Жирный детина бросил вокруг себя пытливый взгляд и, уверенный в своей полной безопасности, прокричал над ухом старой леди:
— Мисс Рэчел!
— Чтоо-о? — воскликнула старая леди пронзительным голосом. — Говорите громче.
— Мисс Рэчел, — проревел еще раз детина.
— Мою дочь!!!
Толстые щеки Джо залоснились и раздулись, когда он, вместо ответа, утвердительно кивнул своей головой.
— И она не противилась! — воскликнула старая леди.
Джо выказал снова зубы и сказал:
— Я видел, как она сама целовала и обнимала раненого джентльмена.
Если б мистер Джингль из своей засады мог видеть выражение лица старой леди, пораженной неожиданной вестью, громкий смех, нет сомнения, обличил бы его присутствие подле таинственной беседки. Он притаил дыхание и старался не проронить ни одного звука. В беседке между тем раздавались отрывочные фразы вроде следующих: «Без моего позволения!» — «В ее лета!» — «Боже мой, до чего я дожила!». Все это слышал мистер Джингль и видел потом, как жирный детина, постукивая каблуками, вышел из беседки на свежий воздух.
Обстоятельство довольно странное, но тем не менее возведенное на степень очевидного факта: мистер Джингль через пять минут после своего прибытия на Менор-Фарм решился и дал себе честное слово — овладеть во что бы то ни стало сердцем незамужней тетушки. С первого взгляда он заметил, что его бесцеремонное и смелое обращение совершенно приходилось по душе старой деве, и он рассчитал наугад, что лучшим ее достоинством, без сомнения, должно быть независимое состояние, принадлежавшее ей по праву наследства. Предстояла теперь неотложная необходимость так или иначе затеснить, отстранить или сокрушить своего счастливого соперника: мистер Джингль решился приступить к этой цели смело и прямо. Фильдинг говорит остроумно и справедливо: «Мужчина то же, что огонь, и сердце женщины — фитиль для него: князь тьмы зажигает их по своей воле». Мистер Джингль, великий практический философ, знал очень хорошо, что молодой человек, как он, для такой особы, как незамужняя тетушка, был опаснее всякого огня. Он решился попробовать свою силу.
Исполненный глубоких размышлений насчет этого предмета, он выступил журавлиным шагом из своей засады и пошел вперед по направлению к джентльменскому дому. Фортуна, казалось, сама распорядилась помогать его планам. Мистер Топман и другие джентльмены стояли у садовой калитки, и вслед за ними появились молодые девушки, которым тоже вздумалось погулять после своего завтрака. Крепость осталась без прикрытия.
Дверь гостиной была немного притворена. Мистер Джингль заглянул: незамужняя тетушка сидела за шитьем. Он кашлянул, она подняла глаза и улыбнулась. Нерешительность и колебание были совсем незнакомы мистеру Альфреду Джинглю. Он таинственно приставил палец к своим губам, вошел и запер за собою дверь.
— Мисс Уардль, — сказал мистер Джингль, приняв на себя озабоченный вид, — извините… короткое знакомство… церемониться некогда… все открыто!
— Сэр! — воскликнула незамужняя тетушка, изумленная неожиданным появлением незнакомца.
— Тише… умоляю… важные дела… толстый слуга… пухлое лицо… круглые глаза… мерзавец.
Здесь он выразительно кивнул своей головой; незамужнюю тетушку пронял невольный трепет.
— Вы намекаете, если не ошибаюсь, на Джозефа? — сказала Рэчел, стараясь сообщить спокойное выражение своему лицу.
— Да, сударыня… черт его побери… проклятый Джо… изменник… собака… все сказал старой леди… вспыхнула, пришла в отчаяние… дико… беседка… Топман… обнимает и целует… не противится… что вы на это скажете, сударыня?
— Мистер Джингль, если вы пришли издеваться надо мной, обижать беззащитную девушку…
— Совсем нет… помилуй бог!.. слышал все… сообразил… пришел предостеречь, предложить услуги… сорвать маску. Думайте, что хотите… сделал свое дело… иду.
И он поспешно повернулся к дверям.
— Что мне делать? Что мне делать? — завопила бедная дева, заливаясь горькими слезами. — Брат рассердится ужасно!
— Рассвирепеет… иначе нельзя… семейная обида.
— Что ж мне сказать ему, мистер Джингль? — всхлипывала незамужняя тетушка, терзаемая страшным припадком отчаяния. — Научите, присоветуйте!
— Скажите, что ему пригрезилось, и больше ничего, — холодно отвечал мистер Джингль.
Луч надежды озарил страждущую душу горемычной девы. Заметив это, мистер Джингль смелее начал развивать нить своих соображений.
— Все вздор, сударыня… очень натурально… заснул, пригрезилась красавица… кошмар… все поверят… понимаете?
