Для того, чтобы вам понятен был мой взгляд на этот вопрос и вообще на истину в религии, посылаю вам «Учение Христа», в самой простой форме изложенное мною, и «Единую заповедь». Есть еще моя книга «В чем моя вера», но вы можете достать ее в каждом книжном магазине в Петерб[урге], если же не сможете достать, я пришлю ее вам.
Рад буду, если мое письмо удовлетворительно ответит на ваши вопросы.
Печатается по копии. На конверте письма Игольникова Толстой пометил: Марка. Послать письмо о вере в непогрешимость писания вообще и откровения.
Тимофей Ефимович Игольников — служащий из Петербурга; в письме от 1 августа просил Толстого объяснить смысл «откровения» Иоанна, в частности главы 6, 7, 8, 9 и 10.
130. А. К. Чертковой от 9 августа.
1910 г. Августа 9—10. Я. П.
Никто не выехал тебя встречать, милый голубчик Таничка. Саша хотела, я ее задержал. Уж как я тебе рад, не могу сказать, да и все. Ты всегда нужна, а потому всегда рады тебе. Целую тебя, голубушка.
Л. Толстой.
[9—10 авг. 1910]
Впервые опубликовано в Париже на французском языке в журнале «Europe» 1928, 67, р. 495 и 496, на русском языке — «Современные записки» 1928, XXXVI, 32, стр. 218.
Дата 9—10 августа поставлена на подлиннике рукой А. Л. Толстой: «Папа 9—10 авг. 1910».
1910 г. Августа 10. Я. П.
10 августа 10 г. Ясная Поляна.
Е. М.1 Петровской.
Е[вгения] И[вановна].
2 Вы спрашиваете: «какими путями получаются такие чистые молодые люди?» Я знаю одно средство: истинное религиозное сознание, не вера, доверие, а религиозное сознание, действенное, руководящее жизнью, если и не всей жизнью, то все-таки признаваемое руководителем жизни.
Само собою разумеется, что религиозное сознание не обеспечивает верный успех. Успех будет зависеть от взаимной силы сознания и страстности натуры и окружающих соблазнов. Я говорю только то, что религиозное сознание есть главное условие успеха.
Ответ же на другой вопрос: «что может сделать воспитатель?» вытекает из первого и состоит в том, что пусть воспитатель, насколько может, знакомит воспитанника с теми общими всему человечеству решениями религиозных вопросов, которые даны величайшими учителями жизни всех народов, и сам пусть дает пример следования в жизни этим решениям. И он сделает всё, что может.
На третий вопрос о вашем посещении меня отвечаю, что рад буду видеть вас, но сейчас и нездоровится, и очень занят, и на днях думаю уехать к дочери.3
Печатается по копии, сверенной с черновиком-автографом, начатым на конверте письма Петровской и продолженным на почтовой бумаге.
Ответ на письмо Е. И. Петровской от 7 августа 1910 г., являвшегося ответом Толстому на его письмо от 27 июля. См. № 110.
1 Ошибка в копии, следует: Е. И.
2 В черновике-автографе обращение: Е[вгения] И[вановна].
3 В черновике-автографе подпись: Л. Толс[той].
1910 г. Августа 11. Я. П.
11 авг. 1910.
Не успел еще ответить на ваше предпоследнее письмо, где вы пишете о горе, выражающемся в раздражении жены (они, матери, не могут иначе, и к этому надо приучать себя), как получил нынче ваше о суде. Надеюсь, да и не думаю, чтобы было так худо. Но вы правы, худого нет вне нас, а если внешние условия указывают нам на худое в нас, то это только хорошо. Говорю о себе, т. е. себя имея в виду. Я последние дни нездоров и оттого пишу только несколько сло[в]. Спасибо, что пишете.
Любящий вас
Л. Толстой.
Впервые опубликовано в газете «Русское слово» 1910, № 254 от 4 ноября.
Ответ на письмо В. А. Молочникова от 8 августа, в котором Молочников сообщал, что 9 сентября в судебной палате будет разбираться его дело, но что Маклаков, который по просьбе Толстого согласился защищать Молочникова в суде, уехал за границу, и неизвестно, возвратится ли ко дню суда. Молочников сообщал также, что по распоряжению местной администрации уволен с работы как «сын крамольника» его старший сын А. В. Молочников, и писал о тяжелом состоянии его жены в связи с этим событием.
1910 г. Августа 11. Я. П.
Спасибо вам, дорогой Александр Модестович, за ваше последнее замечательное и очень поразившее меня письмо. Я не заслужил его, т[ак] к[ак] не ответил на ваше предпоследнее1. А не ответил я потому, что хотел возражать вам, а потом решил, что лучше, когда увидимся, на что надеюсь и чего очень желаю, поговорим. И вдруг такое хорошее письмо. Пожалел, что короткое. Надеюсь и оч[ень] советовал бы еще подробнее описать всё пережитое вами (вы так хорошо это делаете), описать для всех.
