Если бы столичный житель по какому-то срочному делу отправился в Восточные горы и, уже достигнув цели, вдруг подумал, что, пойди он в Западные горы, толку, вероятно, было бы гораздо больше, он должен, повернув от ворот, направиться в Западные горы. Иные думают так: «Уж раз я добрался сюда, то первым делом расскажу о своей цели. Ну, и так как срок мне не заказан, то насчет того дела, что в Западных горах, я решу, вернувшись домой». От этих мыслей — минутная распущенность, а стало быть, и распущенность всей жизни. Этого нужно опасаться.
Если задумаешь непременно совершить одно дело, то нечего жалеть, что отвергаешь остальные. Не надо стыдиться и людских насмешек. Не пожертвовав десятью тысячами дел, невозможно совершить одного значительного.
Как-то при большом собрании людей один человек сказал:
— Вот говорят: масуо-но сусуки и масоо-но сусуки — мискант с красной метелкой. Как правильнее сказать, знает со слов своего наставника мудрец из Ватанобэ.[249]
В этот момент шел дождь, и закононаставник Торэн,[250] который сидел здесь же, услышав эти слова, проговорил:
— Наверное, у кого-нибудь есть соломенная накидка и широкополая шляпа. Одолжите их мне! Я отправлюсь к мудрецу из Ватанобэ и попрошу научить меня, как правильно называть этот мискант.
— К чему такая спешка, — сказали ему, — вот перестанет дождик… — но закононаставник заявил в ответ:
— Так вы изволили сказать, что не к спеху? Но станет ли ждать вёдра жизнь человеческая? А если и я умру, и мудрец оставит этот мир, у кого же тогда вы осведомитесь об этом? — И, не теряя времени, он вышел из помещения, отправился к мудрецу и узнал у него, что хотел.
Так мне рассказали, и я посчитал это восхитительным и редкостным.
В сочинении, называемом «Беседы и суждения», тоже сказано: «Когда человек расторопен, успех ему обеспечен». Как Торэн, у которого возникли сомнения, пожелал узнать название мисканта, так же надо стремиться познать причины и возможность достижения просветления.
Вы думаете: «Сегодня я займусь таким-то делом», но тут возникает какая-то другая неотложная работа, вы начинаете заниматься ею, и с тем проходит весь день. Тому, кого вы ждали, что-то помешало, а человек, которого вы и не думали просить, является; то, что вы надеялись сделать, не делается, зато вы с успехом выполняете работу, о которой и не помышляли. То, за что вы беспокоились более всего, не представило трудности, а дело, которое казалось легче легкого, оказывается очень хлопотным. То, что происходит с вами день за днем, совершенно не похоже на то, что было задумано. И так весь год. И точно так же всю жизнь.
Можно подумать, что все наши планы не сбываются. Но это не так: кое-что все-таки само по себе делается, как задумано, однако установить достоверно, что именно, трудно. Непреходящая истина — понять, что все неустойчиво.
Не годится мужчине обременять себя женой. Отрадно слышать слова вроде: «Он постоянно одинок». А для того чтобы презирать человека, нет ничего хуже, чем услышать о нем: «Такой-то пошел в зятья» — или: «Взял такую-то в жены, и теперь они живут вместе».
О мужчине часто говорят с пренебрежением: «Ничем не приметную женщину считает, наверное, премиленькой и связал с нею свою судьбу», а если она хорошенькая, обычно судят так: «Эту, должно быть, муж лелеет и дрожит на нею, как над домашним Буддой. Да, по правде сказать, оно и похоже».
Еще более печально, когда женщина заправляет всеми делами в доме. Горько видеть, как ребенку, что появляется на свет, она отдает всю свою любовь. А если посмотреть на женщину, которая после смерти мужа постриглась в монахини, постарела, то кажется, что и до смерти мужа она была жалкой.
Как бы хороша ни была женщина, но попробуй жить с нею с глазу на глаз с утра до ночи — и к ней не станет лежать сердце, ты возненавидишь ее. Да и для женщины это ни то ни се. А если жить отдельно, время от времени ненадолго наезжая к ней, то пусть пройдут месяцы и годы, привязанность никогда не исчезнет. Должно быть, испытываешь редкой силы чувство, когда заглянув к ней на минутку, остаешься ночевать.
Человек, утверждающий, что с приходом ночи все предметы теряют вид, достоин глубокого сожаления. Внутренняя красота, великолепие вещей во всей красоте проявляется только по ночам. Днем надо выглядеть просто и скромно, а ночью лучше одеваться пышно и ярко.
