Сев за стол, он крикнул, чтобы вошел первый в очереди. Это оказался рабочий, который сначала попросил справку о временной нетрудоспособности, потом, точно только что вспомнив, показал колено. Эндрью осмотрел его, нашел у него профессиональную болезнь горнорабочих - воспаление коленных связок - и выдал ему свидетельство.
Вошел второй больной. Он тоже потребовал справку о болезни; он страдал другой болезнью шахтеров - нистагмом[*]. Третий - опять справку, о бронхите. Четвертый - справку об ушибе локтя.
Эндрью встал, желая поскорее выяснить положение. Эти осмотры для выдачи справок о болезни отнимали очень много времени. Он подошел к двери и спросил:
- Сколько еще человек здесь пришло за свидетельствами? Встаньте, чтобы я мог вас сосчитать.
У кабинета ожидало человек сорок рабочих. Встали все. Эндрью торопливо соображал: на то, чтобы осмотреть их всех как следует, нужно добрую половину рабочего дня. Это невозможно. И он неохотно решил отложить более тщательный осмотр до другого раза.
Даже несмотря на это, он только в половине одиннадцатого отпустил последнего больного.
Он поднял глаза, так как в кабинет, громко топая, вошел пожилой мужчина среднего роста, с широким красным лицом и задорно торчавшей седой бородкой. Он слегка сутулился, так что голова его была наклонена вперед и придавала ему воинственный вид. Одет он был в штаны из полосатой бумажной ткани, гетры и теплую куртку, из туго набитых боковых карманов которой торчали трубка, носовой платок, яблоко, резиновый катетер. Он распространял вокруг себя запах лекарств, карболки и крепкого табака. Еще раньше, чем вошедший заговорил, Эндрью догадался, что это доктор Экхарт.
- Черт возьми, - начал Экхарт, не здороваясь и не протягивая руки, - где это вы болтались два дня? Мне пришлось работать за вас. Ну, да ладно, ничего. Не будем больше говорить об этом. Слава Богу, вы производите впечатление человека здорового и телом и духом. Трубку курите?
- Курю!
- И за это слава Богу. На скрипке играть умеете?
- Нет, не умею.
- Ну, и я не умею, но зато я отлично умею их делать. И еще я собираю коллекцию фарфора. Обо мне даже в одной книге написали. Как-нибудь, когда придете ко мне, я вам покажу. Я живу у самой амбулатории, вы, наверно, видели мой дом. Ну, а теперь пойдемте, я вас познакомлю с Геджем. Жалкий человек, но он свои недостатки сознает.
Эндрью прошел за Экхартом через приемную в аптеку, где Гедж поздоровался с ним угрюмым кивком головы. Это был долговязый, худой мужчина с лицом трупа, лысой головой, кое-где прикрытой прядями угольночерных волос, и уныло свисавшими баками того же цвета. На нем был короткий альпаговый пиджачок, позеленевший от времени и пролитых на него лекарств, из которого торчали костлявые руки и лопатки, как у скелета. Лицо его выражало печаль, усталость, озлобление. Он производил впечатление самого разочарованного человека во всей вселенной. Когда вошел Эндрью, он отпустил последнего посетителя, швырнув ему через решетку коробочку пилюль с таким видом, как будто это отрава для крыс. "Будете ли вы принимать это или не будете - все равно умрете", - казалось, говорил он мысленно.
- Ну, - сказал весело Экхарт, окончив официальное представление, - теперь вы познакомились с Геджем и знаете самое худшее. Предупреждаю вас, он не верит ни во что-разве только в касторку и в Чарльза Брэдло[*]. Угодно вам еще что-нибудь узнать от меня?
- Меня тревожит, что приходится выдавать такое множество справок о болезни. Некоторые из этих молодцов, которых я сегодня осматривал, по-моему, вполне трудоспособны.
- Э, Лесли не мешал им отлынивать от работы, сколько они хотели. У него осмотреть пациента означало пощупать ему пульс в течение ровно двух секунд.
Эндрью возразил быстро:
- Что люди подумают о враче, который выдает направо и налево свидетельства о нетрудоспособности с такой легкостью, как будто это ярлычки с папиросных коробок?
Экхарт бросил на него быстрый взгляд и сказал напрямик:
- Будьте осторожны. Им не понравится, если вы откажетесь выдавать листки о болезни.
В первый и последний раз за все время Гедж вмешался в разговор, сказав мрачно:
- Добрая половина этих проклятых симулянтов совершенно здорова.
Весь остальной день, обходя больных, вызывавших его на дом, Эндрью волновался из-за справок о болезни. Визиты к больным были делом нелегким, так как он еще не знал улиц, не раз приходилось возвращаться и вторично проделывать тот же путь. К тому же его участок (во всяком случае большая его часть) расположен был по склону того самого Марди-хилл, о котором упоминал Том Кетлис, и от одного ряда домов к другому приходилось взбираться по крутому косогору.
