Окутанный клубами табачного дыма, Ёдзиро расхаживал по комнате. Он подходил то к одной группе, то к другой и что-то тихо говорил. «Ну вот, начал свою деятельность», — подумал Сансиро, наблюдая за приятелем.
Через некоторое время распорядитель громким голосом пригласил всех к столу, который, разумеется, был сервирован заранее. Все стали шумно рассаживаться — кто где хотел. Началась трапеза.
Дома Сансиро пил только красное сакэ, низкосортное, местного производства. Такое сакэ пили все учащиеся в Кумамото, считая это в порядке вещей. Изредка они посещали закусочную — обычную мясную лавку. Полагая, что конину там выдают за говядину, они брали с блюда куски мяса и швыряли их в стенку, приговаривая: «Прилипнет — конина, не прилипнет — говядина». Это напоминало магическое действо. Не удивительно поэтому, что такая изысканная студенческая встреча была для Сансиро в диковинку. Он усердно работал ножом и вилкой и с наслаждением пил пиво.
— Правда, здесь невкусно кормят? — спросил у Сансиро сосед по столу, коротко остриженный, в золотых очках, очень вежливый юноша.
— Как вам сказать, — неопределённо протянул Сансиро. Будь на месте юноши Ёдзиро, Сансиро ответил бы честно, что для провинциала это настоящее великолепие. Но сейчас он решил воздержаться от такого ответа, боясь, что он может быть воспринят как ирония.
— Вы из какого колледжа? — снова спросил сосед.
— Из Кумамото.
— Из Кумамото? Мой кузен говорил, что это ужасное место — он там учился.
— Глушь.
В это время на противоположной стороне стола начался громкий разговор. Это Ёдзиро что-то горячо доказывал своим соседям, изредка повторяя: «De te fabula»[46]. Эти слова, неизменно вызывавшие смех, были непонятны Сансиро. Всё больше увлекаясь, Ёдзиро без конца сыпал своим «de te fabula, мы, молодёжь нового времени…». Сидевший наискось от Сансиро светлокожий, очень изящный студент перестал есть и некоторое время прислушивался, потом улыбнулся и сказал по-французски: «Il a le diable au corps» — «в них вселился дьявол». Но ни Ёдзиро, ни его собеседники ничего не слышали: как раз в этот момент они разом подняли стаканы с пивом и торжественно провозгласили тост.
— Весёлый молодой человек, правда? — заметил сосед Сансиро в золотых очках.
— Да, язык у него хорошо подвешен.
— Он меня как-то угощал райскэрри в Ёдомикэне. Мы даже не были знакомы. Вдруг подходит и говорит: «Пошли в Ёдомикэн», и потащил меня туда…
Студент рассмеялся, а Сансиро подумал: «Значит, не одного меня Ёдзиро водил в Ёдомикэн».
Принесли кофе. Вдруг один из студентов встал со своего места. Он был в новой чёрной студенческой форме, с усами, очень высокий, что особенно бросалось в глаза сейчас, когда он поднялся во весь рост. Он, видимо, собирался выступить с речью. Ёдзиро изо всех сил зааплодировал. Вслед за ним захлопали в ладоши и остальные.
— Мы собрались сегодня здесь, — начал студент, — чтобы приятно провести вечер за дружеской беседой, и это уже само по себе отрадно. Но совершенно неожиданно мне пришло в голову, что эта дружеская встреча — не ординарное событие, она может привести к весьма важным последствиям. Вот мне и хочется сказать несколько слов по этому поводу. Нашу встречу мы начали пивом и заканчиваем кофе. Казалось бы, самая обычная встреча. Но все мы, сорок человек, которые собрались здесь, — люди не совсем обычные. За короткий промежуток от пива до кофе нам удалось осознать, как можно обогатить духовно нашу жизнь.
Рассуждения о политических свободах, равно как и о свободе слова — пройденный этап. Теперь слово «свобода» не следует использовать только применительно к обыденным явлениям политической и социальной жизни. Я убеждён, что мы, молодёжь новой эпохи, обязаны говорить о великой свободе духа.
Мы не станем дольше терпеть ни старый гнёт Японии, ни новый гнёт Запада. И в нынешних условиях наш долг — объявить об этом во всеуслышание. Новый гнёт Запада и в социальном смысле, и в области литературы для нас, молодёжи новой эпохи, так же мучителен, как гнёт старой Японии.
Мы изучаем западную литературу. Именно изучаем, глубоко, всесторонне, а не стараемся рабски ей подражать. Изучаем не для того, чтобы оказаться у неё в плену, а во имя освобождения нашей порабощённой души. Мы не станем заниматься литературой, которая не помогает нам справиться с этой задачей, как бы нас к тому ни принуждали, и твёрдо верим в собственную решимость.
