Морщины хозяина расплылись в любезной улыбке, и не только его сердце, но даже мешок затрепетал от надежды.
– Сколько я вам должен?
– Во-первых, за квартиру – за три месяца по двадцать пять франков, итого семьдесят пять франков.
– Совершенно верно,– заметил Родольф.– И еще?
– Еще за три пары штиблет по двадцать франков.
– Постойте, постойте, господин Бенуа, не следует смешивать разные вещи! Тут я уже имею дело не с хозяином, а с сапожником… Это уже другой счет. Цифры – вещь не шуточная, не сбивайте меня с толку.
– Будь по-вашему,– согласился господин Бенуа, обольщенный надеждой, что ему наконец удастся получить долг.– Вот отдельный счет за обувь. Три пары штиблет по двадцать франков, итого – шестьдесят франков.
Родольф бросил жалостливый взгляд на пару стоптанных штиблет.
– Увы, даже если бы они побывали на ногах Вечного Жида – и то не пришли бы в столь плачевное состояние. А ведь они так износились от беготни за Марией!… Продолжайте, господин Бенуа…
– Итак, шестьдесят франков,– повторил тот.– Затем взято взаймы двадцать семь франков.
– Минутку, господин Бенуа. Мы условились: каждому святому своя свеча. Взаймы вы мне дали как друг. Поэтому забудем про обувь и перенесемся в область доверия и дружбы,– она требует особого счета. Какой цифры достигло ваше расположение ко мне?
– Двадцати семи франков.
– Двадцати семи франков? Дешево же вам достался друг, господин Бенуа! Итак, мы насчитали: семьдесят пять, шестьдесят и двадцать семь… Итого?
– Сто шестьдесят два франка,– господин Бенуа, подавая Родольфу три счета.
– Сто шестьдесят два франка, – вздохнул Родольф.– Просто невероятно! Какая прекрасная вещь счет! Итак, господин Бенуа, раз теперь все подсчитано, мы оба можем быть совершенно спокойны. Достигнута полная ясность. Через месяц я попрошу у вас расписку, а так как за это время ваше доверие и дружба ко мне только возрастут, вы предоставите мне, в случае надобности, новую отсрочку? А если хозяин и сапожник будут уж очень настаивать, я попрошу своего друга уговорить их. Удивительное дело, господин Бенуа, стоит мне только подумать о вашем тройственном облике – хозяина, сапожника и друга, как я начинаю верить в святую троицу.
От слов Родольфа лицо хозяина гостиницы пошло багровыми, зелеными, желтыми и белыми пятнами, и при каждой новой насмешке эта радуга становилась все ярче и ярче.
– Я не позволю над собой издеваться, сударь! – сказал он.– Довольно уж я ждал. До свидания, а если вы к вечеру не принесете денег… то берегитесь!
– Денег! Денег! А я у вас разве прошу денег? – ответил Родольф.– Впрочем, даже если бы они у меня и были, я бы вам их не дал… Расплачиваться в пятницу – дурная примета.
Негодование господина Бенуа достигло ураганной силы, и не будь мебель его собственностью, он, несомненно, вдребезги разбил бы что-нибудь.
Он ушел, изрыгая угрозы.
– Мешок забыли!– крикнул ему вслед Родольф.
– Ну и занятие! – прошептал несчастный юноша, оставшись в одиночестве.– По-моему, тигров укрощать и то легче! Однако мне нельзя оставаться здесь,– продолжал он, вскочив с постели и поспешно одеваясь.– Нашествие союзников будет продолжаться. Надо бежать, более того – надо где-нибудь позавтракать. Не заглянуть ли к Шонару? Попрошу у него чего-нибудь поесть и заодно позаимствую несколько су. Ста франков мне, пожалуй, хватит… Итак, к Шонару!
На лестнице Родольф наткнулся на господина Бенуа, судя по тому, что его мешок, истинное произведение искусства, был пуст, он потерпел такую же неудачу и с другими жильцами.
– Если меня будут спрашивать, скажите, что я уехал в деревню… на Альпы…– бросил ему Родольф.– Впрочем, нет! Лучше скажите, что я отсюда съехал.
– Я скажу то, что есть,– многозначительно буркнул господин Бенуа.
Шонар жил на Монмартре. Значит, Родольфу предстояло пройти через весь Париж. Это дальнее странствие было чревато всевозможными опасностями.
«Сегодня улицы вымощены кредиторами»,– размышлял он.
Тем не менее он не пошел по кольцу опоясывающих Париж бульваров, как собирался. Напротив, какая-то шальная надежда побудила его смело направиться через столь опасный центр города. Родольфу подумалось, что в день, когда на спинах кассиров по улицам разгуливают миллионы франков, быть может, какая-нибудь тысячефранковая ассигнация валяется на тротуаре, поджидая своего Венсана де Поля. Поэтому Родольф шел не спеша, устремив взор на землю. Но попались ему всего лишь три шпильки.
