Его идея была не ахти какой. Тюфяк хотел пойти в театр, как следует вздуть Циньчжу н поглядеть, посмеет ли она после этого вертеть задом. Он решил дать бой семье Тан и хорошенько проучить эту толстуху – тетушку Тан. Сюлянь покачала головой. Все эти способы не пройдут. Нельзя же из-за себя поставить под удар предприятие отца.
Тюфяк сидел на краешке кровати и чесал голову длинным и грязным ногтем. Как же быть? Так дальше продолжаться не может!
Выговорившись, Сюлянь почувствовала облегчение. Она знала, что Тюфяк любит ее. То, что нашелся такой человек, который готов был ее выслушать, уже можно было считать утешением. Исторгаемые им ругательства не мешали относиться к нему с уважением, ибо пользовался он исключительно словами, употреблявшимися людьми образованными.
У Тюфяка созрела идея. Если у Сюлянь есть деньги, то хорошо бы для начала пойти в лавочку и поесть, а потом уж разговаривать. А не то просто купить несколько мандаринов. Он знал место, где за пару медяков можно было купить целую кучу мандаринов, хватит на всю семью, могут и животы заболеть. А еще он знал одно хорошее место возле горы, где можно было спокойно посидеть и съесть эти мандарины.
Сюлянь попросила дядюшку проводить ее до дому, а то отец будет волноваться.
– Пусть поволнуется, – сказал Тюфяк. – Нечего возвращаться в это логово до начала спектакля! Если они посмеют тебя тронуть, я собственными руками разломаю весь театр. Пошли, купим мандаринов, насытим желудки, пройдемся, полюбуемся природой – вот идеи и появятся.
Военная обстановка ухудшалась. Пал Ханькоу. В провинцию Сычуань из северных районов страны и из районов, расположенных вдоль побережья, прибывали крупные партии беженцев. В городе, который и так был переполнен, людей становилось все больше и больше. Театральные дела Баоцина шли в гору. Его труппа, составленная целиком из артистов-беженцев, пользовалась большим успехом. Слушатели в основном представляли собой понаехавших отовсюду «людей из-за реки», и выступления труппы Баоцина соответствовали их вкусам. Любители сказов под барабан считали, что во всем городе только у Фан Баоцина можно отвести душу, насладиться народными сказами своих родных мест.
Провинция Сычуань – край благословенный. Здесь собирают богатые урожаи риса, сахарного тростника, фруктов, овощей, лекарственных трав, табака. Прожиточный минимум здесь ниже, чем в других местах. Вещи здесь дешевые, а заработки высокие. У Баоцина появились некоторые сбережения. Он намеревался скопить известную сумму н построить театр народного сказа. Если будет свой театр, он сможет создать школу по изучению искусства сказа, набрать несколько учеников. Театр и своя школа сказа – таково было сокровенное желание Баоцина. Если бы оно осуществилось, то исполнители наверняка могли бы гордиться тем, что ходили в школу искусства сказа Фан Баоцина и прошли у него курс обучения.
Как только Баоцин вспоминал о создании театра и школы, сердце его начинало учащенно биться. Однако, рассудив трезво, он приходил к выводу, что подобные идеи – это форменное сумасбродство, честолюбивые претензии и опасные мысли.
Он сразу становился нерешительным и начинал почесывать свою бритую голову. По правде говоря, таким честолюбивым планам не суждено было осуществиться. Еще Сюлянь... Если она... Он должен был хорошенько присматривать за ней, не расслабляясь ни на секунду. Он вздохнул. Лишь бы ничего не произошло с Сюлянь. Только в этом случае начатое им дело могло успешно развиваться.
В Чунцине наступил сезон туманов. С утра до вечера город был окутан серовато-белой мглой. Сказительские дела процветали. Представления шли ежедневно, и публика валила валом. Спасаясь от тягостного тумана, заходили послушать сказ и те, кто просто вышел погулять по улицам. Баоцин всегда остерегался воздушных налетов. Его семья уже достаточно натерпелась всякого, чтобы относиться к ним с полным безразличием. Он с тревогой думал о том, что в этой второй столице Китая более половины домов напоминают кучу сухого хвороста. Все построено из бамбуковых досок, тонких и ломких, как спичечный коробок: одна искра – и вспыхнет. Если загорится хоть один дом, через несколько часов возникнет огненное море.