Была ли незамужняя тетушка обрадована возможностью ускользнуть от опасных следствий сделанного открытия или, быть может, приписанный ей титул красавицы значительно умягчил жестокость ее печали — утвердительно сказать мы не можем ни того, ни другого. Как бы то ни было, ее щеки покрылись ярким румянцем, и она бросила благодарный взгляд на мистера Джингля.
Понимая в совершенстве свою роль, мистер Джингль испустил глубокий вздох, вперил на пару минут свои глаза в желтое лицо старой девы, принял мелодраматическую позу и внезапно устремил свой взор на небеса.
— Вы, кажется, страдаете, мистер Джингль, — сказала сострадательная леди жалобным тоном, — вы несчастны. Могу ли я, в благодарность за ваше великодушное участие, вникнуть в настоящую причину ваших страданий? Быть может, мне удастся облегчить ваше горе?
— Облегчить? Ха, ха, ха! И это говорите вы, мисс Уардль? Вы говорите, тогда как любовь ваша принадлежит человеку, неспособному понимать свое счастье, человеку, который даже теперь рассчитывает на привязанность племянницы того самого создания… который… но нет!.. Нет! Он мой друг: я не буду выставлять на позор его безнравственные свойства. Мисс Уардль — прощайте!
В заключение этой речи, принявшей, быть может, первый раз на его языке последовательную логическую форму, мистер Джингль приставил к своим глазам коленкоровый лоскут носового платка и сделал решительный шаг к дверям.
— Остановитесь, мистер Джингль! — возопила незамужняя тетушка. — Ваш намек относится к мистеру Топману: объяснитесь.
— Никогда! — воскликнул мистер Джингль театральным тоном. — Никогда!
И в доказательство своей твердой решимости он придвинул стул к незамужней тетушке и уселся рядом с ней.
— Мистер Джингль, — сказала незамужняя дева, — я прошу вас, умоляю, заклинаю… откройте ужасную тайну, если она имеет какую-нибудь связь с моим другом.
— Могу ли я, — начал мистер Джингль, пристально вперив глаза в лицо незамужней тетушки, — могу ли я видеть, как безжалостный эгоист приносит в жертву прелестное создание… Но нет, нет! Язык отказывается объяснить…
— Именем всего, что дорого для вашего растерзанного сердца, — вопила незамужняя дева, — умоляю, объясните.
Мистер Джингль, казалось, несколько секунд боролся с собственными чувствами и потом, преодолев внутреннее волнение, произнес твердым и выразительным тоном:
— Топман любит только ваши деньги!
— Злодей! — воскликнула мисс Уардль, проникнутая насквозь страшным негодованием.
Сомнения мистера Джингля решены: у незамужней тетушки были деньги.
— Этого мало, — продолжал кочующий актер, — Топман любит другую.
— Другую! — возопила тетка. — Кого же?
— Смазливую девушку с черными глазами, вашу племянницу — Эмилию.
Продолжительная пауза.
С этого мгновения в груди старой девы заклокотала самая непримиримая ненависть к мисс Эмилии Уардль. Багровая краска выступила на ее лице и шее; она забросила свою голову назад с выражением самого отчаянного презрения и злобы. Закусив, наконец, свои толстые губы и вздернув нос, она прервала продолжительное молчание таким образом:
— Нет, этого быть не может. Я не верю вам, мистер Джингль.
— Наблюдайте за ними, — отвечал кочующий актер.
— Буду.
— Замечайте его взоры.
— Буду.
— Его шепот.
— Буду.
— Он сядет за стол подле нее.
— Пусть себе.
— Будет любезничать с ней.
— Пусть.
— Станет расточать перед ней всю свою внимательность.
— Пусть.
— И он бросит вас с пренебрежением.
— Меня бросит! — взвизгнула незамужняя тетушка. — Меня!
И в припадке бешеной злобы она заскрежетала зубами. Глаза ее налились кровью.
— Убедит ли это вас?
— Да.
— Вы будете равнодушны?
— Да.
— И вы оставите его?
— Да.
— Он не будет иметь места в вашем сердце?
— Да.
— Любовь ваша будет принадлежать другому?
— Да.
— Честное слово?
— Честное слово.
Мистер Джингль бросился на колени и пять минут простоял у ног незамужней леди: ему обещали подарить неизменно вечную любовь, как только гнусная измена Топмана будет обнаружена и доказана.
В этот же самый день, за обедом, блистательным образом подтвердились слова мистера Альфреда Джингля. Незамужняя тетушка едва верила своим глазам. Мистер Треси Топман сидел подле Эмилии Уардль напротив мистера Снодграса, улыбаясь, шептал, смеялся и выдумывал поэтические комплименты. Ни одним взглядом, ни одним словом не удостоил он владычицы своего сердца, которой так недавно клялся посвятить всю свою жизнь.
