— Позвольте мистрисъ Мезонъ, вѣдь я вовсе не могу считаться одною изъ самыхъ прилежныхъ; боюсь даже: мнѣ кажется что я вовсе не прилежна. Я была такая усталая; я задумывалась; а когда я думаю, то не могу быть внимательна къ работѣ.
Она остановилась, полагая, что довольно ясно высказала свое мнѣніе. Но мистриссъ Мезонъ не поняла и не желала дальнѣйшихъ объясненій.
— Хорошо, моя милая; постарайтесь выучиться думать и работать въ одно и тоже время, а если этого нельзя, то перестаньте думать. Вы знаете, что опекунъ вашъ ждетъ отъ васъ большихъ успѣховъ въ вашемъ занятіи; надѣюсь, что вы оправдаете его ожиданія.
Но дѣло было не въ этомъ. Руфь подождала еще съ минуту, хотя мистриссъ Мезонъ взялась за свою работу съ тѣмъ видомъ, который иной дѣвушкѣ, не «новенькой» ясно сказалъ бы, что она не желаетъ продолжать на этотъ разъ разговора.
— Во если я не была прилежна, то не слѣдуетъ и брать меня. Миссъ Вудъ гораздо болѣе моего трудилась, да и многія другія также.
— Несносная дѣвчонка! проворчала мистриссъ Мезонъ: я почти готова оставить ее дома за то, что она мнѣ такъ надоѣдаетъ.
Но взглянувъ на Руфь, она была какъ впервые поражена ея замѣчательною красотою. Какъ было не похвастать этими правильными линіями выразительнаго лица, этими черными бровями и глазами, каштановыми волосами и прекраснымъ станомъ? Нѣтъ, прилежна ли, лѣнива ли миссъ Гильтонъ, а она должна показаться на балѣ ныньче вечеромъ.
— Миссъ Гильтонъ, сказала мистриссъ Мезонъ съ холоднымъ достоинствомъ: — я не привыкла (какъ эти дѣвицы могутъ заявить вамъ) давать отчета въ моихъ рѣшеніяхъ. Что я сказала, то дѣло рѣшоное и я имѣю на то свои причины. Сядьте же на ваше мѣсто и постарайтесь быть готовы въ восьми часамъ. Ни слова болѣе! добавила она, полагая, что Руфь намѣрена возражать.
— Дженни, тебѣ слѣдовало бы идти, а не мнѣ, сказала Руфь довольно громко, садясь подлѣ миссъ Вудъ.
— Тсъ, Руфь. Я не пошла бы, еслибы и могла; я кашляю. Я охотнѣе уступила бы тебѣ чѣмъ другой, еслибы идти была моя очередь. Предположи, что это такъ и прими удовольствіе будто отъ меня въ подарокъ. Ты раскажешь мнѣ все что увидишь.
— Ну хорошо, я такъ и принимаю это, а не то что какъ-будто я сама заслужила. Благодарю тебя. Ты не можешь представить какое удовольствіе это мнѣ теперь доставитъ. Минутъ пять я даже очень прилежно работала прошлую ночь, послѣ того какъ намъ было обѣщано. Вотъ какъ мнѣ хотѣлось на балъ попасть! Но долго-то я не выдержала бы. О милая! и такъ я увижу танцы, увижу внутренность этой пышной залы!
Вечеромъ, въ условный часъ, мистриссъ Мезонъ собрала своихъ «дѣвицъ» къ себѣ на смотръ, передъ тѣмъ чтобъ показать ихъ благородному собранію; она сзывала ихъ такъ торопливо, громко, сердито, что походила на курицу, кудахтающую по своимъ цыплятамъ. Судя по строгому осмотру, можно было предположить, что роль этихъ дѣвицъ на предстоящемъ вечерѣ должна быть гораздо важнѣе роли временныхъ горничныхъ.