Испугавшись тумана, японские самолеты перестали появляться над городом. Под защитой тумана, который иногда был настолько густым, что можно было столкнуться с идущим навстречу человеком, население города несколько успокоилось. Война как бы отошла на второй план. Жизнь возвращалась в свое русло. Можно было снова предаваться развлечениям, ходить в театры.
Благодаря туману в Сычуани очень быстро растут овощи. Ярко-зеленые, крупные и сочные. Баоцин такие видел впервые. Дела у него шли весьма успешно. Зал всегда был полон. Сюлянь становилась все более популярной, публика устраивала ей овации и вела себя пристойно. Откуда было взяться поводам для беспокойства у хозяина труппы? В сезон туманов дела шли прекрасно. Однако такой огромный спектакль, как война, продолжался непрерывно в масштабах всей страны.
У Циньчжу все было по-старому, голос ее оставался сиплым, одевалась она так же пестро и безвкусно, что по-прежнему нравилось мужчинам и влекло их на представления. Семейство Тан, как и прежде, открывало глаза только при виде денег и постоянно скандалило. Теперь они не часто ходили к Фанам, а если и приходили, то только по делу: либо за своей долей, либо желая выжать некоторую сумму сверх положенного. Баоцин видел их насквозь. Он не любил иметь неприятности, поэтому первым делом решил разобраться во всем сам, ибо взаимные подозрения рано или поздно могли привести к скандалу.
Однажды Баоцин купил немного деликатесов и лично отнес их семейству Тан. Такие дорогие яства им вряд ли приходилось часто есть. Он с радушной улыбкой окликнул полную тетушку Тан:
– Тетушка, давно не виделись, как ваше здоровье? Я тут принес вам кое-что вкусненькое. Вам наверняка понравится.
Тетушка не собиралась принимать подарки. На ее мясистом лице не было даже намека на улыбку; голос звучал язвительно и обиженно.
– Мой добрый Баоцин, вы разбогатели. Разве мы, бедняки, осмелимся вас навестить!
Баоцин удивился:
– Мы-то с вами должны быть довольны. – Ему показалось это странным. – Мы с вами всего лишь артисты. То, что у нас есть чашка риса и мы сыты, уже неплохо. Миллионы людей голодают и не могут свести концы с концами!
У тетушки Тан уголки губ поползли вниз.
– Вам повезло. Вы человек сноровистый. А вот что касается нашего, так с него толку что с козла молока. Если бы он имел такую хватку, как вы, можно было бы создать собственную труппу и самим арендовать площадку. Как знать, может, он и впрямь так поступит, – Уголки рта у нее чуть приподнялись, и на лице появилось нечто вроде холодной усмешки.
– Имея такого мудрого помощника рядом, тетушка, – сказал Баоцин в тон, – мужчина в доме может сделать все что угодно. – Он быстро перевел разговор на какую-то мелкую и малозначащую тему. Он смеялся вместе с ней, шутил, всячески льстил, и в конце концов она сменила гнев на милость. Брови у нее распрямились, в глазах появилась улыбка. Улучив момент, Баоцин распрощался.
По пути домой он снова насупился. Огорчения следовали за ним, словно тень. Так бывало и прежде, когда ему везло. Если Тан Сые наберет несколько беженцев- актеров, то сможет благодаря Циньчжу создать собственную труппу. Она, конечно, долго не просуществует. Семейство Тан будет объегоривать своих же актеров, тетушка Тан будет на них орать, те будут страдать, и в итоге труппа распадется. Однако даже временная конкуренция была бы ударом по предприятию Баоцина.
Он обмозговал это дело со всех сторон и во всех деталях. Ему во что бы то ни стало нужна была твердая уверенность, что семейство Тан не будет ему вредить. Только тогда он сможет быть спокойным.
Однажды ночью после представления его вдруг осенило. Вопрос упирался в Сяо Лю. Вот бы сделать так, чтобы этот маленький аккомпаниатор перешел на его сторону, тогда выход был бы найден. Он оказался бы хозяином положения. Без Сяо Лю семья Тан труппу не соберет. Что же касается Циньчжу, то без аккомпаниатора и она не потянет. Связать бы крепко Сяо Лю, тогда можно будет не беспокоиться о конкуренции. Сначала он разузнал, есть ли среди беженцев музыкант- аккомпаниатор. От Чэнду до Куньмина таковых не нашлось. Таким образом, Сяо Лю и в самом деле оказался такой ценностью, которую нельзя было купить даже на золото.
