Не измѣнилъ юный мичманъ и характера своихъ коммерческихъ занятій; но поговариваютъ на Птичьемъ Рынкѣ, тамъ, гдѣ засѣдаетъ извѣстная леди подъ синимъ зонтикомъ, что м-ръ Гильсъ разбогатѣлъ, значительно разбогатѣлъ, и не только на этотъ счетъ не отсталъ отъ времени, но даже опередилъ его, несмотря на валлійскій парикъ, смѣнившій его сѣдые волосы. Дѣло въ томъ, видите ли, м-ръ Гильсъ положилъ когда-то свои деньги въ какой-то торговый домъ, и теперь только оказалось, что капиталъ его быстро пошелъ въ ходъ и быстро возрастаетъ до огромной суммы. Такъ, по крайней мѣрѣ, увѣряетъ леди подъ синимъ зонтикомъ. Достовѣрно то, что м-ръ Гильсъ не думаетъ больше объ отсутствіи покупщиковъ съ кручиной и тоской. Веселый и довольный, съ очками на лбу и съ хронометромъ въ карманѣ, онъ бодро стоитъ y дверей магазина въ своемъ кофейномъ камзолѣ, и рѣдко туманная мысль набѣгаетъ на его чело.
Его другъ и товарищъ по торговлѣ, капитанъ Куттль, живетъ и цвѣтетъ такой коммерческой фантазіей, которая во сто кратъ лучше всякой дѣйствительности. Капитанъ, несомнѣнно, убѣжденъ, что юный мичманъ имѣетъ обширнѣйшее вліяніе на торговлю и мореходство всей Великобританіи, и ни одинъ корабль не можетъ оставить лондонскую гавань безъ его могучаго содѣйствія. Его наслажденіе при взглядѣ на свое собственное имя, которое красуется надъ дверьми магазина, доходитъ до высочайшей степени поэтическаго восторга. На день двадцать разъ перебѣгаетъ онъ широкую улицу, чтобы полюбоваться на золотыя буквы съ противоположной стороны, и при каждомъ изъ этихъ случаевъ неизмѣнно повторяетъ:
— Эдуардъ Куттль, другъ ты мой сердечный, если бы матушка твоя вѣдала да знала, что изъ тебя выйдетъ такой ученый человѣкъ, быть бы ей отъ радости на седьмомъ небѣ, право!
Но вотъ м-ръ Тутсъ съ буйной быстротой забирается въ предѣлы юнаго мичмана, и лицо м-ра Тутса рдѣетъ и пылаетъ, когда онъ вламывается въ маленькую гостиную.
— Капитанъ Гильсъ и м-ръ Сольсъ!.. охъ, какъ я счастливъ, господа! М-съ Тутсъ сдѣлала приращеніе къ нашей семьѣ… охъ!
— Это дѣлаетъ ей честь! — восклицаетъ капитанъ.
— Поздравляю васъ, м-ръ Тутсъ! — говоритъ Соль.
— Покорно благодарю, — отвѣчаетъ м-ръ Тутсъ, — премного вамъ обязанъ. Я зналъ, что вы обрадуетесь донельзя, и прибѣжалъ къ вамъ самъ. Мы успѣваемъ, что называется, не по днямъ, а по часамъ. Флоренса, Сусанна и еще маленькій человѣкъ, гость этакій, вы знаете…
— Человѣкъ женскаго рода? — спрашиваетъ капитанъ.
— Ну да, капитанъ Гильсъ, и я ужасно радъ. Нѣтъ въ мірѣ женщины, которая была бы такъ экстраординарна, какъ моя жена. Это я имѣлъ честь повторять вамъ тысячу разъ. Кто другой, a Сусанна не ударитъ въ грязь лицомъ.
Обращаясь къ м-ру Тутсу, капитанъ восклицаетъ: "Во здравіе, спасеніе, долгоденствіе и благоплодородіе м-съ Тутсъ".
