каждые полчаса он поражал всех своими талантами и ловкостью. Один раз он нацепил сделанную из бараньей шкуры бороду и прочитал известный монолог: «Мой племянник». И хотя половина гостей с подстриженными на современный манер усами и бородами находилась в положении главного повара из монолога, все просто покатывались со смеху.
Во второй раз Фикри-бей выступил как фокусник. Золотые часы из его кармана преспокойно перекочевали в карман районного бухгалтера.
Никто не сомневался, что с тем же успехом у него получится сделать так, чтобы из яйца, которое он положил на дно шляпы, вылупился маленький цыпленок. Но, как назло, птица не осталась под тайной дверцей, а убежала в дальний угол стола, и ни ловкость рук Фикри-бея, ни его трюкаческие способности не помогли ему ее изловить. Ему повезло, что в саду неожиданно сломалась ветка дерева, не выдержав на себе здоровенного детину, отвлекла внимание зрителей и спасла фокусника от конфуза.
Последним номером программы стала лотерея, где разыгрывались всякие безделушки.
Так получилось, что лысому человеку досталась расческа, адвокату, прославившемуся лживостью, — деревянное ружье, а женщине с ожогами на лице — ручное зеркальце.
Мне же Фикри-бей подарил «Лосьон Фикри» собственного производства.
* * *
Свадьба должна была продолжаться до утра. Но после часа ночи потрескивания и пощелкивания ламп «люкс», готовых взорваться, начали пугать народ.
Неутомимый Фикри-бей снова накинул поверх смокинга рабочую рубаху и пытался наладить светильники, но случайно поджег сам футляр резервуара для керосина, чем сильно напугал сидевших рядом.
Сад начал замирать, видные семьи по одной стали вставать и расходиться.
Мы тоже попросили у городского главы разрешения пойти. По дороге из сада отец с матерью останавливались перед столиками знакомых и застревали там с разговорами. Когда мы уже подходили к дверям, я услышала, как где-то сзади, не сдержавшись, выругался городской глава: «Да накажет вас Аллах!»
Несколько мужчин, которые весь вечер сидели тихо, вдруг принялись, обнявшись, высоко подпрыгивать и танцевать. Стали доноситься смешки и крики. Юсуф-бей стеной встал передо мной, будто желая своим телом загородить меня от этого зрелища, и произнес:
— Будем к ним снисходительны, что поделать… Дальше этого они не заходят, — и вздохнул.
Мой отец, будто желая приободрить и успокоить его, сказал:
— В конце концов, праздник прошел очень удачно, без происшествий.
— Да, слава Аллаху, ночь прошла благополучно…
И в самом деле, ничего серьезного не произошло — при такой-то толкотне! Только один деревенский мальчуган упал со стены и у него носом пошла кровь.
Юсуф-бей прошел с нами половину пути, и только жесткий приказ отца вспомнить о гостях, которые остались в саду, заставил его повернуть обратно.
Наш слуга шел впереди, освещая все выбоины на дороге при помощи карбидной [64] лампы, и отгонял лежавших на обочине собак. Я шла за ним следом, ступая в те места, которые он освещал. В душе поднимались непонятная горечь, граничащая с безнадежностью.
Когда-то давно, еще ребенком, в одном американском журнала я увидела рисунок некоего дерева, которое хватало и пожирало птичек, что садились на его ветки. Оно так же обвивало толстыми жилистыми листьями и проходивших мимо людей и переваривало их без остатка.
Мне кажется, что тут меня опутали ветви одного из этих страшных растений, от которых нет спасения, и я сходила с ума».
Зулейха лежала, строчку за строчкой вспоминая это письмо, и посмеивалась. Она не ошибалась в тех пока еще детских сравнениях и аллегориях. Все попытки вырваться прошли впустую. Растение не перестает охотиться и как таинственным магнитом притягивает ее к себе.
Какая сила, какое волшебство в тот день, когда она думала, что между ними все кончено, снова толкнула ее к Юсуфу и потянула в Анатолию? Разве они говорили о несчастном случае и все прояснили? Нет.
Разве решили продолжать эту жалкую игру в мужа и жену? Нет. И первым доказательством служило то, что вот уже несколько дней, как они были вместе, Юсуф не проявлял ни малейшей попытки сблизиться.
Когда они ночью, посреди безлюдного моря спускались в эту пропахшую трюмом пиратскую каюту, она боялась не то что его пылкости, но даже простого прикосновения к руке или поцелуя в лоб. Но Юсуф со спокойствием, говорившим о том, что подобные мысли у него в голове даже не появлялись, отвернулся от нее и ушел.
Зачем муж везет ее в свои родные края? Еще более странно, зачем она, не выяснив этого, согласилась отправиться в это путешествие?
Слышно было, как о борт судна разбиваются волны. Их плеск рождал в душе Зулейхи тревогу. Берегись, уж не придумал ли Юсуф все это с единственной целью — отомстить? Например, задушит ночью и скинет за борт, как котенка.
В газетах рассказы о мужьях-ревнивцах встречались часто. И герои этих историй мало чем отличались от Юсуфа. А многие физически были куда слабее его.
Тут Зулейхе вспомнились слова отца, сказанные про Юсуфа: «В то время мы были наполовину армией, наполовину партизанским отрядом. По ночам нашему отряду, расположившемуся у подножия Торосов, приходилось совершать вылазки против французов, в большинстве своем очень опасные. Юсуф обычно был очень раздражительным и суровым, но при подготовке к этим неожиданным нападениям на неприятеля казался на удивление спокойным и веселым».
А это значило, что и нынешнее спокойствие Юсуфа, и то, что он ни единым словом не обмолвился о том ужасном положении, в котором они оказались, можно приписать подготовке такого же неожиданного нападения.
И все же эта догадка, удивительно точная с позиций разума и логики, не вызывала у Зулейхи страха за свою жизнь. Она могла довериться Юсуфу с тем же спокойствием, с каким котенок верит человеку, помыслов которого не знает.
Если муж и мог причинить ей какое-то зло, то только не таким образом.
* * *
Зулейха не смогла уснуть, хотя уже давно перевалило за полночь. Она погасила свет, легла и продолжала думать.
…К концу того лета по городу усиленно поползли сплетни, и в один прекрасный день Юсуф и его друзья слетели со своих должностей в департаменте. Весь город только и делал, что жаловался на плохое руководство, его расточительность и бесхозяйственность. Ходили слухи, что не обошлось и без хищений. Но махинации были провернуты так хитро, что ни у кого на руках не имелось никаких доказательств. На второй вечер после того, как лишился поста городского главы, Юсуф пришел с