Да, если бы не знать той эволюции суеверия наказания, которую пережил сам и по преданиям, нельзя бы было поверить, что могут совершаться те дела, к[отор]ые вы описываете: когда африк[анский] негр убивает врага и съедает его, я больше понимаю его, больше вижу человеческого, звериного человеческого, но все-таки — человеческого, чем во всех, — от высших до низших участников того дела, к[отор]ое было над вами сделано. Противоречие тут в том, что звериное производит зверское, но разумное человеческое, к[оторое] предполагается при электричествах, револьверах и т. п., должно бы производить разумное человеческое, а оно производит усиленно жестокое звериное. От этого я особенно ясно понял то ваше душевное состояние, к[отор]ое вы описываете.
Поздравляю вас с освобождением. Я 6-го августа подумал о вас. Как ни тяжело это вам было, думаю и чувствую по вашему письму, что пережитое вами оставило важные и благотворные следы в вашей душе. Поздравляю и вашу жену и дружески жму ей и вам руки и надеюсь повидать вас.
Лев Толстой.
11 авг. 1910.
Впервые опубликовано А. М. Хирьяковым в его статье «Три встречи» — «Современник» 1911, 11, стр. 365 и 366. Письмо Хирьякова, на которое отвечал Толстой, опубликовано там же.
Александр Модестович Хирьяков, отбывший заключение в крепости за редактирование газеты «Голос», по просьбе Толстого (см. т. 81, письмо № 127) накануне своего освобождения написал подробное письмо о жизни заключенных в крепости и о своем душевном состоянии и отправил его Толстому, во избежание тюремной цензуры, сразу же после своего освобождения. Письмо это, по записям А. Б. Гольденвейзера, произвело на Толстого сильное впечатление. Лев Николаевич говорил про это письмо: «Да, это очень сильно. Гораздо сильнее, чем какой-нибудь рассказ Андреева «О семи повешенных». Здесь действительно пережитое, и оттого это так сильно действует. А там чувствуешь, что это придумано» («Вблизи Толстого», стр. 255).
1 От 7 марта 1910 г. (см. т. 81, прим. к письму № 127).
1910 г. Августа 11—12. Я. П.
11 августа 10 г. Ясная Поляна.
А. Мирову.
Посылаю вам несколько книг, из которых вы узнаете яснее, как я понимаю о вере. Вкратце же попытаюсь высказать вам всё в простых и ясных словах. Прежде всего для того, чтобы можно было понять истинную веру, надо отказаться от ложной. Для того, чтобы строить дом, надо прежде всего расчистить место, а на старых, гнилых бревнах ничего дельного и прочного не построишь. Наше же понятие так с детства загромождено теми обманами, которые называются православной верой, что нам, прежде чем понять истинную веру, надо первым делом очистить место от всех тех чудес и таинств, мощей, икон и, главное, от веры в то, что всё то, что написано в книге библии, со всеми посланиями и откровениями, есть священное писание, будто бы данное людям самим богом. И потому надо прежде всего перестать верить всему этому, а брать из всего того, что нам выдается за истину, только то, что сходится с нашим разумом и совестью, что доступно, ясно и понятно самому простому человеку и даже ребенку. Говорят, что православное священное писание дано самим богом. То же самое говорят и учители других вер о своих священных писаниях. Но в том, что священные писания даны прямо от бога, кроме того, что они все различны, никак нельзя поверить. В то же, что наша совесть и наш разум, даны нам прямо от бога, в это уж никак нельзя не верить; и потому держаться надо не того, что люди нам выдают за священное писание, а того, что самим богом вложено нам в душу, — держаться нашей совести и разума.
А истинное учение веры очень просто, коротко и понятно всякому, если б только разные учители веры не запутывали этого; но всё в том учении евангелия, которое я послал вам. А еще короче истинное учение веры будет такое: бог дух вошел в душу каждого человека, и потому все люди не только братья, равные между собою, но во всех их живет один и тот же дух божий. Тела людей разделяют их между собою, но тот дух, который живет в них, соединяет их, и это единство душ мы познаем любовью. И потому весь закон бога, как и сказал Христос, — в том, чтобы любить бога всем сердцем и душою, ближнего, как самого себя. И что в этом одном весь закон бога (Мф. XXIII, 36—40). Об этом самом подробнее сказано в книжке Е[диная] з[аповедь], которую и посылаю вам. Все эти таинства, откровения, мощи, иконы, катехизисы, богослужения — всё это придумано только затем, чтобы затемнить и скрыть эту единую заповедь. А заповедь эта кроме того, что она дает истинное благо как каждому человеку отдельно, так и всем людям, особенно еще важна тем, что она не только не разъединяет людей, как наши православные, католические, протестантские, старообрядческие и другие секты, а, напротив, соединяет всех людей всего мира: двести пятьдесят миллионов индусов, 500 миллионов китайцев и других, исповедующих браминизм, буддизм, конфуцианство, таосизм, магометанство и друг.
