вами то же не о чем разговаривать, Зернилов, но приходится. Так как вы уже на взводе, я попытаюсь втолковать вам, что конкретно мне нравится. Вы, товарищ писатель, являетесь приверженцем самой консервативной группы творцов, которые считают, что они будто миссии снисходят до читателя и дарят им частичку своей души. Как глупо. Как банально. Зернилов, поймите, мы живем в эпоху сумбура. В эпоху постоянно меняющихся условий. Весь мир театр, и люди в нем актеры, но, если декорации поменялись, нужно и костюм сменить, верно?
— То есть, по-вашему, Пушкин и Лермонтов тоже?
— Нет, не тоже. Вы меня слушаете вообще? В нашу эпоху. Когда жили эти писатели, большинство даже читать не умело, а профессиональной литературы, вообще как таковой, не существовало. Но в наше время все грамотны, и очень много писателей пытающиеся возвеличить себя над остальными. И как найти алмаз среди этого шлака? А я вам отвечу: работать, работать и работать, Профессиональный писатель — это не гений, это фабричный работник, который круглосуточно штампует высококачественные произведения. Он изнемогает, не спит ночами, но он не сдается, а делает и делает свою работу, когда же он выполнит, он возьмёт новое произведение. Зернилов, творчество — это не дар, а продукт. Плод воображения, который целенаправленно создает иллюзию, чтобы люди, очарованные этой выдумкой, поверили в нее и пережили все, что вы старались донести. Книга — это средство манипуляции, оружие чудовищной силы незримой глазу, и вы так бесталанно к ней относитесь. Если вы не способны работать как стахановец, то идите-ка вы из профессиональной литературы подальше, хоть в туже критику.
— Я ни за что не перейду на эту скользкую дорожку. Поливать всех авторов грязью не мое занятие.
— А вы зря так говорите Зернилов. Мы критики своеобразные санитары литературы. Мы съедаем слабых, и оставляем сильных.
— Вы хотели сказать падальщики? — улыбнулся Виктор.
— Говорите как хотите, мне все равно. Если подвести все, что я сказал, можно ограничится одной фразой: «Зернилов, вы больше не работоспособны». И мне плевать, что вы были лауреатом Нобелевской премии пять лет назад. Если вы не можете долго поддерживать высокий уровень, то лучше не позорится и просто уйти.
— Да, что вы, черт побери, такое несете!? — истеричным голосом завопил писатель. И куда мне стоит податься по-вашему?
— Я уже вам сказал свое мнение — хладнокровно отрезал Лифанов. У вас достаточно опыта, что б стать критиком или хотя бы редактором. Ну, а если вам из этого ничего не нравится, то идите, пожалуйста, в огород и выращивайте капусту!
Произошла минутная пауза. Зрители были в явном смущении от такого жесткого разговора двух гигантов литературного мира.
Тишину развеял робкий взмах руки юноши — Виктора.
— Да, Рассудов я вас узнал. Слушаю — усталым от напряжения голосом пробормотал писатель. Хотите меня так же втоптать в грязь, как и Лифанов?
— Нет, что вы! НАОБОРОТ, Я ХОЧУ ПОХВАЛИТЬ ВАС ЗА ЭТОТ СБОРНИК. Не знаю, как многим, но мне ваша презентация очень понравилась, а когда вы прочитали одну из своих работ у меня перехватило дыхание. Но все же есть пару аспектов у Лифанова с которыми я согласен.
— И какие же? — удивленно спросил писатель. — Я, конечно, не литератор, но, по-моему, абсолютно все профессиональные работы не для себя, а для публики, что бы та могла оценить талант создателя.
И если этот автор очень сильно популярен, то и спрос на его произведения будет высокий. А потому….
— Куй железо пока горячо?
— Да — да. Все верно.
— Но вы же понимаете, что человек не машина, чтобы работать будто конвейер.
— Вот к этому я и веду. Ведь, по сути, творческие работы — это продукт. Творчество подчиняется особым канонам и правилам, а потому я не вижу ничего запретного, чтобы его простите за выражение «штамповать».
А если работы будут хорошими, то ничего опасного в этой периодичности. К тому же можно установить сроки.
— Рассудов, не ворошите осиное гнездо- грозно сказал Зернилов. — В самом начале вы сказали, что не являетесь литератором. Так вот, и не влезайте в это пожалуйста. Своей деятельностью, вы понимаете какой, вы уничтожаете самое сакральное, что есть в творчестве — тайну.
Литературу, да и вообще культуру в частности, нельзя, ни в коем случае позиционировать, как продукт. Люди любят ее не за это.
— Так ли это? Почему же тогда роман нейросети EXPERIENCC стал бестселлером? Она же, по-вашему, безумная программа.
— И до сих пор я так считаю — ядовито прошипел озлобленный писатель. Это большая ошибка, что человечество пошло не по той тропе, вот увидите, они потом откажутся от всего этого.
— Вы летаете в облаках, по-моему, Виктор. Я даже не знаю, как вас переубедить.
И тут Лифанов, накопив в себе достаточно злости, решил еще раз заявить о своей важности и на весь зал прокричал:
— А пусть тогда этот спорт разрешат люди! Да-Да. Вы не ослышались, — критик слегка сбавил тон.
— Если вы не можете решить все на словах, то попробуйте на деле. Пусть каждая из двух сторон напишет произведение за месяц, и чье творение понравится публике больше, та точка зрения будет считаться верной.
— Звучит заманчиво- зычно, но тихо протянул юноша, если только господин Зернилов захочет.
— Виктор, прошу не ведись на провокацию, взмолился Андрей. — Они просто хотят тебя опозорить, ничего более.
— Я согласен — стальным голосом произнес Виктор. — Но учтите, я борюсь не за себя, а за все литературное творчество человечества! Все писатели, боятся твоей нейросети, Рассудов.
Она обрекает на гибель всю касту творцов. И если все боятся протестовать этому открыто, то пуская я буду козлом отпущения, но за свою правду поборюсь!
— Ну вот и славненько- сказал Лифанов, потирая от удовольствия руки.
Значит, что я предлагая. Через неделю, в этом же зале, мы соберемся вновь, чтобы решить в каком жанре будут написаны работы. На встречу можно не приходить, но тогда не пришедшая сторона официально будет признана проигравшей.
— Лифанов со злорадной ухмылкой посмотрел на Зернилова, а затем продолжил речь.
Если же обе стороны придут и договорятся о жанре, то с этого момента начинается состязание, которое продлится месяц, с начала заключения условий.
Через месяц участники приходят с готовыми работами и по системе голосования избирается лучшая работа.
Если верх одержит Зернилов, то тогда нейросети будут запрещены для использования в сфере культуры.
Если же одержит победу Рассудов, то тогда Зернилов закончит свою писательскую карьеру.
— И шепотом добавил: «Будет пахать свои огороды». Публика в зале рассмеялась.
— Напоминаю, если одна из сторон не
