Старик посмотрел на него и задрожал всем телом.
— Не ожидали? — усмехнулся Квилп. — Ну что ж, оно и понятно. Итак, я вашу тайну открыл. Теперь я знаю, что все деньги, все ссуды и займы, которые вы от меня получали, все пошло на… сказать куда?
— Говорите! Говорите, если вам так уж хочется!
— На игорный стол! — сказал Квилп. — На игорный стол, к которому вас тянуло каждую ночь. Вот он, ваш вернейший способ разбогатеть, — правильно? Вот тайный кладезь наживы, куда я, с вашей помощью, чуть было не ухнул все свои деньги, если бы и вправду был таким простачком, за какого вы меня принимали! Вот она, ваша неиссякаемая золотая жила, ваш эльдорадо!
— Да, да! — крикнул старик, и глаза у него засверкали. — Так было. Так есть. И так будет, пока я жив!
— Подумать только! — сказал Квилп, смерив его презрительным взглядом. — Кто меня провел? Жалкий картежник!
— Я не картежник! — гневно крикнул старик. — Призываю небо в свидетели, что я никогда не играл ради собственной выгоды или ради самой игры! Ставя деньги на карту, я шептал имя моей сиротки, молил у неба удачи… и так и не дождался ее. Кому оно слало эту удачу? Кто они были, мои партнеры? Грабители, пьяницы, распутники! Люди, которые проматывали золото на дурные дела и сеяли вокруг себя лишь зло и порок. Мои выигрыши оплачивались бы из их карманов, мои выигрыши, все до последнего фартинга, пошли бы безгрешному ребенку, скрасили бы его жизнь, принесли бы ему счастье. Если бы выигрывал я, разврата, горя и нищеты стало бы меньше на свете! Кто не загорелся бы надеждой на моем месте? Скажите, кто не лелеял бы ее так, как я?
— Когда же вы поддались этому безумству? — спросил Квилп уже не таким насмешливым тоном, ибо отчаяние и горе старика поразили даже его.
— Когда поддался? — повторил тот, проводя рукой по лбу. — Да… когда же это было? Ах! Когда же, как не в те дни, когда я впервые понял, что денег скоплено мало, а времени на это ушло бог знает сколько, что жизнь моя подходит к концу и после моей смерти Нелл будет брошена на произвол суровой судьбы — и с чем? С какими-то жалкими грошами, которые не уберегут ее от несчастий, всегда подстерегающих бедняков. Вот тогда я впервые и напал на эту мысль.
— После того как вы попросили меня отправить вашего милейшего внука за море? — спросил Квилп.
— Да, вскоре после этого, — ответил старик. — Я думал долгие месяцы, и эти думы не давали мне покоя даже во сне. Потом начал играть… Игра не доставляла мне никакой радости, — впрочем, я и не искал ее. Что мне дали карты, кроме горя, тревожных дней и бессонных ночей, кроме потери здоровья и душевного покоя?
— Значит, вы проиграли сначала все свои сбережения, а потом явились ко мне? Я-то думал, что вы нашли путь к богатству, поверил вам! А вы катились к нищете! Ай-ай-ай! Но ведь ваши долговые записки у меня в руках, а кроме того, и закладная на… на лавку и имущество. — Квилп встал со стула и огляделся по сторонам, проверяя, все ли здесь на месте. — Но неужели вам ни разу не повезло?
— Ни разу! — простонал старик. — Все проиграно!
— А я думал, — с издевательской усмешкой продолжал карлик, — что если играть упорно, так в конце концов будешь в выигрыше или по крайней мере не продуешься в пух и прах.
— Это истина! — вне себя от волнения воскликнул старик, сразу воспрянув духом. — Незыблемая истина! Я сразу же это почувствовал, я знаю, что так бывает, и сейчас верю в это всей душой! Квилп, три ночи подряд мне снится один и тот же сон: будто я выиграл, и выигрыш каждый раз один и тот же. А раньше таких снов не было, как я ни призывал их к себе! Не оставляйте меня, когда счастье так близко! Вы единственное мое прибежище! Помогите мне, не губите этой последней надежды!
Карлик пожал плечами и покачал головой.
— Квилп! Добрый, благородный Квилп! Вот посмотрите! — Старик дрожащей рукой вынул из кармана какие-то бумажки и схватил карлика за плечо. — Вы только взгляните! Эти цифры — плод сложнейших расчетов и долгого, нелегкого опыта. Я должен выиграть, Квилп. Только помогите мне, дайте хоть немного денег, фунтов сорок, не больше!
— Последний раз вы заняли семьдесят, — сказал карлик. — И спустили все за одну ночь.