— Это ваше лучшее платье, миссъ Гильтонъ? спросила не совсѣмъ довольнымъ тономъ мистриссъ Мезонъ, осматривая Руфь, на которой было ея единственное, праздничное платье, черное толковое, уже довольно поношеное.
— Лучшее, мистриссъ Мезонъ, отвѣтила Руфь спокойно.
— Будто? ну нечего дѣлать (Все несовсѣмъ-довольнымъ тономъ). — Вамъ извѣстно, дѣвицы, что нарядъ есть вещь второстепенная. Главное, — поведеніе. А все же, миссъ Гильтонъ, вы конечно напишете вашему опекуну, чтобы онъ выслалъ вамъ денегъ на другое платье. Досадно, что я ранѣе объ этомъ не подумала.
— Не думаю, чтобы онъ выслалъ, хотя бы я и написала, тихо отвѣтила Руфь. — Онъ сердился за то, что я шаль просила, когда наступили холода.
Мистриссъ Мезонъ слегка толкнула ее, отпуская отъ себя, и Руфь присоединясь къ другимъ дѣвицамъ, встала подлѣ друга своего, миссъ Вудъ.
— Ничего, Руфочка, ты все же лучше всѣхъ ихъ, сказала веселая, добродушная дѣвушка, слишкомъ простодушная, чтобы быть способною къ зависти.
— Что въ томъ, что я хороша, грустно отвѣтила Руфь: — когда у меня нѣтъ платья понаряднѣе; это уже такое истасканое. Мнѣ самой стыдно, а мистриссъ Мезонъ, я вижу, вдвое стыднѣе. Ужь лучше бы мнѣ не ходить. Я не знала, что намъ придется думать о нашихъ собственныхъ нарядахъ, а то и желать не стала бы идти.
— Ничего, Руфь, сказала Дженни. — Теперь тебя осмотрѣли, а потомъ мистриссъ Мезонъ будетъ слишкомъ занята, чтобы думать о тебѣ и о твоемъ платьѣ.
— Слышали? Руфь Гильтонъ говоритъ сама про себя, что она хороша! шепнула одна дѣвушка другой такъ громко, что Руфь услыхала.
— Что же, когда я это знаю, отвѣтила та просто: — когда мнѣ многіе, говорили.
Наконецъ приготовленія были кончены и общество весело отправилось морознымъ вечеромъ. Движеніе дѣйствовало такъ воодушевительно, что Руфь почти плясала дорогою и совершенно позабыла о поношеныхъ платьяхъ и о ворчливыхъ опекунахъ. Домъ собранія поразилъ ее болѣе чѣмъ она ожидала. По стѣнамъ лѣстницы были нарисованы человѣческія фигуры, казавшіяся привидѣніями въ полутемнотѣ, гдѣ съ почернѣвшей канвы глядѣли однѣ ихъ странно-неподвижныя лица.
Молодыя портнихи должны были разложить по столамъ прихожей свои матеріялы и все приготовить прежде нежели осмѣлиться заглянуть въ танцовальный залъ, гдѣ музыканты уже настраивали инструменты и двѣ-три поденщицы (странный контрастъ! въ грязныхъ, разстегнутыхъ платьяхъ) съ неумолкаемою болтовнею, раздававшеюся подъ сводами вала, доканчивали сметать пыль со стульевъ и скамеекъ.
Онѣ ушли при появленіи Руфи съ ея подругами. Послѣднія весело и свободно болтали въ передней, пока голоса ихъ не стихли въ почтительномъ шопотѣ при видѣ пышнаго величія старинной залы. Она была такъ велика, что на противоположномъ концѣ ея предметы различались какъ сквозь туманъ. Вокругъ по стѣнамъ висѣли портреты важнѣйшихъ лицъ графства, въ разнообразнѣйшихъ костюмахъ, отъ временъ Гольбейна и до настоящаго времени. Высокаго потолка не было видно, потомучто не всѣ еще лампы были зажжены, а между тѣмъ въ богато-расписанныя, готическія окна падалъ съ одной стороны лунный свѣтъ и яркими красками разсыпался по полу, будто насмѣхаясь надъ усиліями искуственнаго свѣта освѣтить хотя небольшое разстояніе.