Внешность человека, если она и так хороша, при ночном освещении во сто крат лучше, а самый обыкновенный голос, если он слышится в сумраке ночи, возбуждает интерес, он прекрасен. И ароматы, и звуки природы по-настоящему прекрасны лишь в ночные часы.
Поистине бесподобно платье человека, что навещает вас за полночь, даже если ночь самая обыкновенная. Молодежь, то есть люди, которые на все обращают внимание и присматриваются друг к другу, не делает скидок на время суток, и потому даже ночью, когда уж, казалось бы, человек должен быть совсем непринужденным, она стремится строго следить за своей внешностью, не меньше, чем среди бела дня. Красивый мужчина с наступлением сумерек принимается делать прическу, а женщина с приходом глубокой ночи встает с постели, берет в руки зеркало, приводит в порядок лицо и выходит из дому. Это приятно.
К богам или Будде хорошо приходить ночью по тем числам, когда там нет людей.
Невежда любит судить о других и полагает, что он не ниже их по способностям, но куда ему до этого! Дурак, который достиг большого мастерства в одной, например, только игре в го, видя, как умный человек беспомощен в этом искусстве, делает вывод, что тому вообще не тягаться с ним. И так в любой отрасли знаний: нет большей ошибки, чем считать, будто ты выше другого потому лишь, что он не знает тонкостей твоей специальности.
Если монах-книжник и отшельник-созерцатель посмотрят друг на друга придирчиво и один о другом подумает, что ему-де до меня далеко, оба они одинаково не правы. Того, что выходит за границы известного тебе, оспаривать нельзя и осуждать не годится.
В оценке, которую дает людям совершенно мудрый человек, ни малейшей ошибки быть не может.
Возьмем такой пример: допустим, кто-то перед всем честным народом несет заведомый вздор и обманывает людей. Есть люди, которые легко попадаются на его удочку и охотно верят, что он говорит сущую правду. А некоторые начинают верить ему настолько сильно, что старательнейшим образом раздувают эту ложь еще больше. Есть и такие, которым все безразлично, и они все слухи пропускают мимо ушей. Другие же, заподозрив, что здесь что-то неладно, думают про себя: «Вроде бы и поверить нельзя, и не верить нельзя».
А еще бывают люди, которые заглушают свои сомнения, полагая, что раз уж люди говорят, то вполне может статься, что так оно и есть. Иные же, лишь смутно кое о чем догадываясь, уже делают знающий вид и с умной миной кивают головами, понимающе ухмыляются, а сами ровным счетом ничего не знают. Кроме того, встречаются люди, которые, строя разного рода предположения, то вдруг думают, что может случиться и такое, то начинают сомневаться: возможно, мол, что это и ошибка.
Случаются и такие, кто, всплеснув руками, рассмеется: «Ну, а что в этом особенного!» А некоторые, несмотря на то что все досконально знают, ни словом об этом не обмолвятся; их не терзают сомнения, но они и не станут издеваться над лгунишкой, а точно так же, как и те, кто ни о чем не подозревает, пойдут его слушать. Иногда попадаются люди, которые с самого начала знают истинную цель этой лжи, но не пошевелят и пальцем, чтобы помешать ей, даже наоборот, всей душой сочувствуют тому, кто плетет небылицы, стараются помочь ему в этом.
Когда человек знающий слышит даже шутовские побасенки дурачков, то и по словам его, и по выражению лица можно понять, что он понимает все до мелочей. Более того, можно утверждать, что умудренный человек видит нас, заблудших, так, как видят предметы, лежащие на ладони.
Однако с подобными догадками не годится доходить до критики буддийских повествований.
Некий человек, проходя по тракту Кога-наватэ, с удивлением обнаружил, что мужчина, одетый в косодэ[251] и широкие шаровары, старательно моет в воде рисового поля деревянную статуэтку бодхисаттвы Дзидзо. Тем временем откуда-то появились два или три человека, одетых в охотничьи платья, и с возгласом: «О, да вы здесь!» — увели того незнакомца. Оказалось, что это был сиятельный министр двора Кога.[252]
А во времена душевного равновесия это был человек замечательный, достойный всяческого уважения.
Когда священный ковчег, принадлежащий храму Тодайдзи, собрались из святилища Вакамия, что входит в состав Восточного храма,[253] вернуть на место, с ним отправились вельможи и сановники из рода Минамото. И тут господин Кога, который был тогда генералом, выехал вперед и принялся криками разгонять толпу перед процессией.
