пожалуй, его не было вовсе.
5
Сдав фуражки на вешалку, они, все же оживленные, прошли в вестибюль. Такое приподнятое настроение обычно овладевает людьми, не очень-то многое видевшими на своем веку и попадающими в необычную обстановку.
Огромные люстры, ковровая дорожка на широкой лестнице, старинные вазы, билетерши в ливреях, празднично одетые люди все это возбуждало. Хотелось, как и все, держаться свободно, без скованности. Но Тимох не мог справиться с собой, не знал, куда девать руки.
К тому же он заметил, что давно не обрезал ногтей, и теперь стеснялся этого, зажимал руки в кулаки. Лёдя же раскраснелась, похорошела. Видя, что на нее посматривают, обрела какую-то гордую, но милую осанку и, точно не замечая Тимоха, обращалась только к Юрию.
— Ты сегодня ужасно красивая,— польстил он ей, остановившись возле лестницы и поддерживая Лёдю за локоть.— Правда, Тима?
— Да… — смешался тот, ничего не придумав больше сказать.
— Он руководит нами,— похвалил его Юрий.— Староста. А в отношении девчат — монах-отшельник.
— Ну? — удивилась Лёдя, но по-прежнему не взглянула на Тимоха и сняла с Юриного пиджака пушинку.
Отсюда сквозь открытые двери был виден буфет — застланные скатертями столики и стойка, за которой в белой накрахмаленной наколке, похожей на корону, хозяйничала блондинка-буфетчица с двойным подбородком.
Стойку осаждали люди. Среди них Юрий увидел Севку. Тот как раз взял бутылку крюшона и передавал ее через головы людей Рае Диминой, одетой в серую отороченную соболем разлетайку. Потом он купил еще что-то и, держа кулек над собой, стал выбираться из толпы.
Юрию захотелось подойти к ним.
— Может, присоединимся? — спросил он.— У меня тоже есть деньги. Кто за?
— Я против,— сказала Лёдя.
— Почему?
Она поправила шаль на плече.
— Не хочется… Не люблю избранных. Ни старых, ни молодых. Особенно сейчас, когда в подвале работаю. Только ты не сердись, пожалуйста…
Ее слова, сказанные неожиданно горячо, понравились Тимоху. Даже обида на то, что она пренебрегает им, начала терять остроту.
— Это правда… Там мы, пожалуй, лишние… — поддержал он, однако опять завяз в своей фразе.— У них что, серьезно? Не знаете?.. Или просто подсыпался?..
— Кто их поймет,— ответила Лёдя.— Пойдемте посмотрим свои места.
Они поднялись по лестнице. Юрий купил у билетерши программу, а перед входом в партер вдруг смущенно испросил:
— Ты, Тима, не обижайся. Я не предупредил… Тебе придется сидеть отдельно. Вышло так, понимаешь…
С ноющей пустотой в груди Тимох нашел по билету место и сел, не зная, как было бы лучше,— остаться, как сейчас, одному или же быть с ними?
Справа от него сидели гладко причесанная пожилая женщина и строгий, тщательно выбритый мужчина. Они удивленно оглядели Тимоха, собираясь что-то сказать ему, но промолчали. Только женщина, которая держалась чинно, напряженно, стала озираться, кого-то искать. Через мгновение лицо ее просветлело, потеряло чопорность, и она толкнула локтем мужчину.
— Вон она,— вполголоса прошептала женщина, придавая своим словам чрезвычайно важное значение.— Видишь, Миша? С Сосновским донька моя…
— Вечно ты, мать… Чему тут особенно радоваться? — остановил ее мужчина, но улыбнулся и сам.
Тимох проследил, куда они глядят, и увидел Юрия с Лёдей.
«Родители»,— догадался он и почувствовал симпатию к женщине, которая была похожа на Лёдю,— как он этого не заметил сразу? — тот же овал лица, те же большие зеленоватые очи. Да и улыбалась она так, как может улыбаться только мать, любуясь своим ребенком. Печально подумалось, как, видно, хорошо тому, у кого есть мать, на которую он похож и которая вот так любуется им.
Тимох пристальнее пригляделся к женщине. Нет, не только овал, но и небольшой с горбинкой нос тоже смахивал на Лёдин. От этого пожилая женщина сделалась ему ближе, и он стал искать способ заговорить с нею.
Михал неожиданно помог ему.
— Вы, верно, тоже из их компании,— показал он глазами на Лёдю с Юрием.— Дружите?
— Да.
— А мы глядим, почему это вы на Лёдино место сели?
— Я с Юрой на одном курсе учусь,— охотно объяснил Тимох, отмечая про себя, что некоторые едва уловимые черты Михала тоже напоминают Лёдю.
— На инженера, значит?
— Перед этим я, дядька Михал,— вспомнив, как называла Лёдина мать мужа, с удовольствием произнес его имя Тимох,— каменщиком в бригаде Урбановича работал. Слышали, может, про него? А последнее время и сам в бригадирах ходил.
— Хорошо бы Лёде про это рассказать,— нахмурился Михал, игнорируя, что жена дергает его за пиджак.
— Я тут недалеко, на углу проспекта и Купаловской, дом свой последний строил,— подзадоренный его словами, сказал Тимох, не замечая ни знаков Арины, ни перемены в настроении Михала.— Видели, какая громадина! А вы кем работаете?
— Плавильщиком.
— О-о!
Он так протянул это «о-о», что Михалу тоже захотелось рассказать о себе.
— Я ковкий чугун варю.
— Интересно?
— А как же! У нас ведь электричество и чугун. Значит, огонь и металл. А недаром когда-то молились на огонь. Да и теперь без них ничего не сделаешь. Фундамент у государства и тот из металла.
Трижды прозвенел звонок, и в зале исподволь стало темнеть.
Громко болтая, слева от Тимоха сели Рая с Севкой, и беседа сама собою прекратилась.
Соломенного цвета волосы у Раи были красиво собраны на затылке в пучок. Гордо тряхнув ими, девушка, будто Тимох чем-то удивил ее, уставилась на парня. Зал погружался в темноту, а она все глядела и глядела. Тимох демонстративно тоже повернулся к ней и с вызовом вытаращился на Раю. И хоть глазам стало горячо, не отвел их, пока та не сдалась первой.
— Так вы заходите когда-нибудь к нам,— с прежним доброжелательством пригласил его Михал.
Дрогнул и начал медленно расходиться занавес. Со сцены повеяло холодком, зал затих.
Шла «Павлинка» Янки Купалы. Тимох помнил историю несчастной любви Павлинки еще со школьной скамьи. Когда-то в клубе строителей он даже играл Якима Сороку. Но события на сцене сразу захватили его, увели в далекий, чем-то родной мир. Раздражали только реплики Севки, который, хвастаясь, что всё знает, то и дело называл Рае фамилии артистов и рассказывал, что будет дальше.
— Ржецкая… — говорил он как про открытие.— Дедюшко!.. Глебов… Народные! Алё, посмотришь, как у Глебова сейчас начнут ложки подпрыгивать. Сила!..
— А ну перестань,— не выдержал осадил его Тимох, понимая, что Михал с Ариной того же ждут.
— Пошел ты