Через два часа он добрался до Шонара.
– А! Это ты! – воскликнул музыкант.
– Я. Пришел закусить.
– Пришел невпопад, дорогой мой. Только что вошла ко мне моя приятельница, мы с ней не виделись целых две недели. Что бы тебе явиться минут на десять раньше…
– Так дай мне сотню франков взаймы,– продолжал Родольф.
– Ну вот! И ты туда же! – ответил Шонар, вне себя от изумления.– Требуешь денег! Ты что же – заодно с моими недругами?
– Я верну в четверг.
– После дождика? Дорогой мой, ты, верно, забыл, которое сегодня число. Ничего не могу для тебя сделать. Но не отчаивайся, впереди еще целый день. Ты еще можешь повстречать Провидение, оно встает не раньше двенадцати.
– Ну, у Провидения достаточно забот и без меня, ему надо накормить всех птичек,– отвечал Родольф.– Пойду к Марселю.
Марсель жил тогда на улице Бреда. Когда Родольф вошел к художнику, тот с грустью любовался своей монументальной картиной, которая должна была изображать переход евреев через Чермное море.
– Что с тобою?– его Родольф.– Ты как будто сам не свой.
– Увы, у меня уже двадцатые сутки продолжается страстная неделя,– ответил художник, прибегая к аллегории.
Для Родольфа ответ был ясен как день.
– Селедка и редька? Понимаю. Помню.
И в самом деле, у Родольфа было еще солоно на душе от воспоминаний о времени, когда он поневоле питался одной селедкой.
– Черт возьми! Проклятье! Дело дрянь,– промолвил он.– А я собирался занять у тебя сто франков.
– Сто франков! – вскричал Марсель.– Ну и чудак! Просить такую сказочную сумму в день, когда всякий порядочный человек сидит на мели! Ты что, гашиша наглотался?
– Увы, я вообще ничего не ел,– Родольф. И он оставил приятеля на берегу Чермного моря.
С полудня до четырех Родольф поочередно брал курс на все знакомые дома, он обегал полгорода, прошел по меньшей мере восемь лье, но все безуспешно. Пятнадцатое число давало себя знать решительно всюду, между тем приближалось обеденное время. Но обед, судя по всему, не приближался, и Родольфу стало мерещиться, будто он находится на плоту «Медузы».
На мосту Пон-Неф его вдруг осенила мысль.
– Да что же это я! – вспомнил он и повернул обратно.– Ведь сегодня пятнадцатое апреля! Пятнадцатое апреля! У меня ведь на сегодня приглашение к обеду!
Он пошарил в кармане и вынул карточку, где было напечатано:
Застава Ля-Виллет.
«Великий победитель». Зал на 300 персон. 15 апреля 184… года.
Годичный банкет в честь дня рождения
Мессии Человечества.
Пропуск на одного человека.
Внимание!
Пропуск дает право лишь на полбутылки вина!
«Я не разделяю убеждений учеников Мессии… но охотно разделю с ними трапезу»,– подумал Родольф. И он стремительно, как на крыльях, преодолел расстояние, отделявшее его от заставы.
Когда он примчался к «Великому победителю», там уже собралась огромная толпа… В зале, рассчитанном на триста человек, набилось по крайней мере пятьсот. Перед взором Родольфа до самого горизонта тянулась лента из телятины с морковным гарниром. Наконец подали суп.
Гости только было поднесли ложку ко рту, как пятеро штатских и несколько полицейских во главе с комиссаром ворвались в зал.
– Господа,– объявил комиссар,– по распоряжению начальства банкет запрещен. Предлагаю разойтись.
– Что за досада! – говорил Родольф, выходя вместе с остальными.– Злой рок у меня под самым носом расплескал суп!
Он уныло поплелся домой и пришел к себе около одиннадцати.
Господин Бенуа его поджидал.
– А, наконец-то! – воскликнул хозяин.– Вы не забыли того, что я сказал вам утром? Принесли деньги?
– Я должен получить их ночью, а вам отдам завтра утром,– отвечал Родольф и стал искать в швейцарской свои ключ и свечку. Но их там не оказалось.
– Очень сожалею, господин Родольф, но вашу комнату я сдал, а свободной у меня нет,– господин Бенуа.– Придется вам поискать пристанища в другом месте.
Родольф был человек мужественный, и перспектива провести ночь под открытым небом не пугала его.
В крайнем случае, если погода испортится, можно переночевать в литерной ложе «Одеона», как это ему уже случалось. Но он решил потребовать у господина Бенуа свои вещи, каковые состояли из связки рукописей.
– Что правильно, то правильно,– ответил хозяин,– имущество ваше я не имею права задерживать. Оно осталось в комнате. Если особа, которая в ней поселилась, еще не спит, мы можем туда войти.
