- Идем отсюда, Юсуф, идем, - решительно проговорила Муаззез.
Юсуф, весь красный, утвердительно кивнул головой.
- Я только возьму свое покрывало… Юсуф быстро схватил ее за руку.
- Оставь, не надо, идем со мной!
- Как же не надо? - проговорила девушка. - Что скажет мама? Что скажут люди?
- Никто ничего не скажет, - отвечал Юсуф, выводя ее за руку из виноградника. - А скажут - невелика беда…
Заметив стоявшую невдалеке коляску, Муаззез посмотрела ему в лицо.
- Мы поедем в ней?
- Да.
- Хорошо. Пусти. Я возьму покрывало и сейчас же вернусь… - Уставившись на него своими черными глазами, она прошептала: - Или ты боишься, что я не приду?
Юсуф покачал головой:
- Придешь… Я знаю…
- Так почему же ты меня не отпускаешь?
Юсуф нервно сжал ее руку.
- Не надо. - И проговорил дрожащими губами: - Будь что будет, теперь я тебя никуда не отпущу!
Они подошли к коляске. Юсуф помог Муаззез сесть, поднял клеенчатый верх, задернул сбоку занавески и, прыгнув на козлы, сказал:
- Сядь поглубже, не выглядывай!
Он щелкнул кнутом, и лошади помчались; обогнув виноградник, они выехали на дорогу.
Оставшись одна, Мелиха продолжала жевать виноград, изредка поднимая голову и пытаясь разглядеть, куда девалась Муаззез. Юсуф гнал лошадей во весь опор. Девушка, ухватившись за сиденье обеими руками, забилась в угол коляски и задумалась. На крутых поворотах или когда экипаж подскакивал на камнях, она тихонько вскрикивала. Вдруг ее охватили опасения, ей стало страшно: что сулит ей конец этого путешествия? Куда они едут? Конечно, домой. А верно ли, что домой?
Сидя сзади, Муаззез не видела лица Юсуфа, но она хорошо знала, что на нем было написано. Такое лицо не может быть у человека, который везет домой свою сестру! Нет, не может! Такого лица у Юсуфа еще никогда не было. Все мускулы на нем напряглись, словно хотели прорвать кожу. Муаззез хорошо это знала, как будто видела его.
Постепенно и спина Юсуфа стала казаться Муаззез странной. Она то вырастала, заслоняя собой все, и в экипаже становилось темно, хоть глаз выколи, и Муаззез хотелось кричать от страха. Не только спина Юсуфа, но и его коротко остриженные черные волосы, выбивавшиеся из-под шапки, и горящие уши тоже увеличивались, росли. Муаззез казалось, что волосы его делаются толще и длиннее, а уши пылают огнем.
В какой-то момент Юсуф, казалось, взлетел вверх. Муаззез, не видевшая, что творится вокруг, испугалась. Юсуф изо всех сил размахивал кнутом, и лошади неслись, как бешеные. Муаззез приоткрыла сзади верх и увидела, как за поворотом дороги показался и исчез всадник, похожий на Шакира. Сердце ее наполнилось величайшим презрением к матери. Значит, ему сообщили, что она у них в летнем доме, и он сразу поскакал туда. Ей захотелось пододвинуться к Юсуфу, тихонько обнять его и прошептать в его горящие уши: «Я согласна, Юсуф. Делай со мной что хочешь, но не оставляй меня никогда».
В эту минуту коляска взбиралась по крутому склону. Девушка снова раздвинула верх и увидела, что они подъехали к Соуктулумбу.
- Юсуф! Куда мы едем? - крикнула она, видя, как лошади свернули направо по дороге на Хавран, вместо того чтобы направиться в город.
Юсуф не ответил, даже не повернул головы и продолжал гнать лошадей. Но Муаззез уже не боялась. Фигура, закрывавшая собой все перед ней, внушала ей безграничное доверие.
Вдоль слегка извивающейся дороги росли почти сплошной стеной оливы. Лучи солнца, склонявшегося к горизонту, освещали уже только одну обочину, но постепенно совсем пропали с дороги и поползли вверх по стволам деревьев. Сгорбленные, скрюченные оливы, одни скособочившиеся, другие откинувшиеся назад, не будь на них ветвей и листвы, напоминали бы памятники старого кладбища. Но только что поднявшийся вечерний ветерок зашелестел в их узких крепких листочках, и чудилось: эти странные стволы оживают и глядятся вокруг своими дуплами.
Коляска, оставляя за собой облако пыли, продолжала все так же нестись по дороге, и ее быстрый бег резко контрастировал с медленным едва заметным движением окружающей природы, с ее беззвучными, похожими на шепот звуками.