Не успело время перейти за полдень, а уже размышления привели Эндрью к неприятному выводу. Он решил, что ни в коем случае не должен выдавать в сомнительных случаях справок о болезни. И в этот вечер отправился на вечерний прием в амбулаторию с тревожной, но упрямой морщинкой между бровей.
У его кабинета толпилось еще больше людей, чем утром, Первым вошел весь заплывший жиром огромный верзила, от которого сильно пахло пивом. По его виду можно было предположить, что он еще в своей жизни ни разу не проработал целого дня. Ему было лет пятьдесят. Сощурив свиные глазки, он оглядел Эндрью.
- Листок, - сказал он бесцеремонно.
- Для чего? - спросил Эндрью. - Чем больны?
- Стагм. - Он протянул руку. - Мое имя Ченкин. Бен Ченкин.
Уже самый тон его заставил Эндрью вспыхнуть от возмущения. Даже беглый осмотр убедил его, что у Ченкина нет никакого нистагма. Независимо от замечания, брошенного Геджем, он знал хорошо, что некоторые из старых шахтеров симулировали эту болезнь и годами получали пособие, на которое не имели права. Но сегодня вечером он захватил с собой офталмоскоп. Сейчас он проверит. И с этой мыслью он встал с места.
- Разденьтесь.
На этот раз вопрос: "Для чего?" задал Ченкин.
- Я должен вас осмотреть.
У Ченкина отвисла губа. Он не помнил, чтобы за все семь лет, которые здесь прослужил доктор Лесли, тот хоть раз его осмотрел. Неохотно, сердито стащил он куртку, фуфайку, полосатую - красную с синим - рубаху и обнажил волосатый торс со складками жира.
Эндрью долго и тщательно его осматривал, в особенности глаза, внимательно исследовал обе сетчатки при помощи крошечной электрической лампочки. Затем сказал резко:
- Одевайтесь, Ченкин.
Сел и начал писать свидетельство.
- Ха! - фыркнул иронически старый Бен. - Я же знал, что вы мне его дадите.
- Следующий, пожалуйста, - позвал Эндрью.
Ченкин почти вырвал у него из рук розовую бумажку и, торжествуя, вышел из амбулатории.
Но пять минут спустя он воротился с побагровевшим лицом и, мыча, как бык, протолкался вперед мимо рабочих, сидевших в ожидании на скамьях.
- Глядите, какую штуку он со мной сыграл! Пустите меня к нему! Эй, вы! Что это значит? - Он размахивал листком перед глазами Эндрью.
Эндрью сделал вид, что читает. На бумажке были написано его собственной рукой: "Сим удостоверяется, что Бен Ченкин страдает от последствий неумеренного употребления спиртных напитков, но вполне трудоспособен. Подписал Э. Мэнсон, бакалавр медицины".
- Ну-с, что же вам угодно? - спросил он.
- Стагм! - заорал Ченкин. - Давайте свидетельство о стагме. Какого черта вы меня дурачить вздумали? Я пятнадцать лет болею стагмом!
- А сейчас у вас его больше нет, - сказал Эндрью.
У открытых дверей собралась целая толпа. Он заметил голову Экхарта, с любопытством выглядывавшего из соседнего кабинета, Геджа, злорадно наблюдавшего всю эту суматоху сквозь свою решетку.
- В последний раз спрашиваю - дадите вы мне листок или нет? - прокричал Ченкин.
Эндрью вышел из себя.
- Нет, не дам! - заорал он в свою очередь. - И убирайтесь вон отсюда, пока я вас не выставил за дверь.
Грудь Бена ходила ходуном. Он посмотрел на Эндрью, словно хотел его уничтожить. Но затем опустил глаза, повернулся и, бормоча проклятия и угрозы, вышел.
В ту же минуту Гедж вышел из-за перегородки и развинченной походкой направился к Эндрью. Он с меланхолическим удовольствием потирал руки.
- А знаете, кого вы только что так отбрили? Это Бен Ченкин. Его сын - видный член комитета.
История с Ченкиным вызвала огромную сенсацию. Весь участок Мэнсона мигом загудел, как улей. Одни находили, что это "хороший урок", а некоторые даже - что это "чертовски хороший урок Бену, который постоянно плутует". Но большинство было на стороне Бена. Особенно злились на нового доктора те, кто до сих пор умудрялся, будучи здоровым, получать пособие по болезни и не работать. Обходя квартиры больных, Эндрью ощущал направленные на него угрюмые взгляды. А вечером в амбулатории столкнулся с еще более неприятным доказательством своей непопулярности.
