года опубликован издательством «Хайнеманн». В том же 1948 г. он трижды переиздавался. Канву романа писатель, по его словам, начал набрасывать еще во время войны, когда, будучи «офицером разведки, известной как МИ-6 или СИС», служил в Западной Африке, в одной из Британских колоний. «Резиденция» Грина находилась во Фритауне, «крышей» для него был полицейский участок, куда поступали из Лондона секретные телеграммы. Расшифровка телеграмм, ответы на них, донесения, которые Грин составлял добросовестно, хотя и ощущая себя не профессионалом, а любителем, «португальские суда с их контрабандными письмами и контрабандными алмазами», поездки в глубь страны — такова, по воспоминаниям писателя, была его жизнь в 1942–1943 гг., с очевидностью отразившаяся в «Сути дела». Дом, в котором Грин поселил Скоби, очень похож на тот, где жил сам автор. Закат солнца над Фритаунской бухтой, розовеющие в его свете дороги, описанные в романе, стали для Грина, как и для Скоби, «часом и местом», которые он любил больше всего.
Это было уже не первое пребывание писателя в Африке. В середине тридцатых годов он совершил путешествие в глубь «черного континента», оставив там, в Либерии, «свое сердце», о чем и рассказал в публицистической книге «Путешествие без карты» (1935). Роман «Суть дела» тоже проникнут своеобразным чувством к Африке, исключающим ее идеализацию и отвечающим грустно-скептическому взгляду Грина на человеческую природу (здесь она «не успела замаскироваться»). Однако в целом отношение автора к этому произведению сдержанное, и восторги читателей и критиков представляются ему преувеличенными. Возможно, причиной тому — раздражавшие Грина «унылые дебаты в католических журналах о том, получит Скоби прощение или будет проклят».
Писатель упрекает себя в «технических просчетах», из-за которых сместились акценты в изображении любовного треугольника: Элен получила «преимущество по сравнению с Луизой», в которой взгляд Скоби отмечает чаще всего неприятные черты; его точка зрения в романе остается «монопольной», мешая раскрытию авторского замысла. По свидетельству Грина, он стремился противопоставить подлинное сострадание (всегда предполагающее любовь) снисходительной жалости, которая «может быть выражением почти нечеловеческой гордости». Эта гордость и приводит героя к попытке «спасти от себя даже Бога».
Но субъективные намерения писателя, как видим, разошлись с их объективной реализацией, и участники любовной драмы (по намекам Грина, касавшейся в жизни его самого) обрели самостоятельную логику поведения, подчиняясь уже законам особого мира — мира Гринландии. Над этим понятием, сложившимся у критиков, писатель нередко иронизирует, однако силой своего художественного таланта он этот мир все-таки создает.
Архитектоника Гринландии, специфической, гриновской модели жизни, основывается в «Сути дела», как и в романе «Сила и слава» и более ранних произведениях, на типичной для творческой манеры писателя двуплановости конфликта — одновременно внешнего и внутреннего. Первый план чаще всего предстает как преследование героя, в данном случае скорее морально-психологическое (поведение Луизы, Уилсона, Юсефа, создающее вокруг Скоби атмосферу духовной несвободы, недоброжелательства, угрозы). Второй план конфликта — это разлад в душе героя (полицейского и католика!), постоянно осознающего ограниченность и узость, а также отвлеченность, абстрактность служебных инструкций, религиозных догм по сравнению с многообразием и сложностью жизни, с конкретностью людских переживаний, на которые не может не отозваться чуткое к человеческой боли сердце Скоби.
Сложность его положения усугубляется тем, что для католической веры характерно ощущение практического значения истин богословия; религиозные догматы имеют для верующего силу закона, определяющего его поведение. Известный русский философ Л. П. Карсавин в своем трактате «Католичество. Общий очерк» (Петроград, 1918) указывает на две основополагающие идеи этики католицизма — бесконечного милосердия и бесконечной справедливости Божьей. С идеей справедливости связано требование «соответствующего удовлетворения за каждый грех», а следовательно, «стремление быть скрупулезным, подсчитывая грехи и эпитимии», «мельчайшее и детальнейшее сопоставление людских грехов и искупительных страданий». Вместе с тем такой порядок — и католики гордятся им как особенно гуманным — позволяет согрешившему искупить свой проступок, очиститься, а в минуту слабости… снова поддаться греху, за который снова той или иной ценой можно получить прощение.
Но именно этот путь, предлагаемый ему добрым отцом Ранком, и отвергает Скоби. Он не может, даже на короткое время, ради отпущения грехов, отречься от Элен, за счастье которой принял на себя ответственность, и не хочет временным покаянием оскорбить Бога.
Как и в «Брайтонском леденце», «Силе и славе», критерием подлинной нравственности для героя выступает не соблюдение ортодоксальных принципов веры, а нарушение их во имя внутренней честности и способности пойти на жертву ради покоя и благополучия других людей. Недаром автор устами отца Ранка в конце романа утверждает, что именно погубивший свою душу Скоби по-настоящему любил Бога. Но этот светлый заключительный аккорд не снимает в целом глубоко трагичного звучания романа, который, хотя картины насилия в нем не столь очевидны, все же оставляет ощущение безысходности, возникающее в связи с тем, что Скоби, субъективно желая творить добро, творит и зло (гибель Али), поступается своей совестью, став игрушкой в руках Юсефа, с каждым днем все больше запутывается во лжи. И чем благороднее, чем самоотверженнее поступки Скоби (письмо к Элен, в котором он заявляет, что любит ее больше Бога), тем более непредвиденной и страшной оказывается за них расплата. Чтобы усилить безысходность, которая все более засасывает героя, Грин прибегает к приему удвоения, уподобления, дублирования ситуаций. Скоби дважды посещает португальский корабль, Луиза дважды будит его, чтобы идти к причастию, он дважды совершает смертный грех… И каждый второй этап, каждая повторяющаяся ситуация оказываются острее, драматичнее и требуют от героя большей жертвы, большей моральной уступки.
В чем же причина такого порядка вещей, при котором благородный человек начинает, как Скоби, ощущать себя «прокаженным», распространяющим вокруг губительную заразу? Ответа на этот вопрос в «Сути дела» нет, да он, пожалуй, и не ставится. Если в романе «Сила и слава» очевиден упрек политическому режиму, при котором человек приносится в жертву абстрактной идее, то изображение судьбы Скоби и его окружающих лишено четких социально-политических характеристик. Автор лишь мимоходом касается проблем, связанных с колониальной действительностью, с войной, развязанной фашизмом. Более того, порой он стремится принципиально их обойти. Характерен в этом отношении эпизод с гибелью пассажирского судна, ставшего жертвой фашистской подлодки. Устами одного из персонажей автор заявляет: «… в этой истории трудно найти виновных!» И война, и бесконечные конфликты, которые вынужден разбирать полицейский инспектор Скоби, и глубоко личные человеческие драмы — все это в мире Гринландии предстает как проявление изначальной дисгармоничности жизни, где благополучными могут быть лишь эгоистичные, духовно слепые люди, где никто до конца не может понять другого и никто не может устроить чужое счастье.
«Я страдаю — следовательно, я существую», — именно так, по словам ирландского писателя и критика О’Фаолена, можно выразить представление