— Да, да! В ту ночь мне особенно не везло, и тогда время еще не приспело! Квилп, подумайте, — говорил старик, и бумажки дрожали у него в руках, точно на ветру, — подумайте о сиротке! Будь я один, я с радостью принял бы смерть; может, даже поторопил бы судьбу, которая так неровно распределяет свои дары, приходит к гордецам и счастливцам и сторонится убогих, тех, кто в отчаянии призывает ее. Но я пекусь о своей сиротке. Помогите мне ради Нелли, умоляю вас! Только ради Нелли — мне самому ничего не нужно!
— К сожалению, у меня дела в Сити, — сказал Квилп, с невозмутимым видом вынимая часы из кармана, — а то я посидел бы у вас еще с полчасика, пока вы не успокоитесь, с удовольствием посидел бы.
— Квилп, добрый Квилп! — задыхаясь, прошептал старик, удерживая карлика за полы сюртука. — Мы с вами столько раз говорили о ее несчастной матери. Может быть, с тех пор я и стал бояться, что Нелли тоже ждут лишения. Подумайте об этом и не будьте жестоки! Вы же только наживетесь на мне! Дайте денег, не лишайте меня последней надежды!
— Нет, право не могу, — с необычной для него вежливостью ответил Квилп. — Но подумайте, как это поучительно: оказывается, даже самый проницательный человек и тот может попасть впросак! Знаете, вы меня так провели своим скромным образом жизни. Никого у вас в доме нет, только Нелли…
— Я же старался скопить побольше денег! Старался умилостивить судьбу и добиться от нее щедрой награды! — Да, теперь-то все понятно, — сказал Квилп. — Но я вот о чем говорю: вас считали богачом, и вы так меня провели своей скаредностью и уверениями, будто ваши прибыли втрое и вчетверо окупят проценты по ссудам, что я дал бы вам под расписку любую сумму, если бы не узнал ненароком вашу тайну.
— Кто же выдал ее? — в отчаянии воскликнул старик. — Ведь я был так осторожен! Кто он, этот человек, назовите его!
Хитрый карлик сообразил, что, указав на девочку, он ничего от этого не выиграет, так как тогда ему придется открыть и свою уловку, и вместо ответа спросил: — А вы сами на кого думаете?
— Наверно, Кит, больше некому! Он выследил меня, а вы его подкупили — да?
— Как вы догадались? Да, это был Кит. Бедный Кит! — соболезнующим тоном сказал карлик. Он дружески кивнул старику на прощанье, а выйдя на улицу, остановился и оскалил зубы в ликующей улыбке.
— Бедный Кит! — пробормотал Квилп. — Кажется, Этот самый Кит и сказал, что таких страшных карликов и за деньги не увидишь? Ха-ха-ха! Бедный Кит!
И с этими словами он зашагал прочь, не переставая посмеиваться.
Приход и уход Дэниела Квилпа не остался незамеченным. Наискось от лавки старика в тени подворотни, ведущей к одному из многих переулков, которые расходились от большой проезжей улицы, стоял некто, занявший эту позицию еще в сумерках и, по-видимому, обладающий неистощимым терпением и привычкой к долгим часам ожидания. Прислонившись к стене и почти не двигаясь часами, он покорно ждал чего-то и собирался ждать долго, сколько бы ни понадобилось.
Этот терпеливый наблюдатель не привлекал к себе внимания прохожих и столь же мало интересовался ими сам. Его глаза были прикованы к одной точке — к окну, около которого девочка сидела вечерами. Если он и отводил взгляд в сторону, то лишь на секунду, чтобы посмотреть на часы в ближней лавке, а потом с удвоенной сосредоточенностью обращал его к тому же окну.
Мы сказали, что этот некто, притаившийся в своем укромном уголке, не проявлял ни малейших признаков усталости, и так оно и было на самом деле, хотя он дежурил здесь уже не первый час. Но по мере того как шло время, этот некто начинал недоумевать и беспокоиться и поглядывал на часы все чаще и чаще, а на окно все грустнее и грустнее. Наконец ревнивые ставни скрыли от него циферблат, на колокольне пробило одиннадцать, потом четверть двенадцатого, и только тогда он убедился, что дальше ждать бесполезно.
О том, сколь огорчителен оказался такой вывод и сколь неохотно подчинился ему этот неизвестный нам человек, можно было судить по его нерешительности, по тому, как, покидая свой укромный уголок, он то и дело оглядывался через плечо и быстро возвращался назад, лишь только изменчивая игра света или негромкий стук — чистейший плод воображения — наводили его на мысль, что кто-то осторожно приподнимает створку все того же окна. Но вот, окончательно отказавшись от дальнейшего ожидания, незнакомец с места в карьер бросился бежать, точно гоня себя прочь отсюда, и даже ни разу не оглянулся на бегу, из страха, как бы не повернуть обратно.
Этот таинственный человек без всякой передышки промчался во весь опор по лабиринту узких улочек и переулков и, наконец, завернул в маленький квадратный двор, мощенный булыжником. Здесь он сразу сбавил ходу, подошел к небольшому домику, в окне которого горел свет, поднял щеколду на двери и распахнул ее.
