаружилось ваше исчезновение. Мы справлялись о вас в «Карлтоне». Ваш номер в театре нечем было заменить. Но теперь все в порядке, его выпустили, и теперь эта брешь совершенно незаметна.
– Как идет спектакль?
– С огромным успехом. Полагают, что пьеса в течение двух лет не будет снята с репертуара. В Лондоне говорят, что пьеса будет пользоваться успехом и что вы сможете взять ваших внуков на тысячное представление.
– Это великолепно. Как все поживают, хорошо?
– Отлично. Грей все еще ухаживает за Баб. Не понимаю, что она нашла в нем. Разве только ребенок может не заметить, что этот субъект не на высоте. Джордж, я не порицаю вас за то, что вы покинули Лондон. Эта местность лучше пятидесяти Лондонов.
Толпа дошла до одной из комнат