— Очень вамъ благодаренъ, капитанъ Гильсъ, — говоритъ восторженный м-ръ Тутсъ, — моя обязанность вторить благимъ чувствамъ. Если, господа, при настоящихъ обстоятельствахъ, я никого не безпокою, то мнѣ хотѣлось бы, знаете, закурить трубку.
И краснорѣчіе полилось потокомъ изъ откровеннаго сердца, когда трубка прикоснулась къ устамъ м-ра Тутса.
— Вотъ что, господа: мнѣ бы не пересчитать безчисленныхъ случаевъ, при которыхъ обнаружился необыкновенный умъ моей жены; но всего удивительнѣе въ ней совершенство, съ какимъ она поняла привязанность къ миссъ Домби. Вы, разумѣется, знаете, что мои чувства въ отношеніи миссъ Домби никогда не измѣнялись. Я на этотъ счетъ теперь такой же, какъ и прежде, и всегда. Миссъ Домби, въ моихъ глазахъ, такое же яркое видѣніе, радужный призракъ, точь-въ-точь какъ еще до знакомства съ лейтенантомъ Вальтеромъ. Когда я и м-съ Тутсъ начали разсуждать объ этой… ну, вы знаете, объ этой нѣжной страсти… Такъ вотъ, говорю я, когда мы первый разъ распространились объ этихъ предметахъ, я объяснилъ, что меня въ ту пору можно было назвать… ну, вы понимаете, увядшимъ цвѣткомъ.
Фигуральный оборотъ очень нравится капитану Куттлю, и онъ держится тѣхъ мыслей, что никакой цвѣтокъ не увядаетъ такъ скоро, какъ роза. Очень хорошо.
— Но вообразите мое изумленіе, — продолжалъ м-ръ Тутсъ, — она уже совершенно постигла мои чувства, лучше даже, чѣмъ я самъ! И оказалось, что мнѣ нечего было ей разсказывать. Она одна въ ту пору была единственнымъ въ мірѣ существомъ, которое стояло между мной и безмолвной могилой, и мнѣ никогда не забыть, съ какимъ чуднымъ искусствомъ она удержала меня надъ самой бездной. Она знаетъ, что изъ всѣхъ созданій въ мірѣ я ставлю выше всего миссъ Домби, знаетъ, что нѣтъ на землѣ такой вещи, на которую я бы не отважился ради миссъ Домби. Она знаетъ, что я считаю миссъ Домби прекраснѣйшимъ, очаровательнѣйшимъ ангеломъ изъ всѣхъ созданій ея пола. И какъ бы вы думали, что она замѣтила насчетъ всѣхъ этихъ вещей? Да вотъ что: "Вы правы, мой милый: я сама такъ думаю!"
— И я такъ думаю! — говоритъ капитанъ.
— И я! — вторитъ Соломонъ.
М-ръ Тутсъ снова набиваетъ трубку, и лицо его сіяетъ самодовольнымъ восторгомъ.
— И выходитъ, стало быть, что нѣтъ на свѣтѣ женщины наблюдательнѣе моей жены. Какой умъ! какая проницательность! какія — Господи твоя воля! — какія соображенія! Не далѣе какъ вчера вечеромъ, когда мы сидѣли вмѣстѣ, наслаждаясь супружескимъ блаженствомъ… Клянусь честью, это слово еще слишкомъ слабо выражаетъ мои чувства… не далѣе, говорю, какъ вчера вечеромъ, она сказала: "Какъ замѣчательно теперь настоящее положеніе друга нашего Вальтера! Вотъ онъ послѣ перваго продолжительнаго путешествія" — это все говоритъ моя жена — "совсѣмъ расквитался съ опасностями мореплаванія" — вѣдь это справедливо, м-ръ Сольсъ?
— Совершенно справедливо! — отвѣчаетъ старый инструментальный мастеръ, потирая руками.