Юсуф глядел прямо вперед и не замечал ни убегающих вдаль деревьев, ни встречных крестьян, поспешно отводивших своих ишаков к обочине. Наконец он решил придержать лошадей, и они пошли шагом. Теперь кругом них разлегались поля. На первом же скрещении дорог Юсуф свернул вправо и погнал лошадей через Бюрхание к Айвалыку. Вскоре вдоль дороги снова выстроились стеной тополи и ракиты. Стало темнеть. Нигде не было ни души. Когда они въехали в Бюрхание, в мечети и в кофейнях зажглись огни. Юсуф, не останавливаясь, проехал через городок. Впереди показалось широкое русло пересохшей реки. Лошади, увязая в песке, с натугой тащили повозку и взмокли от пота. Юсуф спрыгнул на землю, взял лошадей под уздцы и медленно перевел через песчаный участок. Здесь он остановился, чтобы дать животным немного передохнуть. Вытащил из-под своего сиденья торбы - там было еще довольно много ячменя. Освободив постромки, Юсуф нацепил лошадям на шеи торбы. Только после этого он сообразил заглянуть в повозку. Сунув голову внутрь, он сперва ничего не мог различить. Перед ним была только кромешная тьма. Понемногу его глаза привыкли к темноте, в самом углу он увидел светлую тень. Он наклонился, протянул руки и прошептал:
- Муаззез!
- Юсуф! - услышал он в ответ.
Фигурка Муаззез в светлом платье придвинулась к нему. Хотя было жарко, она вся дрожала.
- Ты озябла? - спросил Юсуф.
- Нет, отчего же.
- Боишься?
- Нет, - помолчав, решительно ответила Муаззез. Она не спрашивала, куда они едут, да это теперь и не интересовало ее. Юсуф тоже ничего не мог сказать. В голове у него было пусто. Все, что произошло с ним после полудня, словно бы оглушило его, и сейчас у него не было никаких ощущений, только чувствовался резкий запах лошадиного пота да шумело в ушах от грохота коляски по разбитой дороге и звона колокольцев, раздававшегося и сейчас, стоило лошадям пошевелиться. Приподняв запушенные пылью брови, он попытался улыбнуться, положил голову на руки Муаззез и ровно, глубоко задышал. Казалось, он засыпает. Муаззез не выдержала и спросила:
- Мы поедем дальше, Юсуф?
- Поедем еще немного… Может, попадется деревня… Я этих мест совсем не знаю!..
Муаззез чуть было не спросила, почему они не остались в Бюрхание, но передумала. Она чувствовала, что Юсуф сам не знает, почему они там не остались, почему они едут дальше, и не хотела, чтобы он мучился, подыскивая ответ.
Медленно поднималась луна и, показавшись над верхом экипажа, осветила головы громко жевавших лошадей. Мост впереди, рощи за ним и море, тянувшееся вдали, будто ожили, белый матовый свет вызвал все к новой жизни. Это была жизнь, отличная от дневной, она могда прийти сюда, только перелетев через тьму. Природа, задыхавшаяся днем под раскаленными лучами солнца, в потемках, длившихся совсем недолго, совершенно преобразилась. Теперь в воздухе чувствовалось движение, дыхание земли, которое, точно тюль, обволакивало все вокруг. В чертополохе на берегу реки пели цикады, из-под ног лошадей выскакивали кузнечики. Легкий ветерок, дувший с моря, ощущался явственно. Все звуки стали четче, различимее, понятнее.
Юсуф, совершенно разбитый, опершись руками на дно экипажа, замер, прислонив голову к Муаззез. Девушка, касаясь подбородком его волос, вдыхала запах пота и пыли, исходивший от него, изредка поглядывала наружу и при виде деревьев, шевелившихся в лунном свете, моря, усыпанного лунными бликами, удивленно щурилась.
Лошади, доев корм, сердито замотали головами.
- Поедем! - сказал Юсуф.
Он снова запряг лошадей, бросил торбы под сиденье, взобрался на козлы и щелкнул кнутом.
Муаззез снова откинулась в темный угол. Она пыталась устроиться поудобнее. Возле сиденья под попоной лежало немного сена, в сторонке она нащупала две сложенные пополам кошмы. Муаззез подтянула их к себе и села на них, кошмы резко пахли лошадиным потом. Муаззез почувствовала, что лицо ее и одежда стали липкими.
Все, что происходило сейчас, казалось ей само собой разумеющимся. Она снова выглянула наружу. Теперь луна светила слева, и Муаззез хорошо были видны руки Юсуфа, державшие вожжи. Латунные украшения упряжи сверкали, точно драгоценности. Фигура Юсуфа закрывала собой почти все впереди. Он слегка наклонил голову, и Муаззез хорошо видела его лицо: волосы и ухо были в тени, левая щека, часть лба и нос освещены и казались совсем мраморными, бровь Юсуфа - девушке виден был только ее край - слегка подрагивала. Никогда еще Юсуф не был таким красивым. Она долго смотрела на него, потом тихо, беззвучно заплакала. Она закрыла лицо руками, и слезы струились у нее по ладони. Юсуф не должен был видеть, что она плачет. Нельзя показывать такого большого счастья тому, кто его приносит. Муаззез подсознательно чувствовала это.