Высоко на верху побрянчивали музыканты, несмѣло пробуя наигрывать несовсѣмъ хорошо извѣстные имъ мотивы. Переставая играть, они разговаривали и голоса ихъ замогильно звучали изъ темнаго угла, гдѣ мерцали то и дѣло переносимыя съ мѣста на мѣсто свѣчи, напоминая Руфи прихотливые зигзаги блудящихъ огней.
Но вдругъ въ комнатѣ вспыхнулъ яркій свѣтъ. На Руфь это не произвело большого впечатлѣнія, и она гораздо охотнѣе повиновалась теперь строгому приказанію мистриссъ Мезонъ всѣмъ имъ собраться въ переднюю, чѣмъ еслибы оно было дано когда въ комнатѣ былъ таинственный полумракъ. Теперь мастерицамъ было довольно дѣла, прислуживая толпою нахлынувшимъ дамамъ; голоса ихъ совершенно заглушили слабые звуки оркестра, котораго Руфи такъ хотѣлось послушать. Но если одно удовольствіе было меньше чѣмъ она ожидала, за то другое превзошло ея ожиданія.
«Съ уговоромъ», въ который вошло такое множество мелкихъ замѣчаній, что Руфь думала имъ и конца не будетъ, мистриссъ Мезонъ позволила имъ стоять у боковой двери и смотрѣть. Что это было за прекрасное зрѣлище! Скользя подъ живую, игривую музыку, то удаляясь и походя на волшебныя гирлянды цвѣтовъ, то приближаясь и становясь прелестными женщинами, убранными всею роскошью моды, танцовало избранное общество графства, мало заботясь о томъ чьи глаза слѣдили за нимъ и были имъ ослѣплены. На дворѣ было холодно, безцвѣтно, однообразно и все покрыто снѣгомъ; а тутъ въ залахъ такъ тепло, свѣтло; цвѣты напояли воздухъ ароматомъ, увѣнчивали головы, покоились на груди, какъ-будто среди лѣта. Яркія краски мелькали передъ глазами, красиво сочетаясь въ быстромъ движеніи танца. Улыбка сіяла на всѣхъ лицахъ и веселый говоръ наполнялъ гуломъ залъ, въ промежуткахъ музыки.
Руфь не старалась всматриваться въ личности, составлявшія это веселое и блестящее цѣлое; съ нея было довольно глядѣть и мечтать о сладостяхъ жизни, въ которой эта музыка, это обиліе цвѣтовъ, брильянтовъ, роскоши превыше всякаго описанія, красоты всѣхъ формъ и красокъ, было обыденною вещью. Она не нуждалась узнавать кто были эти люди, хотя многимъ изъ ея подругъ каталогъ именъ доставлялъ большое удовольствіе.
Это исчисленіе только непріятно развлекало Руфь и чтобы избѣжать слишкомъ быстраго толчка въ дѣйствительную жизнь съ миссами Смитъ и съ мистриссами Томсонъ, она вернулась на свое мѣсто въ переднюю. Тутъ она стояла, погрузясь въ думы и въ мечты. Ее рѣзко вернулъ къ дѣйствительности раздавшійся подлѣ нея голосъ. Съ одною изъ танцующихъ дамъ случилось несчастье. Легкое платье ея было подколото букетами цвѣтовъ; одинъ изъ нихъ упалъ во время танцевъ и распустившіяся складки влачились по полу. Чтобы помочь бѣдѣ, она попросила своего кавалера отвести ее въ комнату, гдѣ должны были находиться прислужницы. Тамъ никого не было, кромѣ Руфи.