— "И вотъ, лишь только онъ расквитался съ этими морскими опасностями", — это все, знаете, говоритъ моя жена, — "тотъ же торговый домъ удостоилъ его величайшаго довѣрія, назначивъ его на самый высокій постъ въ своей главной лондонской конторѣ. Всѣ и каждый видятъ въ немъ достойнаго молодого человѣка, и онъ быстро пойдетъ впередъ по коммерческой дорогѣ. Его любятъ, уважаютъ, и дядя слишкомъ кстати подоспѣетъ къ нему на помощь съ своимъ непредвидѣннымъ богатствомъ" — вѣдь это такъ, м-ръ Сольсъ? Вы разбогатѣли! Моя жена не ошибается никогда.
— Точно такъ, любезный другъ. Мои потеряниые корабли, нагруженные золотомъ, благополучно прибыли домой, — отвѣчаетъ Соломонъ, улыбаясь и подмигивая капитану. — Ничтожная помощь, м-ръ Тутсъ, но все же она кстати для молодого человѣка.
— Именно такъ, — говоритъ м-ръ Тутсъ. — Вы видите, моя жена не ошибается никогда. Такъ вотъ въ такое-то замѣчательное положеніе поставленъ теперь счастливый другъ нашъ, лейтенантъ Вальтеръ. Что же отсюда слѣдуетъ? Ну, что слѣдуетъ? Вотъ теперь-то, господа, я покорнѣйше прошу васъ обоихъ обратить все свое вниманіе на неизмѣримую проницательность моей жены. Вотъ что говоритъ м-съ Тутсъ: "На самыхъ глазахъ м-ра Домби, подъ его наблюденіемъ и совѣтами основывается новое… новое… новое зданіе" — именно такъ она выразилась — "зданіе, которое, возвышаясь постепенно, со временемъ, быть можетъ, даже превзойдетъ знаменитый торговый домъ, представителемъ котораго онъ былъ такъ долго. Такимъ образомъ — это все говоритъ моя жена — изъ нѣдръ его дочери съ тріумфомъ явится… Нѣтъ, она сказала, кажется — возникнетъ, — такъ точно — съ тріумфомъ возникнетъ на свѣтъ новый "Домби и Сынъ", который будетъ процвѣтать цѣлыя сотни лѣтъ и доживетъ до самаго отдаленнаго потомства".
И м-ръ Тутсъ съ помощью своей трубки, чуднымъ образомъ приспособленной къ ораторскимъ эфектамъ, придаетъ такую торжественность сентенціи своей жены, что капитанъ, въ чаду изступленнаго восторга, бросаетъ на воздухъ свою лощеную шляпу и провозглашаетъ густымъ басомъ:
— Соломонъ Гильсъ, мужъ совѣта и разума, старый мой товарищъ! помнишь ты исторію Виттингтона, великаго лордъ-мера въ городѣ Лондонѣ?
— Помню, другъ мой, очень помню, — отвѣчаетъ старый инструментальный мастеръ.
— Такъ вотъ что я намѣренъ сказать, старый мой товарищъ, — говоритъ капитанъ, облокачиваясь на стулъ и настраивая горло къ гармоническимъ аккордамъ, — я пропою теперь отъ начала до конца балладу "О похожденіяхъ любезной Пегги", a вы оба, други мои, держитесь крѣпче и подтягивайте хоромъ!
* * *
Другое вино старѣетъ въ душномъ погребѣ подобно знаменитой мадерѣ, достославно окончившей свой вѣкъ, густая паутина съ пылью и пескомъ караулитъ новыя бутылки.
Прекрасные осенніе дни. На морскомъ берегу часто гуляютъ сѣдой джентльменъ и молодая леди. Съ ними, или подлѣ нихъ, двое дѣтей: мальчикъ и дѣвочка. Старая собака — неразлучный ихъ спутникъ.
Сѣдой джентльменъ гуляетъ съ мальчикомъ, разговариваетъ съ нимъ, помогаетъ ему играть, ухаживаетъ за нимъ, караулитъ его, какъ если бы въ немъ заключалась главная цѣль его жизни. Если мальчикъ задумчивъ, старикъ тоже. Иногда ребенокъ сидитъ подлѣ него, смотритъ ему въ глаза и распрашиваетъ; сѣдой джентльменъ беретъ маленькую ручку, любуется и забываетъ отвѣчать. Тогда мальчикъ говоритъ:
