на землю и отталкиваю от магии, летящей прямо на нее. Слишком медленно. Молния бьет по нам, сначала задевая мой бок, и хватается за золотую цепочку на шее Пейдж. Магия проходит по всей поверхности металла и наконец исчезает.
Я чувствую, как Пейдж дрожит. Отползаю от нее и ложусь в стороне.
На шее под цепочкой у нее проступает ожог. Она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, а затем отворачивается. Грудь у нее краснеет. Так всегда происходит, когда она смущена.
На меня накатывает воспоминание. Впервые я заметила смущение Пейдж, когда мы готовились к экзамену по истории в моей комнате в Летнем доме. Мы лежали на кровати, учебники раскрыты, по простыне разбросаны фломастеры и ручки, и вдруг Пейдж сказала, что никогда не целовалась.
Сказала неожиданно. Я удивилась. Она всегда была такой уверенной в себе, спокойной, но от ее ранимости в голосе что-то сжалось внутри меня. Тут нечего было стесняться. Пейдж ни с кем никогда не встречалась просто потому, что не могла найти достойную пару. В этом я хотела быть похожей на нее.
И вот она сидела на моей кровати, волосы каскадом спадали на плечи. Она доверилась мне, смахнула свою холодную маску и показала мне скрытую в ней нежность. Алые пятна покрыли ее белую кожу и слились с цветом моих волос.
– Поцелуешь меня? – спросила она.
Сначала я подумала, какой смелый вопрос. Была ли я когда-нибудь такой же смелой? Мне хотелось подражать Пейдж.
А потом я подумала, что очень хочу поцеловать ее.
Когда наши губы впервые соприкоснулись, я поняла, что пути назад нет.
И два месяца мы двигались только вперед.
Мистер Донован бросается к нам, но я не шевелюсь, думая о поцелуе Пейдж и о ней самой, лежащей на земле. Меня всю трясет от ужаса, когда я осознаю то, что случилось пару минут назад. Все могло кончиться куда хуже.
– Ты цела, – шепчу я.
Не раздумывая, беру ее за руку.
Она смотрит на мою руку, потом на меня и снова на руку.
Ее голова запрокидывается, и Пейдж теряет сознание.
«Никогда не думала, что перемены несут что-то скверное, пока однажды мне не возразили те, кто так гордился своим постоянством».
– Всему свое время
Пейдж лежит на узкой койке в медкабинете. На шее небольшой ожог от молнии, попавшей в цепочку. По иронии судьбы, кулон на цепочке, который ей давным-давно подарила Никки, сделан в виде молнии.
У меня тоже есть подобный кулон. И Никки похоронили с такой же подвеской.
Я сижу на стуле рядом с Пейдж. На левом боку, по которому прошлась молния, у меня похожий ожог. Перед глазами стоят образы родителей и Никки. Я все время думаю, как легко могла погибнуть Пейдж.
Я опасна для близких, и мне не стоит забывать об этом, даже на миг.
В кабинет заходит медсестра и протягивает нам крем от ожогов. Больше, по сути, ничего и не надо. Все обошлось. Молния не попала в саму Пейдж, а меня едва задела. Нам повезло. Но, вспоминая, как Пейдж трясло, я понимаю, что совсем не могу управлять своей силой, и мне становится дурно.
– Не надо, – говорит Пейдж.
Даже лежа на больничной койке с запутавшейся травой в волосах, она не теряет силы духа.
– Чего не надо?
– Жалеть себя.
Я тут же хочу оправдаться, но сдерживаюсь. Пейдж знает меня куда лучше. Приятно осознавать, что во мне осталось не только одно любопытство, скрытое в крошечной лесной хижине. В глубине души я справилась со смертью Никки и все еще здесь. И все же мне до боли грустно.
– Ты же не знаешь, каково это – терять контроль.
– Еще как знаю. – Голос Пейдж звучит напряженно.
Конечно, она говорит вовсе не о магии.
Пейдж смотрит в стену перед собой.
– Твои страдания из-за магии уже порядком надоели.
Тряхнув головой, я смотрю на потолок, на стену – куда угодно, лишь бы не ей в глаза.
– То есть ты лучше меня знаешь, что я чувствую? Да ты даже понятия не имеешь! – резко возражаю я, чувствуя жар.
– А кто в этом виноват? – гневно спрашивает Пейдж.
Она садится на койке и пристально смотрит на меня. Я молчу, и они ложится обратно.
Раньше мы были всем друг для друга, а теперь едва можем находиться в одной комнате. Мне трудно дышать, когда я понимаю, что мы потеряли.
Я избегаю ее взгляда, а она моего. Молчание куда громче, чем наша самая страшная ссора. Оно заполняет всю комнату. Когда дверь неожиданно открывается, я подскакиваю.
В медкабинет заходят мисс Сантайл, мистер Берроуз и мистер Донован.
– Девочки, – говорит мисс Сантайл, глядя на нас поверх очков. – Как вы? Вам лучше?
– Да, спасибо, – отвечает Пейдж.
– Да, – эхом вторю я.
Мистер Донован пододвигает три стула, и учителя садятся. Я прижимаю ладони к коленям, пытаясь успокоиться. Мне даже страшно представить, что меня ждет.
Мистер Донован достает ручку и блокнот, чтобы делать пометки.
Мисс Сантайл переводит взгляд с Пейдж на меня и обратно.
– У меня мало времени.
– Клара не виновата, – говорит Пейдж, и я пристально смотрю на нее. – С самого начала что-то пошло не так. Клара хотела остановиться, но я не дала ей. Я не хотела провалить задание.
– Весьма безрассудно, мисс Лексингтон.
– Да, – соглашается Пейдж, но в ее голосе нет ни капли сожаления или неуверенности. Она говорит ровно и твердо, как и всегда.
– Зная ваши отношения, не стоило ставить вас в пару, – говорит мисс Сантайл, обращаясь скорее к мистеру Доновану, чем к нам.
Тот ерзает на стуле.
У меня вспыхивает лицо, и я опускаю взгляд.
Мистер Берроуз смотрит на меня.
– Вы не будете посещать групповые занятия, пока не научитесь лучше контролировать свою магию. Сосредоточимся на индивидуальных уроках.
Я смотрю на мисс Сантайл и мистера Донована, ища их поддержки.
– Я бы лучше отказалась от индивидуальных занятий и занималась в группе. Если я не буду тренироваться, то никогда не научусь работать с другими.
Мистер Берроуз качает головой:
– Сегодня мы наглядно убедились, что вам не стоит посещать обычные уроки. Тем более вы уже долго учитесь со своими одноклассниками и тесно общаетесь. Вы и дальше будете заниматься с Саном, а в конце года мы посмотрим на ваши успехи. Как только вы научитесь хорошо владеть своей магией, вернетесь к групповым занятиям. А пока тренируйтесь контролировать свою силу. Сосредоточьтесь на этом.
Мисс Сантайл и мистер Донован не возражают, и я понуро опускаюсь на стул.
Я понимаю, почему