Эта решимость и вера в собственные силы отличает нас от всех остальных. Литература — не техника, её нельзя превратить в ремесло. Литература — это движущая сила общества. Она непосредственно воздействует на человеческие отношения, на самоё жизнь. Вот что я имел в виду, когда говорил о литературе, представляющей для нас интерес, и о нашей решимости её изучать. И в этом смысле, я полагаю, сегодняшний вечер должен выйти за рамки обычной встречи.
В нынешнем обществе происходят бурные перемены. Меняется и литература — детище общества. И если мы хотим, чтобы литература отвечала духу времени и нашим идеалам, мы должны сплотить наши силы, слабые, пока они разрозненны, духовно обогатить нашу жизнь, сделать её содержательной, насыщенной. Сегодняшние пиво и кофе не просто пиво и кофе, они приобрели особую ценность, поскольку ещё на шаг приблизили нас к заветной цели.
Вот, собственно, краткое изложение речи студента. Как только он умолк, раздался гром аплодисментов. Сансиро был в числе тех, кто аплодировал особенно горячо. Вдруг со своего места поднялся Ёдзиро.
— De te fabula. Кому интересно знать, что словарь Шекспира состоял из нескольких десятков тысяч слов или что у Ибсена несколько тысяч седых волос? А ведь всё это преподносят нам на дурацких лекциях. Мы, разумеется, не окажемся в плену у подобных представлений, такой опасности нет. Но для самого университета это беда. Надо во что бы то ни стало найти преподавателя, который сумел бы удовлетворить запросы молодёжи новой эпохи. Европейцам с такой задачей не справиться. Уже хотя бы потому, что они не пользуются никаким авторитетом…
Снова раздался взрыв аплодисментов, сопровождаемый хохотом.
— Выпьем за de te fabula! — крикнул сосед Ёдзиро. Его поддержал только что выступавший оратор. Но увы! Пива больше не было. «Я сейчас», — сказал Ёдзиро и побежал на кухню. Официант принёс сакэ. Не успели осушить чашки, как кто-то снова крикнул:
— Ещё тост! За «Невзошедшее светило»!
Все дружно расхохотались. Ёдзиро почесал в затылке. Когда настало время расходиться и молодые люди один за другим исчезли в ночной тьме, Сансиро спросил Ёдзиро:
— Что значит de te fabula?
— Это по-гречески, — коротко ответил Ёдзиро. Сансиро не стал докучать ему расспросами.
Над ними простиралось великолепное ночное небо.
Следующий день, как и можно было ожидать, выдался очень тёплый. Весь год было теплее, чем обычно. С утра Сансиро отправился в баню. Он жил в рабочем районе, и баня по утрам пустовала. В раздевалке висела реклама магазина одежды Мицукоси. С рекламы на Сансиро смотрела красивая женщина, чем-то напоминавшая Минэко. Только выражение глаз у неё было совсем другое. «А какие, интересно, у неё зубы», — думал Сансиро, рассматривая картинку. Дело в том, что в Минэко его больше всего поражал взгляд и зубы, о которых Ёдзиро говорил, что они слегка выдаются вперёд и потому всегда видны. Однако у Сансиро на этот счёт было совсем иное мнение.
Обо всём этом и размышлял Сансиро, нежась в тёплой ванне, так что на мытьё у него уже почти не осталось времени. Со вчерашнего вечера Сансиро ощущал себя молодым человеком новой эпохи. Правда, это касалось лишь его пробудившегося самосознания, но не прибавило ему ни капли энергии. Ничто не доставляло ему такого удовольствия, как праздность. Сегодня после обеда он собирался пойти на университетские соревнования по лёгкой атлетике.
Нельзя сказать, чтобы Сансиро увлекался спортом. Лишь раз-другой ему довелось участвовать в охоте на зайца — это ещё когда он жил в провинции, и быть стартером на состязаниях по гребле в колледже. В этой роли он, правда, выступил неудачно, перепутал синий и красный флажки, чем вызвал бесчисленные нарекания. Возможно, виноват в этом был преподаватель, который выстрелом не известил о начале финальных состязаний. Говоря точнее, курок-то он спустил, а выстрела не получилось. Оттого Сансиро, видимо, и растерялся. С тех пор он всячески избегал спортивные состязания. Но сегодня решил изменить своему правилу, впервые после приезда в Токио. Уж очень советовал ему Ёдзиро пойти. Не столько ради соревнований, сколько ради девушек, которые, по словам Ёдзиро, собирались туда. Наверняка придёт сестра Нономии-сан, а с ней, вероятно, и Минэко. Сансиро очень хотелось увидеться с Минэко и обменяться с ней хоть несколькими словами.
Уже перевалило за полдень, когда Сансиро вышел из дому. Вход на спортплощадку находился в её южном углу. Над входом скрестились два флага — флаг восходящего солнца и английский. Флаг восходящего солнца — это понятно, но при чем тут английский? Может быть, это дань уважения англо-японскому союзу?[47] — подумал Сансиро. Но какое отношение имеет англо-японский союз к спортивным соревнованиям университета? Этого Сансиро никак не мог уразуметь.
